Малькан. Мы были в пехоте
Шрифт:
Остатки нашего батальона, в котором и роты не наберётся, по приказу командира должны выйти со всеми на дорогу и держаться на ней, пока не пройдёт хозяйственный обоз с ранеными. И только потом, прикрывая обоз идти следом…
Когда стемнело, пошли в атаку. Немцы отстреливались отчаянно. Мы залегли, опять пошли и снова залегли. Рядом лежал Мишка, и Сашка подумал, – Хорошо, когда есть такие друзья как Мишка. С ним и в атаку идти не страшно, – а Мишке сказал, – Странно, когда тут немцы успели создать такую оборону.
Тут командир прокричал, –
– Что Сашка? Это есть наш последний? – и Мишка посмотрел на него с решительностью рвать всех.
– Мы их порвём, – подумал Сашка и примкнул штык.
– За родину! В атаку! Ура…а! – голос командира пронзил всё вокруг.
Все закричали, – Ура…а!
И оставшиеся в живых поднялись и пошли на немцев. Немцы отчаянно стреляли, но на них набросились грязные, уставшие, но остервеневшие наши бойцы…
Подбегая к немцу, Сашка выстрелил. Тот упал. Тут Сашка увидел, что в него стреляет другой, – Как он промахнулся?
Сашка бьёт его штыком, и начался рукопашный, – Сдохни!
Почему-то ныла левая рука. Сашка взглянул и увидел кровь. – Значит, немец не промахнулся. Вот уже последние немцы. Ага! Получили!
Быстро заняли оборону у дороги. Пошёл обоз.
Мишка спросил Сашку, – Ты как? – Да царапнуло.
– Иди к санитарам. – Успеется. Смотри, ещё немцы.
Обоз как раз перешёл дорогу и уходил в лес. Осталось только прикрыть. Подъехали несколько мотоциклов и грузовик. У немцев с мотоцикла стал всех поливать пулемёт так, что не поднять головы.
Сашка решился, приподнялся и выстрелил. И одновременно выстрел раздался слева. Мишка тоже выстрелил. Пулемёт замолк. Сашка посмотрел на Мишку и тот кивнул.
Немцы пошли в атаку. Снова началась рукопашная. Но теперь нужно было, как можно скорее уходить в лес за обозом.
Сашка пошёл помочь Мишке, на которого навалился здоровый немец. Но вдруг у Сашки потемнело в глазах…
Остатки 245-й стрелковой и других дивизий участвовавших в наступлении, вышли из окружения и соединились с войсками Красной армии…
Роль контрудара Красной армии под Старой Руссой в сражении за Ленинград трудно переоценить. Историки назовут этот контрудар Гамбитом Ватутина. Вермахту пришлось для отражения удара развернуть не малые силы в числе моторизованных дивизий и авиакорпус от наступления на Ленинград. Благодаря стойкости солдат Красной армии немецкие силы надолго были скованы в боях под Старой Руссой, и ленинградцы успели создать оборону и выстоять.
Глава четвёртая. Без вести.
Когда муж ушёл на войну, Татьяне совсем стало тяжело беременной управляться с хозяйством, смотреть за детьми, а ещё и работать. Мать тяжело болела и уже почти не ходила. Отец постоянно находился около неё. И свёкор Григорий с женой стали, как могли, помогать Татьяне. Золовка Аня, сестра Сани, приходила иногда помочь. В сельсовете жёнам фронтовиков стали давать пособие, и стало полегче.
Письмо от Сани Татьяна получила в августе. Писал, что только обучают. На передовой ещё не был. Что любит и помнит. Что вернётся домой с победой. И чтобы поцеловала детей. Аня тоже получила письма от Петра и от Ивана для родителей. А когда Татьяна навещала больную мать, отец читал письмо от Василия…
В сентябре Татьяна разродилась девочкой. Назвали Галиной. Но на одно пособие не проживёшь с тремя детьми, и Татьяна сразу начала работать. Дочку привязывала к себе и работала.
Все ждали писем с фронта. Но в октябре в деревню пришла первая похоронка. И с этого дня люди уже не бежали навстречу почтальону, а ждали, и с надеждой, и со страхом. Чью он назовёт фамилию. В чей дом придёт весть.
Когда мужики ушли на войну, председатели не смогли организовать нормальную работу без мужиков, и почти все колхозы план не выполнили. Но арестовывать председателей не стали. Провели разъяснительную работу и наказали. Как результат, колхозникам за работу не заплатили. Но люди всё равно несли в сельсовет всё, что могли, тёплые носки, штаны, кофты, соленья, варенья, всё, что могло приблизить победу. И всё это отправлялось бойцам на фронт…
В ноябре Татьяну вызвали в сельсовет. Председатель пригласил пройти в кабинет и сесть, – А что, Татьяна, ты давно не получала писем от мужа своего?
Татьяну чуть не хватил удар, но она взяла себя в руки, – Неужели, похоронка. – подумала она.
– В августе последнее было, – Татьяна сжала пальцы и напряглась.
– Да ты не нервничай, успокойся, неизвестно пока что с ним. Вот, – и председатель протянул бумагу.
Татьяна взяла и стала читать, – "Извещение. Ваш муж красноармеец Ожегов Александр Григорьевич, уроженец… находясь на фронте, пропал без вести в сентябре 1941 г. Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии…"
– Дайте попить, а то у меня всё перехватило, – председатель налил воды и дал Татьяне. Она выпила. – Значит пропал. Как же жить-то теперь. Господи, ведь у меня трое. За что же мне это?
– Татьяна, перестань причитать! – председатель повысил голос, – Может быть, найдётся ещё. А дети ваши не пропадут. Государство не бросит. Поможем.
– А когда в тридцать третьем у меня дети умирали от голода, вы много помогли?
– Замолчи! Тогда у всех беда была. Однако спасли людей, привезли муку и накормили. И сейчас накормим…
Татьяна встала и пошла на выход.
– Постой, Татьяна, тут такое дело.
Она повернулась к председателю. – Что ещё?
– Пособие семьи военнослужащего ты больше получать не будешь.
– Там про пенсию написано, – Татьяна с надеждой посмотрела на председателя.
– Там написано, что ты можешь ходатайствовать на пенсию. А её могут утвердить или не утвердить, будет проверка.
– Как же так? И без пенсии, и без пособия. Тогда пусть дают пособие. Ведь он может быть живой. Может быть, он воюет где-нибудь.