Шрифт:
Джон Уэйн
Малое небо
Пер.
– А.Николаевская
Анне
Едва показались высокие стальные арки вокзала, поезд начал тормозить, зато в вагонах темп жизни стал быстрее. Только что пассажиры спокойно листали газеты или негромко переговаривались, а сейчас нетерпеливо поглядывали в окна, складывали вещи, вставали с мест и надевали пальто. Шестьдесят пять миль поезд шел, не сбавляя скорости, и в том, что теперь он замедлил ход, им чудилась какая-то волнующая новизна, похожая на прелюдию к самым неожиданным происшествиям.
Из яркого света осеннего
Направляясь к входу в метро, мужчина внезапно замедлил шаг возле ряда скамеек в зале ожидания, на лице его застыла вежливая, вопрошающая улыбка. Он увидел знакомого и подошел ближе к этому человеку, своему ровеснику, в плаще и серой твидовой кепке.
– Хелло, Артур!
– радостно воскликнул он.
Десять лет назад он бы наверняка сказал: "Хелло, Джири!" - но, идя в ногу со временем, он усвоил новомодную привычку звать по имени даже малознакомых людей. Мужчина, с которым он поздоровался, сидел скрестив руки на груди и о чем-то напряженно думал; услышав приветствие, он поднял глаза, узнал окликнувшего и ответил:
– Хелло, Филип! С поезда?
– Да. А вы?
– Нет.
– Джири молчал, с интересом глядя на собеседника и ожидая, что еще тот скажет.
– Понятно, - Филип слегка помялся.
– Вы не хотите выпить со мной чашку кофе? Я частенько захожу в вокзальное кафе, там гораздо лучше, чем в поездах, да и дешевле.
– Точно. В кафе на первой платформе он крепче, - угрюмо подтвердил Джири.
– А всюду тут дают какую-то бурду, куда хуже, чем в поезде. Что ж, - заключил он подымаясь, - время у меня есть. Пойдемте, выпьем по чашке.
Они прошли по перрону в кафе, и Джири заказал две чашки, отклонив вежливую просьбу Филипа Робинсона позволить ему расплатиться за себя самому. Они сели друг против друга и стали рассеянно оглядываться по сторонам, словно подыскивая тему для разговора.
– Так вы говорите, приехали не этим поездом?
– Нет, - ответил Джири.
– Я тут уже порядочно.
Робинсон хотел что-то сказать, но не решился, поднес чашку к губам, сделал глоток, помедлил еще несколько секунд и наконец осмелел:
– Как вы себя чувствуете?
– Довольно сносно.
– Нас с Дженифер весьма огорчила вся эта история, - мягко заметил Робинсон.
Джири пожал плечами:
– А что оставалось делать?..
– Да, но... это всегда трудно дается. Где вы сейчас живете?
– В гостинице, - ответил Джири.
Робинсон помолчал, раздумывая, стоит ли продолжать разговор на такую тему. Он никогда не был близок с Джири. Вроде сказал достаточно - а просто обойти молчанием всю эту историю было бы
– Вы ездите из города?
– спросил он.
– В институт, я имею в виду.
– Из института я ушел.
Это сообщение поразило Робинсона.
– Без вас им будет трудно.
Джири невозмутимо пил свой кофе, сдувая дрожащий парок над чашкой.
– Мне пора.
– Робинсон сделал последний глоток и встал.
– Вы идете? Я беру такси до Саут-Кенсингтона. Нам не по пути?
– Нет, благодарю, - улыбнулся Джири.
– Я останусь тут.
Робинсон испытующе посмотрел на Джири. Неужели он решил провести на вокзале весь день? Заболел, что ли? Правда, выглядит он вполне нормально цветущий, элегантный, подтянутый. Значит, все в порядке, успокоился Робинсон и попрощался, сказав учтиво, что неплохо бы как-нибудь снова повидаться.
Когда Робинсон исчез из виду, Джири вышел на перрон, купил в киоске газету, пробежал глазами заголовки и не спеша вернулся в буфет к своему недопитому кофе. Официант, вестиндец, подвез тележку и забрал пустую чашку, но Джири продолжал сидеть за столиком, погруженный в чтение, обычная картина: спокойный мужчина средних лет, которому некуда торопиться.
Робинсон рассчитывал успеть на поезд, отходивший в половине пятого. Однако говорливый председатель затянул заседание комитета почти на три часа, хотя предполагалось, что оно продлится не больше двух; потом такси попало в пробку, и до вокзала он добрался только в самый час пик, что вконец вывело его из себя.
На улице смеркалось, помещения вокзала заливал холодный электрический свет. Вечер выдался туманный и знобкий. Если смотреть из теплого, удобного вагона, то погружающиеся в сумрак улицы кажутся знакомыми и безмятежными; желтые квадраты окон напоминают о домашнем уюте, о чае с гренками; потом, когда город уже позади, наслаждаешься зимним покоем темнеющих равнин; а сам вокзал - как пограничный пункт, как преддверие ада. Сгорбленные фигуры, изможденные лица, шаркающая походка - каждый влачит свое тело в потоке других таких же тел, заточенный в свое одиночество среди тысяч себе подобных. В равнодушном ожидании застыли поезда. Гигантские, словно гробы, локомотивы, жаркий запах машинного масла.
С "дипломатом", оттягивающим руку, Робинсон пристроился в длинной очереди у турникета, преградившего выход на платформу. Он смотрел на состав, нетерпеливо ожидая, когда можно будет наконец спокойно сесть на свое место. Казалось, пока контролер закомпостирует его билет, пройдет вечность. Очередь постоянно прорезали шныряющие по вокзалу пассажиры, длинный хвост то и дело распадался на отдельные кучки, пропуская бесконечную вереницу лениво ползущих почтовых тележек, которые тянул за собой небольшой красный автокар. Бестолковая суета была на руку ловкачам они смело вклинивались в голову очереди, и Робинсон, простояв почти двадцать минут, не сдвинулся с места. Раздражение его сменилось злостью; вытянув шею, он стал заглядывать поверх голов тех, кто стоял впереди. Он видел поезд, медлительного бестолкового контролера и вдруг - снова заметил Джири.