Мальтийский крест

Звягинцев Василий Дмитриевич

Со своими двадцатью пятью надводными узлами, даже двадцатью, лодка догонит баркас через пять минут. И наверняка постарается взять в плен. Если бы хотели просто убить — как раз подходящая дистанция для стрельбы из палубной «сотки». А теперь уже и для спаренного пулемёта. А не стреляют. Или заложники им нужны, или просто уточнить захотелось, кого на этот раз потопили, в темноте флаг не разобрали.

Поручик смотрел на приближающийся сзади и немного слева форштевень, разбрасывающий по сторонам веера сияющей пены, на узкую башню рубки с торчащими трубами перископа и шнорхеля. Начали различаться фигуры людей, толпящихся на артиллерийской площадке и в так называемом «лимузине» [153] .

153

Верхняя

площадка рубки подводной лодки, окружённая открытым сверху, остеклённым фальшбортом.

«Да они просто собираются нас таранить, — осознал поручик. — Сбрасывать ход, чтобы швартануться к баркасу — поздно. Вот же падлы! Ударят форштевнем, пройдутся по уцелевшим корпусом и винтами — и на глубину. Свидетелей не останется. Ну так получайте!»

Когда до лодки осталось не больше кабельтова, боцман резко затабанил [154] и переложил румпель вправо до упора.

Баркас увело в сторону, метров на сорок, но достаточно, чтобы форштевень его не зацепил. Двухтысячетонная субмарина к таким маневрам была не приспособлена. И на то, чтобы осмыслить происходящее, отдать хоть какую-то команду, всему комсоставу лодки, вылезшему наверх в предвкушении развлечения, артиллеристам, пулемётчикам, сигнальщикам — времени тоже не оставалось. Совсем. Даже перекреститься, если верующий.

154

Табанить — грести в обратную сторону, чтобы выполнить разворот шлюпки или дать ей задний ход. В данном случае боцман переключил на реверс муфту редуктора.

— Взво-од! Огонь! — скомандовал поручик, вставший на банке во весь рост, демонстрируя собственное презрение к смерти и уверенность в победе. Очевидной.

Четырнадцать автоматов и четыре пулемёта хлестнули в упор, сметая отлично видимые при свете полной луны фигуры на палубе и мостике. С такой дистанции не промахнулся бы и солдат-первогодок, а во взводе служили парни, заканчивающие службу. Поход на теплоходе — «дембельский аккорд».

В течение пяти секунд на палубе убиты были все, а рубка издырявлена бронебойными пулями в такое решето, что погружаться не имело никакого смысла. И шахта перископа перебита, и шнорхель. Тем более что и команду на погружение отдать было некому.

Баркас ткнулся кормой в кранцы на борту лодки, и специально к такому делу подготовленные бойцы, во главе с поручиком, рванулись через скобтрапы с обеих сторон рубки к верхнему люку, и — вниз.

— Только механиков не трогать! — успел прокричать поручик. Пусть в такой команде не было необходимости. Внутри лодки сопротивления не оказал никто. Единственный вахтенный штурман, не выпущенный наверх своим командиром, в центральном посту получил прикладом по зубам и отключился от дальнейшего. Люки между отсеками, что поразительно, были отдраены все.

— Кто же так воюет, мать вашу?! — нецензурно удивился один из старшин, кое-что знавший о службе на подплаве [155] .

Поручик устроился в вертящемся кресле ныне покойного командира перед перископом. К нему подвели человека, назвавшегося стармехом, или, по-русски, «дедом» данного «Наутилуса».

— Что, сволочь, надводным ходом до Хайфы дойдём? — поинтересовался взводный,

цыкая зубом и, вопреки всем правилам, закуривая в «святая святых». Беды в этом не было. Открытый люк и иссечённая пулями рубка создавали нормальную вентиляцию.

155

Подплав — общее наименование служб подводного флота.

— Дойдём, господин… — Стармех, судя по своим нашивкам пребывавший в чине приблизительно капитана второго ранга, очевидно, ждал, что этот младший офицер ему представится.

Но получил только плевок под ноги, на палубу центрального поста.

— Тогда приведите в чувство вот этого, — указал на валявшегося у переборки штурмана, — и поехали. Вот сюда. — Он ткнул пальцем на разложенную на навигационном столе карту. — У меня в команде дураков нет. Одно неправильное движение — пуля в лоб и за борт. Доходчиво?

— Так точно, господин, — и льстиво добавил: — Уже убедились.

— Ну и вперёд. Иди, не отсвечивай… Ромашов, — приказал он старшему унтер-офицеру, замкомвзвода, — выведи наверх кого найдёшь, пусть трупы с палубы в холодильник оттащат. К каждому живому на этой коробке приставь по человеку. Чтобы следом ходил, глаз не спускал. Хер их, раздолбаев, знает, какую они подлянку могут выкинуть, если им и так и так помирать… Чтобы ни один вентиль, ни одну задрайку никто не лапнул, не спросив предварительно разрешения. Всех, кто не имеет отношения к обеспечению хода, — запереть в канатный ящик.

— Николай Егорович, — попросил он боцмана, — вы со своими ребятами тоже приглядывайте. От торпед спаслись, неужто теперь до своих не дошлёпаем? Берите на себя весь распорядок на борту… На руль есть кого поставить?

— Сам стану, приходилось.

— Так и сделаем. В подвахту трёх-четырёх парней возьмите, пусть на ходу учатся. Кто знает, когда своих встретим…

В этот момент поручик Летягин из простого статиста на мировой шахматной доске внезапно превратился в фигуру историческую. Его имя и фотографии скоро заполнят мировые газеты и журналы, несколько раз наверняка покажут по дальновидению. Очень может быть, пригласят как свидетеля выступить с трибуны ООН. Главком ВМФ, а то и сам Император примет орденом Святого Георгия пожаловать, ибо в Уставе прямо записано: «Кто с боем захватит вражеский корабль…».

Подводные лодки Летягину никогда не нравились, даже свои, пусть и спускался он в их таинственные недра несколько раз, в порту, когда приятели приглашали в гости. Искренне считал тех, кто добровольно, в девятнадцать лет поступал в Первое Балтийское имени адмирала Дудорова училище подводного плавания, не совсем нормальными. И вправду, кем же нужно быть, чтобы до конца службы согласиться ползать по тесным отсекам и месяцами не иметь права даже свежего воздуха глотнуть? Ради чего? Какая здесь может быть романтика?

То ли дело — морская пехота!

Вот и сейчас: в отсеках воняло всем сразу — человеческим потом, кислотными испарениями аккумуляторов, выхлопом дизелей, мокрым металлом, бог знает чем ещё. Двигатели гремят, давя на барабанные перепонки, стальной настил вибрирует, даже зубы, если их не сжимать, начинают выстукивать морзянку… Мерзость.

Из центрального поста поручик взбежал по трапу в «лимузин», цепляясь широкими плечами за стенки шахты. Звёзды на головой сияют, солёный ветер с норда наполняет лёгкие, волны с плеском набегают на палубу. Совсем другое дело! Он теперь — полноправный командир и владелец этой «шаланды». И нужно думать не как засидевшемуся в должности взводному, а — стратегически!