Мальтийский крест
Шрифт:
— Поймите, Олег Константинович, я имею в виду абсолютно другое. Маркс и Ленин тут совершенно ни при чём. Хотя в наше движение входит значительное количество группировок и партий ярко левых убеждений. И анархисты, и бакунинцы, наряду с ортодоксальными исламистами, и… — он махнул рукой, не желая перечислять. — Вы же не можете не согласиться, что мир устроен крайне несправедливо?
— Это — на чей взгляд. В России мы вот ухитряемся поддерживать классовую и сословную гармонию. Национальную и религиозную — тоже…
— Судя по последним событиям в Польше — не настолько успешно, как вам кажется, — осторожно съязвил Катранджи.
— А вот тут вы
— Несколько десятков тысяч в составе только вооружённых формирований, — уточнил Катранджи.
— Не имеет значения. Несколько десятков тысяч тщательно распропагандированных и очень хорошо оплаченных сумасбродов, свихнувшихся на «национальной идее». А десять миллионов поляков предпочли продолжить жизнь в составе Империи. Пример независимой Малопольши их не слишком вдохновляет. Одно из беднейших государств Европы, которому нечем гордиться, кроме пресловутой «неподлеглости». Как будто у нас мы запрещаем полякам говорить на своём языке, исповедовать католичество, да и эмигрировать, хоть в Малопольшу, хоть на Мадагаскар. Однако эмиграция — фактически нулевая. Посмотрите справочники.
— Кроме нас, восстание…
— Мятеж, — жестко поправил Олег.
— Ну да. «Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае он называется иначе», — продемонстрировал эрудицию Ибрагим. — Кроме нас, «выступление инсургентов» пусть неявно, но поддержали многие державы вашего ТАОС.
— Пхе! — презрительно сказал Император, закуривая папиросу и подвигая коробку к гостю. — Почитайте фундаментальный труд Данилевского «Россия и Европа». Эти самые державы и Турцию в 1853 и 1878 годах поддержали, что им впоследствии очень даже аукнулось. И бесконечной резнёй на Балканах и в Малой Азии, где турки уничтожали исключительно европейцев и христиан. За европейские деньги. И Мировой войной, где означенные турки англо-французов и греков били сотнями тысяч. Всё это делалось исключительно, чтобы насолить России. Теперь пришла пора пересдать карты, сыграть по новым правилам. Но мы отклонились. Итак — ваш вариант справедливого коммунизма?
— К чему ирония? Коммунизм, по замыслу, именно подразумевает всеобщую справедливость, которая во всех остальных случаях в большом дефиците. Только не нужно говорить мне про всяческие перегибы в реализации этой идеи.
— Да она вся построена на одном грандиозном перегибе. Идея всеобщего равенства абсолютно абсурдна, поскольку предполагает обязательное и непременное подавление всего, что хоть немного выше уровня нищего бездельника. Это же надо додуматься: «Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей, приобретёт же он весь мир!» Пролетариат — это как раз и есть скопище нищих. Латынь не забыли? По-латыни «пролетарий» — имеющий только потомство. И ничего больше. Не путать с рабочими. Рабочий — уважаемый член общества и цеха.
Не зря вожди коммунистического переворота в России не меньше дворян ненавидели так называемую рабочую аристократию, то есть квалифицированных трудящихся, имеющих сравнимые с основной массой общества жизненные стандарты.
Чекменёв со своего «наблюдательного пункта» слышал и чувствовал, что разговор заходит несколько не туда, но ему это даже нравилось. Чем туже закручивается пружина интриги, тем эффектнее и непредсказуемее может получиться результат.
Игорю Викторовичу, в предчувствии грядущих мировых катаклизмов хотелось стать не послом в Лондоне, как он с провокационной целью сказал Олегу, а министром иностранных дел в чине канцлера [92] , с оставлением в подчинении всех имеющих отношение к загранработе спецслужб.
92
Канцлер, по петровской «Табели о рангах» — высший гражданский чин (1-й класс), равный фельдмаршалу в армии.
Это стало бы вершиной карьеры, причём своеобразной синекурой. Не в том смысле, что там можно ничего не делать, пользуясь удобствами и выгодами положения, а наоборот, работать много и напряжённо, но получая от своих трудов удовольствие. Есть разница — восемь часов сидеть в конторе, перебирая бумаги, или столько же времени — за преферансом? Да ещё и в ночное время. Затрат нервной и умственной энергии намного больше, но и самоощущение… То же самое — разыгрывать эффектные партии с мировыми лидерами, радуясь то хитрому сносу на мизере, то мастерски разыгранному «голому» козырному королю…
— Так в этом и дело, Олег Константинович, в этом и дело! — Восточный человек несколько возбудился, речь пошла об очень личных моментах. Он понимал, что сегодня и сейчас — последняя возможность превратить своё движение из маргинального и преследуемого «на земле, в небесах и на море» в достаточно легитимную третью силу. И всё будет зависеть только от одного — сумеет ли он убедить Императора согласиться на союз с организацией, чьи идеи ему чужды, а методы — отвратительны. Короче — что возобладает, эстетика или прагматизм? Катранджи надеялся, что второе.
Ради этого можно временно чем-то и поступиться. Славяне чересчур доверчивы и эмоциональны. Совсем не то, что турки. Для Катранджи поддаться эмоциям — это значит отбросить наносной слой культуры, стрелять, рубить, резать и жечь: армян, курдов, греков, болгар, русских — неважно. Для русского Императора, вообще почти любого русского — совсем наоборот. Всесветная отзывчивость, бесплатная гуманитарная помощь даже в ущерб собственным интересам, сотни тысяч жизней, положенных за абстрактные идеалы, вроде «славянского „Братства“». Не зря Омер-паша, сдаваясь в 1878 году на милость генерала Гурко, с горечью сказал: «Вы пролили столько крови ради этого подлого и неблагодарного народца. Не понимаю».