Мальвиль

Мерль Робер

Краем уха я услышал, как Пейсу за моей спиной спросил у Мейсонье, что значит «излишества».

– Еще вопрос, – продолжал я. – Южные ворота в Ла-Роке охраняются?

– Да, – ответил Жанне. – Вильмен поставил часовым одного парня из Ла-Рока: какой-то Фабре... Фабре – не помню, как дальше.

– Может, Фабрелатр?

– Точно.

– Ты чего? Чего там? – Это Пейсу, услышав мой хохот, нагнал нас.

Я пояснил. Тогда рассмеялся и он.

– И Фабрелатру дали винтовку?

– Да. – Смех усилился.

– Тогда нет ничего проще, – продолжал я. – Мы подъедем к Ла-Року, но подойдут к воротам только Бюр и Жанне. Им откроют. Мы обезоружим Фабрелатра, и Жаке останется сторожить его вместе с Малабаром.

Я выдержал паузу.

– И вот тут-то и начнется спектакль, – закончил я, весело подмигнув Бюру.

Он заулыбался в ответ. Он был счастлив, что мы теперь с ним вроде бы сообщники. Он увидел в этом доброе предзнаменование. Тем более что я развернул сверток, который захватил с собой Пейсу, и раздал всем по бутерброду. Бюр и Жанне пришли в восторг от домашнего хлеба, в особенности Бюр, как поварпрофессионал.

– Сами выпекаете хлеб? – с почтением спросил он.

– А то кто же! – ответил Пейсу. – В Мальвиле у нас есть мастера на все руки. И пекари, и каменщики, и слесаря, и кровельщики. Есть даже собственный кюре – Эмманюэль. А каменщик – это я, – скромно добавил он.

Само собой, Пейсу не станет распространяться о том, как он надстроил крепостную стену, но я догадываюсь, что он подумал именно о ней и мысль о собственном шедевре, который простоит века, согревает ему сердце.

– Одна загвоздка – дрожжи, – вмешался в разговор Жаке с высоты повозки. – Скоро они у нас все выйдут.

– Да их полным-полно в замке Ла-Рока, – сообщил Бюр, довольный тем, что может оказать нам услугу.

И впился крепкими белыми зубами в бутерброд, как видно решив, что наша фирма – надежная.

– Так вот мой план, – сказал я. – Как только мы обезвредим Фабрелатра, Бюр и Эрве вдвоем войдут в Ла-Рок с винтовками на плече. Отыщут Фюльбера и скажут ему: «Вильмен захватил Мальвиль. Взял в плен Эмманюэля Конта и посылает его тебе. Твое дело немедля собрать в капелле всех ларокезцев и в их присутствии устроить над ним публичный суд».

Мои слова подействовали на всех по-разному. Пейсу, Эрве, Морис и оба пленника оторопели. Мейсонье вопросительно поглядел на меня. Тома был явно недоволен. Жаке обернулся с повозки и бросил на меня испуганный взгляд – он боялся за меня.

– Сначала вы удостоверитесь, что в капелле действительно собрались все, – продолжал я, – и тогда пойдете за мной к южным воротам. Я явлюсь один, безоружный, под охраной Бюра, Жанне и Эрве с Морисом – все четверо с винтовками на плече. И тут начнется суд. Ты, Эрве, поскольку представлять Вильмена будешь ты, должен дать мне возможность защищаться и предоставить слово тем из ларокезцев, которые захотят выступить.

– А мы что же? – спросил Пейсу, огорченный тем, что не увидит спектакля.

– А вы подоспеете к концу, когда за вами придет Морис. Появитесь все четверо и приведете с собой Фабрелатра. Есть у тебя чем привязать Малабара Жаке?

– Да, – ответил Жаке, глядя на меня с тревогой.

– Я выбрал Бюра, потому что Фюльбер знает его как повара, и Эрве, потому что у него определенный актерский талант. Говорить будет один Эрве. Так что никто не собьется.

Наступило молчание. Эрве с важным видом гладил свою остроконечную бородку. Я понял, что он уже репетирует роль.

– Теперь можно садиться, – сказал Жаке, придерживая Малабара.

– Поезжайте, – пригласил я жестом наших новобранцев и пленных. – Мне надо поговорить с друзьями.

Я чувствовал – в Тома назрел нарыв, надо его вскрыть, пока еще не поздно. Я подождал, чтобы повозка обогнала нас метров на десять. Тома держался слева от меня, Мейсонье справа, а справа от негоПейсу. Шли мы шеренгой.

– Это что еще за цирк? – тихо и гневно спросил Тома. – На что он тебе нужен? Все это пустая трата времени, надо схватить Фюльбера за шиворот, поставить к стенке и расстрелять!

Я обернулся к Мейсонье.

– Ты согласен с точкой зрения Тома?

– Смотря по тому, что мы собираемся делать в Ла-Роке, – ответил Мейсонье.

– То, что и собирались – взять власть.

– Так я и думал, – сказал Мейсонье.

– Не то чтобы это меня так уж прельщало но без этого не обойтись. Слаб Ла-Рок – слабы и мы, вот где постоянная для нас опасность. Любая банда может захватить замок и использовать как базу для нападения на Мальвиль.

– И к тому же в Ла-Роке богатые земли, – добавил Пейсу.

Я сам об этом думал. Но не сказал. Недоставало только, чтобы Тома упрекнул меня в алчности. А это было бы уж совсем несправедливо. Для меня тут важна не собственность, а безопасность. За недолгие минувшие месяцы я полностью отрешился от всякого чувства собственности. Я даже забыл, что Мальвиль когда-то принадлежал мне. Просто я боялся, что какой-нибудь энергичный субъект сколотит банду, захватит Ла-Рок и рано или поздно богатые земли станут залогом его могущества. А я не желаю, чтобы у нас был сосед, способный нас поработить. Но и сам не хочу порабощать Ла-Рок. Я хочу союза двух общин-близнецов, которые взаимно помогают и поддерживают друг друга, но при этом каждая сохраняет свое лицо [4] .

4

В дальнейшем эти слова часто цитировали и ларокезцы, и мы сами, причем иногда для защиты противоположных точек зрения (Примеч. Тома.)

– В таком случае, – сказал Мейсонье, – Фюльбера расстреливать нельзя.

– Это еще почему? – с вызовом спросил Тома.

– Надо постараться взять власть, не проливая крови.

– Тем более крови священника, – добавил я.

– Он не священник, а самозванец, – сказал Тома.

– Неважно, поскольку есть люди, которые ему верят.

– Допустим, – согласился Тома. – Но я все равно не пойму, к чему весь этот розыгрыш. Это же просто несерьезно, балаган какой-то!

– Пускай балаган. Но зато моя затея преследует совершенно конкретную цель: вынудить Фюльбера разоблачить себя как сообщника Вильмена перед всеми ларокезцами. А он сделает это с тем большим цинизмом, что воображает, будто сила на его стороне.