Мальвина
Шрифт:
— Я люблю тебя, мой Темный властелин, — сквозь слезы, с полным ртом улыбки, признаюсь не словами, а сердцем.
Влад жмурится, наклоняется ко мне ухом и с чеширской улыбкой говорит:
— Ну еще разочек, повтори.
— Ты дурак, — охотно повторяю я.
— Мааашка! — корчит он скорбное лицо. — Динамщица!
— Будь осторожнее в своих желаниях, муженек. — Беру его за край рубашки и тяну к машине. — Я есть хочу. Поехали, золотой мальчик, покажу, где у нас делают самый неполезный фастфуд.
Кстати, я действительно просто съела не очень хорошее мороженное.
И, погодите, это еще не конец.
Эпилог:
Два с небольшим года спустя
— Влад! — голос Маши в трубке взволнованный, дышит тяжело и глухо, и у меня мигом переворачивается все в желудке.
— Мальвина, что такое? — Я скрещиваю пальцы, чувствуя себя самым суеверным идиотом на свете. На столе на самом видном месте — календарь. И там наш Большой день, но он только через две недели, а значит…
— Влад, Асмодея рожает! — орет в трубку Маша.
Я перевожу дыхание, даю своему сердцу секундную передышку — а потом в голову со всего размаху лупит: моя девочка вздумала рожать, пока я не дома!
Что, что-то кажется вам очень странным и непонятным?
Ну хорошо, расскажу по пути.
Первый раз судьба стукнула меня, когда после нашего с Машей феерического объяснения нам позвонили из ветеринарной клиники, где жена оставила опоссума для прививки, после которой врач настоятельно рекомендовала оставить Асмодея под присмотром хотя бы на ночь. Новость, как вы уже догадались, была грандиозной: мой тотем, мой крепкий, вечно на все шипящий злой парень оказался… девочкой. Которая, кстати говоря, меньше шипеть не стала. Зато, когда наша девочка начинала вести себя из рук вон плохо, у меня появился повод трагически закатывать глаза и говорить: «Женщины! Что с вас взять!» Машу это до сих пор очень веселит, хоть на последнем месяце беременности каждый ее смех стоит мне тонны нервных клеток, потому что теперь она смеется так, что и не поймешь: весело ей или «караулярожаюбегизамашиной!»
В общем, Асмодей превратился в Асмодею и каким-то вообще непонятным для меня образом прочно поселилась в моем сердце. Нет, наших лисов, двух кошек, лабрадора и жутко матерящегося какаду я тоже люблю всем сердцем, но Дея — моя девочка, важнее нее только Маша. Вы до сих пор удивляетесь, каким образом два фенека и один опоссум превратились в целый зоопарк? Все дело в Маше, потому что с некоторых пор она у меня не только работает в детском саду, но еще и подрабатывает в ветеринарной клинике, помогая выхаживать маленькое, среднее и большое зверье. И многих она тащит в дом, потому что «так надо». Я даже не сопротивляюсь. Кажется, даже и удивляться перестал после того, как она привезла домой детеныша пантеры. Что-то там в кошачьей голове не сложилось — и котенка пришлось изолировать от мамочки, ну и Маша вызвалась забрать его к нам, потому что «зачем зря территории пропадать». А судя по тому, как она уже пару дней меряет шагами наш бассейн, кажется, следующим гостем станет нильский крокодил.
В общем, пару месяцев назад оказалось, что моя малышка Дея созрела для встречи с парнем — так сказал ветеринар, а как потом выяснилось, хозяева этого парня как раз подыскивают ему малышку. Вот тогда я понял, что в моей жизни скоро все очень сильно изменится, потому что если меня так выкручивает от мысли, что Дею придется вручить какому-то мужику
Мой водитель уже знает, что мы с Машкой на низком старте, поэтому одного взгляда ему достаточно, чтобы проявить чудеса вождения. Дома я меньше, чем через час, но все равно пропускаю самое волнительное: моя вечно шипящая малышка — я про опоссума, если что — сидит в огромной корзине, вся облепленная комками мокрой шерсти, словно какой-то пришелец с Альфа-Центавры. Оказалось, что Машина знакомая из ветеринарной клиники приехала раньше меня и помогла Асмодее стать матерью героиней целых…
— Восемнадцать, — сообщает Маша торжественно, пока я одновременно растираю ей поясницу и безуспешно пытаюсь сосчитать прибавление в семействе. — Не самый максимум.
Кажется, при всей ненормальной любви к нашему зоопарку, мы с Машей испытываем облегчение. Ума не приложу, куда девать восемнадцать опоссумов, когда они подрастут, но вариант рассылать всем знакомым корзинки счастья от Далей вряд ли хорошая идея.
— Она выдержала испытание достойно, — нахваливает ветеринар, когда я присаживаюсь, чтобы погладить мою вечно шипящую Асмодею по голове. — Просто настоящая женщина.
Маша кладет руку мне на плечо, привлекая внимание — и что-то во взгляде жены подсказывает, что на сегодня мои испытания еще не кончились. Она потирает огромный животик, облизывает губы и очень стараясь быть спокойной, говорит:
— В общем, Влад, на репетицию ты опоздал, но концерт посмотришь в первом ряду.
— Машка, не пугай меня… — Ну вот, мне снова до усрачки страшно, потому что одно дело знать, что мы скоро родим, и совсем другое — узнать, что «скоро» случилось прямо сейчас.
— Успокойся, их же там всего двое, — посмеивается Мальвина и наваливается на меня плечом. — Виктория и Валерия, я придумала.
— А что случилось с Елизаветой и Евгений? — Я очень жестко туплю, простите за этот неуместный слэнг, но мозги просто закипают, и единственная мысль, которая колотится в моей голове, — я стану отцом.
Машка пожимает плечами — и скручивается от первой схватки.
В общем, конечно, хорошо, что она не самка опоссума и в больницу мы успеваем вовремя, и там нас уже ждет палата, врач, лучшие оборудование и все-все-все, чтобы моя Мальвина чувствовала себя комфортнее, чем на небесах. Звучит странно с оглядкой на то, что в ближайшие много часов ей придется мучиться, рожая на свет наших малышек, но здесь о ней позаботятся лучшие врачи.
И я буду рядом. Все время. У нас партнерские роды. И все мужики, которым я об этом говорил, бледнели, пожимали мне руки и называли «Влад-Стальные яйца».
В общем, чтобы не утомлять вас долгими рассказами, остановлюсь на том, что спустя пять часов у Маши отошли воды.
И она вывихнула мне палец, когда рожала Викторию.
А когда рожала Валерию, то материлась так, что я лично извинялся перед всем медперсоналом, который выглядели так, будто им нанесли глубокую моральную травму. Только врач оказался нормальным мужиком и сказал, что матерящаяся роженица — это, как у Тургенева, почти классика жанра. Дал накатить валерьянки, похлопал по плечу и отправил вправлять палец.