Малыш от чужого папы. Неслучайная связь
Шрифт:
– Не звони больше, - рявкает Артур в трубку, отключает телефон и небрежно пихает его в карман брюк.
– Софи! – окликает грозно, не успев «переключиться».
Бусинка импульсивно отскакивает от отца и… прячется за мою спину.
Встречаемся взглядами с цербером. В его – плещется лава, в моем – гремучая смесь страха и решимости.
Артур делает шаг к нам. Еще один. Кивком головы приказывает мне отойти, но вместо этого я упираюсь руками в его напряженную грудь.
– Тише, прошу тебя, - пытаюсь достучаться словами, но ощущение, будто барабаню по железу.
– Не говори и не совершай того, о чем будешь потом жалеть.
– Не вмешивайся, - цедит сквозь зубы.
Чувствую, как под ладонями громыхает его сердце. Мейер нервничает, переживает, но все его эмоции сливаются в сплошной ком гнева.
– Ты слишком зол. Остынь, пожалуйста, нельзя так. Будь мягче с дочерью. Ей так же тяжело, как и тебе, - тараторю я.
С каждым моим словом лицо Артура мрачнеет, а сам мужчина обрастает броней. Будто от меня защищается.
– Почему ты решила, что имеешь право лезть в нашу семью? – сбрасывает с себя мои руки.
Становится еще злее, но теперь уже не на бывшую жену, а на меня.
– Не имею права, но…
Кажется, что ладони жжет адским огнем, и я сжимаю их в кулаки.
– Пап, Лиль, не ругайтесь, - становится между нами Софи.
– Нет, бусинка, мы не ругаемся. Все хорошо, - стараюсь говорить уравновешенно.
Малышка расслабляется, своей маленькой ручкой гладит мою, заставляя ослабить кулак. Ее порыв не остается без внимания цербера. И он срывается с цепи.
– Хватит втираться в доверие моей дочери, - приказывает хоть и негромко, но грубо и жестко. С ненавистью, которой я не заслужила.
– Я попросил тебя лишь присмотреть за ней, - надвигается, как танк, смотрит свысока, обволакивает яростью. – А воспитывать будешь своих детей, - убивает наповал одной лишь фразой.
– Вряд ли… - случайно слетает с губ, а ладони сами ложатся на живот. Пустой. Безжизненный.
Надеюсь, Артур не услышал и не заметил ничего.
Прикрываю глаза, которые щиплет от подступающих слез. Сглатываю болезненный ком в горле, пытаюсь вдох сделать, но легкие отказываются работать. Плакать нельзя – бусинку напугаю. Она и так пытливого взгляда с нас не сводит.
Как у цербера получается это? Даже не притронулся, а я чувствую себя избитой и уничтоженной.
– У вас тут все в порядке? – приближается папа. – Маленькая хулиганка, ты опять по дому прячешься, - с добрым хохотом присаживается напротив Софи. – Вот сбежишь еще раз, я украду тебя и внучкой своей сделаю, - шутливо угрожает, а сам щелкает пальцем по ее носику.
На меня еще сильнее накатывает отчаяние. Да, папа хотел бы своих внуков. Очень. Но я даже одного не могу ему дать…
– А что, мне нравится! – неожиданно заявляет Софи. – Тогда Лиля будет… - тянет задумчиво, - …тетей! У меня как раз нет тети.
Артур отворачивается от меня, отступает.
– Нам пора домой, - гораздо адекватнее говорит он дочери.
И теперь она слушается. О звонке матери никто больше не вспоминает. Да и Артур выпустил пар, не будет на малышку кричать, если зайдет разговор.
Выплеснул на меня весь свой негатив. Пусть. Зато Софи не пострадает от его вспыльчивости.
– До завтра, рыбка Лиля? – вопросительно смотрит на меня она.
Несмотря на то, как сильно хочется послать к чертям ее отца, я… не могу сказать малышке «нет». Ведь буквально несколько часов назад я обещала ее не бросать.
– До завтра, - соглашаюсь я.
– Всего доброго, Лилия, - холодно прощается Мейер, и лучше бы он молчал.
Вместо ответа посылаю ему разочарованный взгляд, на доли секунды замечаю отголоски вины в его глазах. Но они испаряются, будто и не было ничего.
Развернувшись, я иду в свою комнату. Закрываюсь – и только потом позволяю себе разреветься. Мне необходимо выпустить всю боль последних недель, к которой Мейер добавил новых черных красок.
Не понимаю, почему так реагирую на него. Зачем ищу его тепла и доверия, которых нет и в помине? Почему помочь им обоим хочу? Я лишь работаю на цербера, ради отца, - и точка.
Одна случайная ночь не оставила следа.
Теперь нас точно ничего не связывает.
Глава 17
Лиля
Утро выдалось не добрым. На рассвете меня терроризировал неизвестный номер. Настойчиво, упорно. Звонил снова и снова. Пока я не отключила телефон. Но уснуть уже не смогла.
Сейчас стою перед овальным настенным зеркалом, уперевшись ладонями в его края. Отражение меня не радует. Измученная, припухшая, с поблекшими глазами и болезненно-желтоватой кожей. Странно, всегда розовощекой была.
Наверное, недостаток сна, стресс и перенапряжение дали о себе знать. Что же, зато все слезы выплаканы и… проект готов. Да, я все-таки завершила перевод. А как иначе, если срок истекает? Мое навязчивое чувство ответственности меня погубит. С другой стороны, именно оно отвлекло меня немного от страданий этой ночью.
Надо бы привести себя в порядок, ведь скоро к Софи ехать. Малышка будто сканер – сразу настроение мое почувствует. Не хочу ее расстраивать.
Отталкиваюсь от зеркала и окидываю взглядом комнату. Ищу свои вещи и… сумку.
– Черт! – топаю ногой и слышу стук, будто эхо.
Встряхиваю головой, пытаясь прогнать галлюцинацию, но…
Нехотя плетусь к двери, в которую все громче барабанит кто-то. Подсознательно подозреваю, что не отец: он никогда не бывает столь навязчивым. Мы уважаем отдых друг друга.
Значит…
– Доброе утро, - приоткрыв дверь, недовольно говорю стоящей на пороге мачехе.
Она пару секунд изучает меня, уставшую и бледную, словно оценивает. И брови сводит непонимающе.
– Ты вещи разбросала в туалете, - резко говорит, сжимает губы и протягивает мне сумку.
Беру молча, собираюсь закрыть дверь. Ни на ссоры, ни на лицемерие у меня сил нет. А третьего в наших «родственных» отношениях не дано.
Но мачеха упирается рукой в полотно, упрямо переступает порог и оказывается на моей территории.