Малышка Джинн
Шрифт:
В общем-то Тина была отличным психологом. Она выставляла незатейливые современные работы, которые не требовали больших эстетических усилий для восприятия. Цветные линии причудливой формы, яркие пятна на картоне, бумаге, холсте. Были здесь и недорогие серо-коричневые рисунки сепией — краской, сделанной из жидкости, выпускаемой каракатицей. Их особенно охотно покупали жадные до экзотики туристы.
В тот день Карен застала Тину стоящей на коленях перед одним рисунком. Он был сплошь испещрен линиями, словно двухлетний ребенок бессмысленно и упорно поводил красным и синим
Карен почувствовала любопытство. Если человек пишет портрет, а потом тщательно его заштриховывает... Такое может значить только одно — он боролся с самим собой. Ему хотелось изобразить то, что хотелось, но он прятал это от всех, даже от себя.
В который раз Карен подумала, что, если бы не галерея, которой ей предстоит заняться, она наверняка пошла бы учиться не искусствоведению, а психологии.
— Карен! Наконец-то! — Тина резво вскочила на ноги, как будто была не дамой в возрасте, а девчонкой.
В который раз Карен подумала, что лишь дело, которым всецело поглощен человек, способно удержать его тело от старения.
— Ты только посмотри, — продолжала Тина. — По-моему, с этим Майклом Фадденом стоит поработать. Давай-ка, бери его адрес и поезжай к нему в мастерскую. Я не хочу, чтобы нас кто-то опередил. Думаю, мы сможем хорошо заработать на его картинах. Посмотри, девочка, у него есть тайна. А она всегда интригует. Даже если зритель не понимает, что это тайна, он все равно ее чувствует. Уверяю тебя, отобедавшие в рыбном ресторане туристы не увидят того, что мы с тобой прочтем в этом рисунке, но за них поработает подсознание. И оно заставит их расстегнуть кошелек!
Тина расплылась в улыбке. Морщинки возле ее глаз поехали вверх, щеки натянулись, и Карен увидела женщину, вдвое моложе настоящей Тины Пазл.
— Здравствуй, дорогая девочка, прости, что я на тебя накинулась с делами и не поздоровалась по-человечески. Вижу, ты в полном порядке, Англия тебя пока еще не испортила.
— Тина, меня ничто уже не может испортить! — Карен от души захохотала, и, кажется, не собиралась останавливаться, но Тина тронула ее за руку.
В галерею втекала очередная группа сытых туристов. Скорее всего из Европы, бегло взглянув на лица с серыми и синими глазами, подумала Карен. Из Северной Европы, уточнила она про себя. Какие-нибудь шведы, голландцы, бельгийцы...
Мгновенно Тина стала другой. В ней появилась светскость, солидность. Лицо ее излучало доброту и было одновременно строгим, внушающим уважение. Таким, каким должно быть лицо хозяйки галереи, принимающей зрителей и потенциальных покупателей.
Пестро одетые туристы, словно кем-то брошенная горсть разноцветных шариков, рассыпались по залу. Они «обнюхали» все работы и скупили половину экспозиции. Помощница Тины ловко упаковывала покупки в бумагу и укладывала в большие пакеты с логотипом галереи — переплетенными буквами Т и П. Тина выставляла на продажу картины такого формата, который позволял покупателям уносить их в пакетах. Какая мудрая женщина, ухмылялась Карен. И в который раз она восхитилась
Карен не стала ждать, когда из галереи уйдет последний турист. Она села в машину и поехала искать мастерскую Майкла Фаддена.
Поплутав по узким улочкам незнакомого района, то взбираясь вверх, то спускаясь вниз, — Сан-Франциско расположен на холмах — Карен наконец отыскала нужный дом.
Ага, здесь его мастерская. Тина успела сообщить ей, что Майкл Фадден большей частью обитает в городке Юрика, на севере Калифорнии, в нескольких часах езды от Сан-Франциско. Скольких именно, так сразу и не скажешь, все зависит от дня недели и времени суток. Пробки, пробки, пробки...
Белая, с медной ручкой, входная дверь мастерской оказалась незапертой. Карен тихонько потянула ее на себя, вошла и остановилась на пороге залитой солнечным светом комнаты. У большого окна перед мольбертом стоял высокий мужчина в голубых шортах и тенниске. Тенниска была невероятно чистой, и Карен изумилась: ведь он художник, разве можно писать красками и остаться в девственно чистой одежде? Она ожидала увидеть заляпанного разноцветными пятнами человека, который сам себе палитра...
— Вы удивлены, Карен...
— Я? — Она растерялась. — Откуда вы знаете, что я...
— Потому что Тина Пазл позвонила мне, и я успел переодеться. Вас ведь это потрясло, правда? Я вас ждал. А к мольберту встал только для того, чтобы вы безошибочно узнали во мне Майкла Фаддена. А то еще приняли бы меня за уборщика мусора. — Он расхохотался и кивнул на заляпанные брюки и блузу, которые валялись под столом. — Пять минут назад я был таким, каким вы ожидали меня увидеть.
Карен почувствовала себя необыкновенно легко. Она подошла, протянула Майклу Фаддену руку и посмотрела на него тем самым взглядом, о котором только может мечтать мужчина.
— Карен Митчел.
Он взял ее руку, пожал, а потом легонько потянул к себе. Его глаза оказались близко-близко. Карен могла даже различить темные крапинки на серой радужке. От него пахло свежестью лета и солнца. По загорелому лбу бежали морщинки, но они ничуть не портили его. Как не портил шрам, судя по всему давний, который тянулся от подбородка к щеке. Лицо Майкла только выигрывало от этого, приобретало особый шарм. От невероятного предчувствия у Карен забилось сердце.
— Какая ты красивая, Карен Митчел, — прошептал он. — Как я ждал тебя, Карен...
— Но... разве я долго ехала? — спросила она хрипловатым голосом, ощущая какое-то неизведанное прежде волнение. — Ведь Тина... ведь я уехала от Тины... У нее там были туристы... Я долго кружила по закоулкам...
— Карен, ты слишком долго ехала ко мне, — сказал Майкл Фадден, и в его голосе она услышала что-то другое. Наверное, то, что он хотел ей внушить. — Ты ехала ко мне полжизни...
От этих слов она едва не охнула. Вот так вот сразу? В первую встречу?
Вспоминая это утро, залитую солнцем мастерскую и его, свежего, аккуратно одетого, невероятно по-мужски красивого, Карен испытывала сладостное томление. Ее соски сами собой напрягались, а бедра начинали гореть.