Малышка с секретом
Шрифт:
— И чего спрашивается я приехала?… Сама же говорила, что нужно меня обучить, но желанием что-то не горит… И зачем все усложнять? Разве нельзя быть хоть чуточку приветливее с людьми?…
— Мне нужно узнать… — сказала я твердо, не желая давать знахарке спуску.
— Знаю я такой тип бабок, у них день в пустую прожит, если кому-нибудь гадость не сделают или не скажут… — думала я, проходя к лавке у стола.
— Нет! Некогда мне лясы точить… Обряд провести надобно… Вы тут прощайтесь сколько нужно, но не затягивайте, чтоб к моему возвращению, тебя Гоймир
— На ночь-то она ее хоть закрывает? — размышляла я, провожая Сению взглядом. — Да, скорее всего, а то комарам больно много чести ее старушечье сухонькое тельце покусывать…
Отец пройдя через комнату, поставил на пол корзинки и мешок, что принес из телеги и обернувшись на хмурую и рассерженную меня, сказал:
— Доча не гоже это… Тебе должно Сении почтение оказывать, а не недовольство свое… От нее тепереча твоя жизнь и судьба зависит… И привыкнуть вам обеим к этому нужно… Ведовским умениям обучаться не просто и долго. А изменить того, что тебе такая наставница досталась мы не можем… Она сама волю свою изъявила, что ее ученицей станешь… — говорил, упрекая мое поведение, батюшка.
— Я и не хочу у нее учиться, она вредная, неприветливая и упертая старуха… Не уживемся мы… Это я и сейчас знаю… — бубнила я, смотря на отца прямо, не желая сдаваться.
— Нечего уже не попишешь, все останется так, как уже есть и токмо от тебя зависит, как ближайшее время ты жить будешь… В ссорах и склоках или, как и нужно в старательном учение… — сказал отец и вышел.
Я продолжила сидеть на лавке, в избу медленно и уверенно вошел, потираясь о косяк черный кот. Он присел у двери и отвернув голову немного в бок, слегка щурясь, косил на меня своими зелеными глазами, в которых читалось явное пренебрежение и призрение ко мне.
— Чего моську морщишь? Думаешь у вас тут санаторий? Пыльно, темно и воняет непонятно чем… — раздраженно произнесла я животному, полностью проигнорировавшему мой посыл.
Кот с ленцой и грацией поднялся на лапы, повернулся ко мне хвостом и легко им взмахнув, вышел. И сделал это так… унизительно что ли… как умеют делать лишь самодовольные и жирующие, домашние коты.
— Вот же ж… Тоже мне франт… — бубнила я недовольно.
Отец снова принес поклажу, разгрузился и молча ушел за следующей партией. Он сделал еще с десяток ходок и последним внес, в уже довольно заваленную моим скарбом избу, тот небольшой деревянный сундук из амбара.
Поставив его на свободный у печи пятачок, он отряхнул руки, огляделся и подошел ко мне ближе.
— Ну Ведара, давай прощаться… Ты тут уж нас не посрами, и Сению слушайся… Я скоро к тебе наведаюсь, проведаю, что тут у вас. — сказал отец, обнимая меня.
— Хорошо, я буду ждать…
— Жалко, что Сения не разрешила задержаться… — оглядываясь на беспорядок, произнес батька. — Вам тут долго возится, я бы хоть подсобил… Ну раз велела… Поеду, а то осерчает… — сказал батюшка, беря меня за руку и выходя на крыльцо…
— Ты смотри, далеко от избы не отходи, а то заплутаешь ненароком… Места-то непривычные… — велел, грозно потрясая рукой. — Ну все доча, дальше я сам пойду, а то неудобно тебе через траву пробираться будет. — бросил мужчина, присаживаясь на корточки и целуя меня в щеку.
— Хорошо, приезжай скорее… — сказала я грустно.
Батюшка быстро сойдя с крыльца, преодолел поляну и взобравшись на передок, махнув мне, погнал Кучура в обратный путь. Я помахала ему на прощание и вернулась в избу, дожидаться свою наставницу.
Присев на лавку, я оглядывала помещение, подмечая какие-то мелкие, не видные на первый взгляд, детали обстановки. Закопченный потолок, местами более светлый, видимо, там, где скапливается меньше копоти, он оставался чуть чище. Уже давненько не беленая засаленная печь. Старые, но добротные предметы обихода. Висящие кое-где по углам, едва заметные клочки паутины, покачивающиеся от, проникающего сквозь открытую дверь, ветра. Пучки трав, все довольно свежие, аккуратно подвязанные веревочками тут и там.
— Господи и мне тут жить… — расстраивалась я все сильнее, глядя на эту избушку на курьих ножках. — Эта хибара ни в какое сравнение не идет с нашим домом…
Просидев с пол часа и слегка устав, я прилегла на сваленные кучей мешки, валяющиеся у дальней стенки избы и незаметно уснула.
Проснулась уже ближе к вечеру, солнце клонилось за верхушки, виднеющихся в дальней части поляны, деревьев. Оглядевшись и убедившись, что старуха точно не возвращалась, потому что все так и осталось на своих местах, я весьма проголодавшаяся, отправилась на поиски корзинки с едой, что по утру матушка уложила мне с собой.
Проверив несколько, из стоявших ближе всего ко мне и не обнаружив искомое, я продолжила поиски, подгоняемая голодом, уже в пятой по счету корзинке, нашла то, что нужно. Достав кувшин с молоком, котелок каши и пироги, я разместив все на столе, сытно поела. И решив, что после ужина просто необходимо подышать свежим воздухом, вышла на крыльцо.
Постояв немного и осмотрев все, что находилось вокруг, за открытой дверью слева, приметила маленькую скамейку, которую раньше не разглядела. Трезво оценив, что отдалятся от избы смысла нет и воздух здесь повсюду свежий, я присела на нее и стала любоваться видом.
Поляна была очень живописной, широкой, со всех сторон окруженной хвойными деревьями, покрытой высокой, сочной и зеленой травой, и полевыми, разномастными цветами. Все выглядело сказочно, особенно на фоне, уже стремительно опускающегося на землю заката. Солнце огромным оранжево- апельсиновым диском оттеняло всю зелень природы, придавая ей неповторимые оттенки. И насыщая окружающие меня краски глубиной.
Справа за избой послышался какой-то шорох, и возня и не спеша из-за угла показалась небольшая, белая в коричневых пятнах коза. Выйдя на открыты участок, она остановилась и увидев на крыльце меня, жалобно заблеяла.