Малышка со шрамами
Шрифт:
Последний оплот спокойствия.
В детстве я проводила здесь много времени, за уроками чтения, плетением корзин и вышиванием, которое Луи ни смотря не на что, уважал. В груди болело. Страшно выло одиночество целого мира, заставляя меня дрожать от осознания дальнейшей жизни, в которой Луи больше точно не будет. Добрый старик из сказки. В моей он стал прототипом для доброго и мудрого волшебника Азаиора.
Усмехнулась, вспомнив с каким мечтательно-таинственным выражением лица, рассказывала Луи свои истории, загадочно улыбаясь его восхищению волшебнику, в котором он себя, конечно же, не узнавал. Это я так думала.
Осмотрела
Я писала ему из пансиона какое-то время, но потом, старик признался мне, что уже плохо видит и не хочет, чтобы кто-то читал наши переписки, помогая ему с прочтением и ответом. И я перестала. Только сейчас стало понятно, что он просто готовил меня к тому, что его не станет, и помогал мне таким образом отвыкнуть, примерится с тем, что его в моей жизни все меньше и меньше. Еще письмо. Здесь я рассказывала ему о том, что чувствую себя чужой среди воспитанниц. Они все были девушками из состоятельных семей, и я была там не к месту, не понятно чем заслужившая достаточно дорогое обучение. Отстраненная, молчаливая и уродскими шрамами по всей спине.
– А это что? – Спросила я сама у себя, разворачивая сложенный квадратиком листок.
Другая бумага, более старая, но чернила разной степени древности. Последние записи, похоже, были совсем недавно.
«Он хочет забрать ее. Забрать ее. Зверь. Он не хочет думать. Он хочет забрать. Она должна жить. Как хочет. Бедная. Ему нельзя. Его не остановить»
Я с ужасом и не пониманием перечитывала письмо раз за разом, замечая, как в последние месяцы изменился почерк Луи, а это был определенно его. У него все сильнее дрожали руки, все больше клякс и разводов, но слова повторялись из года в год, впитав в себя настающую панику, которую он выплескивал черными узорами, полностью заполнив бумажный лист.
У меня вспотели ладони в гнетущем страхе, и мелко застучали зубы. Это не был бред, я уверена, Луи чего то боялся. Нехорошие ассоциации его последнего предсказания тонкой, едва заметной, но все еще существующей нитью связывало меня с этим письмом. Он беспокоился, боялся и пытался таким образом успокоиться.
Что ты скрывал от меня, Луи?
Я устало потерла лоб, закрывая глаза и невольно сложив листок, спрятала его в глубокий карман платья, не решаясь вернуть на место. Я боялась. Смертельно боялась, что кто-то увидеть это, подумает, что Луи сходил с ума, решившись рассудка, но это было не так. Я ему верила. Я всегда ему верила.
А значит, мне грозит опасность.
Глава 20
Солнце лениво вытекало из-за горизонта, пряча яркие лучи в серых тучках, что заполонили собой все небо, ехидно наблюдая за тем, с какой надеждой на тепло люди поднимают головы вверх.
Ветер играл с озерной гладью, рисуя на ней узоры едва наметанных волн, и скрывался в красной листве вечно цветущих бересклетов. Потому оно и называлось красным озером, окруженное алыми листьями не увядающих кустарников. Невероятная красота в столь печальный день.
Людей было немного. Лишь несколько мужчин, помогающих с гробом, я и Алекс, который прикрывшись тем, что хорошо знал Луи, не захотел оставлять меня одну. Все остальные простились еще в крепости и принялись за подготовку поминок, лишний раз не поднимая глаз на меня.
Я чувствовала себя крайне одиноко стоя у разрытой могилы и опущенного в нее гроба, шепотом повторяя слова молитвы с просьбой к богам беречь его душу, смыть с нее грехи и позволить переродится.
Слез практически не осталось. Я прорыдала всю ночь, предусмотрительно заперев дверь на засов, поднявшись утром с постели и посмотрев на себя в зеркало, отметила, что ожидала худшего. Красные глаза, чуть отекшие веки и порозовевший нос от частого вытирания.
Черное платье, черный плащ и собранные в тугой пучок волосы, под черным, непроглядным платком. Я мысленно пообещала носить траур положенный срок, с грустной улыбкой отметив, что никто кроме меня не собирался этого делать. Они тосковали, грустили, но не чувствовали и десятой доли того, что творилось у меня внутри.
– Поехали? – Алекс опустил ладонь на мое плечо, выдергивая из моих мыслей.
– Я немного задержусь. Езжайте. Я догоню.
Он как то подозрительно огляделся, и развеянные лучи блеском отразились в его малахитовых глазах, вновь заставляя меня, поразится глубине цвета. Он чуть сильнее сжал мое плечо, но отпустил, пообещав не слишком спешить, чтобы у меня была возможность догнать.
Я улыбнулась, выражая ему свою благодарность, и вновь вернула взгляд к свежевскопанному холмику, на вершине которого теперь лежала его соломенная шляпа, которую я накануне привела в божеский вид, подлатав и поправив плетение.
Столько мыслей.
Они каменными плитами сдавливали мою голову, погружая в какое-то новое отчаянье. Это все мои глупые сказки. Я все придумала. Моя жизнь не будет такой, как я мечтала, и смерть Луи лишь подтверждение незыблемого жизненного круга, в котором я лишь маленькая песчинка. Ничего незначимая песчинка.
Алекс уже исчез в лесу, уводя лошадей по вытоптанной дороге, оставив только пегую юную красотку у дерева, привязанную за поводья. Она пыталась найти бархатными губами траву, что жухлыми полосками проткнула почву, будучи не в силах умерить аппетит лошадки. Вот и я так же. Все время в ожидании, когда же уже все расцвет, но вечная зима жестока. Она выморозила внутри все, покрыла ледовой коркой, искорежила душу, взращенную на детских сказках и надеждах.
Отвела глаза к воде, пытаясь унят этот горький ком в горле, и сжала губы в подобии улыбки, которая подрагивала, выдавая меня с головой. Но кому, какое дело! Я здесь совершенно одна! Не считая души Луи, которая, я верила, стояла за моей спиной и искренне улыбалась, сочувственно качая головой.
Треск веток вывел меня из моей горькой, ядовитой задумчивости, заставляя бросить удивленный взгляд через плечо и тут же услышать громкое встревоженное ржание кобылы, которая молотила копытами воздух, разбрасывая вокруг комья влажной земли.
– Пылинка! – Крикнула я и бросилась к лошади. – Ты чего?! Пылинка! – Но я не успела дойти до нее и пары шагов как она, мотнув головой, с треском разорвала поводья и бросилась прочь, продолжая испуганно ржать. – Стой!
Заметив движение, я оцепенела, чувствуя, как сердце дзынькнуло и свалилось вниз, потерявшись в темноте сознания. Воздух в легких закончился неожиданно и тело, помимо воли, решила не продолжать, заставляя меня чувствовать удушье и холодную волну липкого пота выступившего на спине.