Малый драконий род
Шрифт:
Берис даже не взглянул на меня.
— А почему же, целитель Майкель, ты посчитал за верное не принимать моей помощи? — спросил он, не отрываясь от своих приготовлений.
— Магистр, вот уже четырнадцать лет я числюсь целителем в этой гильдии. Марик знает меня и доверяет мне. При нынешнем его состоянии доверие — ценнейшая и очень хрупкая вещь. Я залечил провал в его разуме с помощью плодов лансипа, но это лишь первый шаг. Каждый вздох его сопровождается страхом. Если кто-то дотрагивается до него, помимо меня, он пускается в крик. Так что пока я должен настоять на том, что бы он остался на моем попечении.
Наконец-то я привлек его внимание. Сузив глаза,
— Хорошо же. Во имя Сил, Майкель, я делаю тебе вызов: докажи, что ты более годен для того, чтобы исцелить этого человека, нежели я.
Что? Вызов по всей форме? Здесь?
Пока я удивлялся, он в два счета призвал свою силу — и весь засветился ярко-бирюзовым сиянием, так что больно стало смотреть. Я попытался было воззвать к собственной силе — но тут он нанес удар. Неожиданный и беспощадный, что как-то слабо сочеталось с занятиями целительством. И мне показалось, за миг до того, как я лишился чувств, будто голубоватое сияние вокруг его фигуры изошло черными линиями...
Когда на следующее утро я очнулся, мир для меня изменился, но еще больше изменился я сам.
Первым, что я увидел, едва открыв глаза, было лицо Бериса, склонившегося надо мною. Он улыбался. И тут вдруг я осознал, какая у него хорошая улыбка, открытая и искренняя, и удивился, как я мог предаваться столь темным суждениям о нем.
— Что ж, Майкель, ты вновь с нами. Как самочувствие? — спросил он. Речь его действовала успокаивающе, и теперь я понимал, отчего он имел такой успех в Верфарене. От одного лишь его присутствия людям становилось лучше.
— Со мною все хорошо, магистр, — ответил я. Голос мой оказался слабее, чем я того ожидал, и меня довольно сильно мутило — должно быть, поэтому я лежал в постели под присмотром Бериса. Но почему же он здесь?
Он уселся.
— Боюсь, мне придется извиниться перед тобой, мой юный друг. Вчера вечером я так устал и настолько был озабочен несчастной участью своего давнего друга Марика, что обошелся с тобою слишком уж круто. Я сперва лишь попросил тебя разрешить мне осмотреть его, а когда ты отказал мне в этом, боюсь, что я вышел из себя и бросил тебе вызов. Я искренне прошу прощения. Если тебе хочется, чтобы я оставил его на твое попечение, я с радостью соглашусь.
— Могу ли я отрицать ваше право ухаживать за ним, магистр? — ответил я, еще больше смутившись. — Признаюсь, я ничего не помню из того, что было вчера вечером. Вы говорите, я не позволял вам даже посмотреть на него? Чем же я при этом руководствовался?
— Боюсь, отнюдь не здравым смыслом. — Он взял меня за запястье, чтобы проверить, как работает мое сердце, и опять улыбнулся. — Вновь набираешься сил. Хорошо. — Он глянул на меня. — Должен сказать, однако, что приехал я как раз кстати. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы изгнать из тебя лихорадку.
— Лихорадку? — переспросил я и приложил ладонь ко лбу. Жара не было.
— Это уже в прошлом, рад тебе сообщить, — сказал он с улыбкой. — Могу лишь предположить, что, когда я прибыл, лихорадка уже завладела тобой, а иначе с чего бы тебе отказывать мне в праве увидеться со старым другом, нуждающимся в моей помощи?
— И правда, с чего? Должен попросить у вас прощения, магистр, — я кисло улыбнулся. — Говорите, вы бросили мне вызов? И я принял его? Должно быть, меня и впрямь лихорадило: я бы никогда не сделал такого в здравом уме. Я глубоко уважаю ваши способности. — Как ни пытался я припомнить недавние события, так и не смог: в памяти словно зияла брешь. Встряхнув головой, я улыбнулся: — Должно быть, я свалился как подкошенный, только вот ничего не помню.
— Тебя уже шатало, когда я призвал свою силу, — ответил он. — Я тебя и коснуться не успел — а ты вдруг распластался на полу. — Он негромко рассмеялся. — Я, правда, испугался, и поделом. Боялся, что убил тебя. Но не волнуйся, теперь все в порядке, делу конец, как говорится. Как ты, встать сможешь?
Я попробовал — и обнаружил, что вполне способен стоять; правда, немного кружилась голова. Я увидел, что нахожусь в собственных покоях — должно быть, слуги перенесли меня сюда после того, как я упал. Берис отвел меня к столику, который он велел поставить в моей приемной, и там мы вместе позавтракали. Трапеза была легкой, как и предписывается всем тем, кто только начинает поправляться после лихорадки. После завтрака мне значительно полегчало — в положении больного я бываю просто ужасен, как, впрочем, и большинство целителей, — и тут я заметил, что вид у Бериса не в пример цветущий. Он весь так и лучился здоровьем и, казалось, помолодел лет на десять — не то что тогда, при последней нашей встрече.
Когда я сказал ему об этом, он улыбнулся:
— Выходит, это уже настолько заметно! Благодарю тебя, со мной и вправду все хорошо. Я провожу опыты с лансипом, что я получил благодаря последнему рискованному предприятию, которое провернул совместно с Гундарской гильдией. — Нагнувшись поближе, он добавил заговорщицким тоном: — Знаешь, я слышал то старинное предание о чудесном лансиповом снадобье, что дарует старикам вторую молодость, и подумал: раз у меня теперь есть и желание, и возможности, почему бы не попробовать? — Вновь откинувшись на спинку стула, он чуть заметно покачал головой. — Увы, — продолжал он обычным голосом, — россказни несколько преувеличены, однако я чувствую себя сейчас куда лучше, чем когда-либо за многие годы. А если это заметно и для глаза стороннего наблюдателя — что ж, тем лучше! Боюсь, старение — не такая уж приятная штука, и стало быть, любая отсрочка здесь весьма кстати. — Потом он посмотрел на меня внутренним взглядом целителя и, казалось, остался доволен. — Ты, похоже, поправился. Не желаешь ли пройтись со мной, посмотреть на нашего подопечного? — Глаза его блеснули. — Или мне придется еще раз бросить тебе вызов? Мы оба рассмеялись.
— Нет, не нужно. Разве что меня вновь охватит лихорадка, тогда уж действуйте, как сочтете нужным, — ответил я. — Однако же я предпочел бы впредь не терять головы — если, конечно, получится. Давайте посмотрим, что мы сумеем сделать вдвоем для моего несчастного хозяина.
По утрам Марик спокойно спал и не просыпался, пока я не называл его по имени. А прежде, бывало, каждый день поднимался затемно. Даже сейчас казалось, что ему так и хочется пробудиться, но что-то ему не дает. То ли некий темный страх держал его в объятиях сна, то ли тело его просто пыталось таким образом отдохнуть ради исцеления его разума — этого я не знал.
Магистр Берис попросил меня подробно рассказать ему обо всем, что явилось причиною нынешнего состояния Марика. Он сказал, что до него дошли некоторые слухи, однако ему хотелось бы услышать все от меня самого — все, что мне было известно, поскольку я сам сопровождал Марика в путешествии. Я поведал ему обо всем, что знал, — что разузнал от этого таинственного Вариена по пути обратно, — но это, кажется, Берису не слишком помогло. Меня не было подле Марика, когда его постигло это несчастье. Меня позвали позже — тогда-то я и обнаружил, что разум его скитается где-то в отдалении, и я при всем желании не могу до него дозваться.