Мама для выброшенного ребенка
Шрифт:
Меня осеняет – вещь вся пропиталась запахом квартиры бабы Вали, а еще каким-то стойким запахом кондиционера или чего-то еще. А одежда в пакете вообще немного пахнет нафталином. Даже не знаю, где старушка его нашла, но видимо побоялась, что в квартире заведется моль и использовала его. И его резкий запах сбивает собаку! Она топчется на месте и садится рядом с капитаном Соколовым.
Майор с бритоголовым как по команде переводят взгляд на парня. Ждут ответа. И я тоже, нервно дрожа то ли от холода, то ли от переживаний.
Соколов отрицательно мотает головой и полицейский,
– Вы идите, девушка, извините за беспокойство, – мотает майор головой в сторону.
Я киваю. Будь на моем месте кто-то другой, может, возмутился бы, чтобы было натурально, поругался бы для вида, что, мол, зачем вы вообще трогаете моего ребенка, что тут происходит. Но не я. Слишком пугают эти двое мужчин, а еще тот факт, что в любой момент меня могут раскрыть. Кто знает, на что они тогда пойдут?
Мне вообще сложно сейчас спокойствие сохранять – хочется рвануть с места и поскорее скрыться в своем подъезде, но нельзя. Слишком уж подозрительно это будет выглядеть. Вдруг остановят меня снова, документы попросят, а потом вообще выяснят, что я студентка-первокурсница и никакого ребенка у меня нет. Хорошо, что сапоги скользкие, это выручает, приходится за каждым шажком следить и идти медленно.
Едва я вхожу в свой подъезд, как приваливаюсь спиной к тяжелой двери и отдуваюсь. По спине катится холодный пот, меня до сих пор потряхивает, но расслабляться еще рано. Надо поскорее собрать вещи и уезжать на каникулы, как я и планировала. Все равно теперь только в начале февраля возвращаться, чтобы попытаться сдать заваленный зачет снова. Что-то мне подсказывало, что с ребенком тут точно лучше пока не оставаться.
Кое-как открыв дверь своим ключом, потому что Аня звонок попросту игнорировала или куда-то ушла, я вваливаюсь в квартиру и сбрасываю с запястья тяжелый пакет. От его ручки остался глубокий след, но сначала я решаю отнести малыша в комнату и пока раздеть, чтобы ему было не слишком жарко. Но стоит только шагнуть туда, как Аня буквально накидывается на меня с порога:
– Ты чего его сюда притащила! Я видела все, какого черта ты эту личинку не отдала мужикам тем?!
От испуга я шарахаюсь назад и смотрю ошарашенным взглядом на подругу.
– Они подозрительные какие-то, Ань! – вцепившись в малыша так, словно его собрались у меня отобрать силой, говорю я, – Ты права про бандитскую наружность, но не это главное! Я слышала их разговор, они… они продать его кому-то хотели и обсуждали что-то незаконное!
Аня смотрит на меня, как на сумасшедшую и, скривив губы, передразнивает:
– «Что-то незаконное»! Ты что, совсем детективов пересмотрела? Они этого личинуса ищут, вот и отдай его! Смотри, еще сядешь за то, что чужого ребенка укрываешь и не отдаешь! Тебе все эти проблемы зачем?
– Ты же сама говорила…
– Да ничего я такого не говорила! И вот что ты делать будешь с ним?? Тут оставишь? Мне тут этот орущий кусок мяса не нужен!
– Я и не собиралась тут ребенка оставлять! – закипая от злости, кричу в ответ, – Поеду к маме, я все равно все предметы сдала, кроме философии этой.
–
– Не скажет она так! Я ей все объясню, и она поймет! Не могу я его отдать, ты же слышала, что я тебе рассказала! Это бандиты какие-то и они с полицией заодно! Кто знает, что они этому ребенку вообще сделают, может продадут на органы какие-нибудь!
– Это не твои проблемы, Поль. Я бы на твоем месте отдала этого мелкого и забыла о нем, как о страшном сне! Оно вот тебе надо? Что там с ним, как будет – это вообще нас с тобой не касается! У нас, вон, экзамены, зачеты, учеба, вот про них и думать надо.
Я пораженно замолкаю, не веря, что Аня действительно так легко об этом говорит. Это же ребенок, он живой, дышит, двигается, может его вообще у родителей похитили и те сейчас места не находят. А она о нем вот так, как о куске мяса… плевать, что будет, лишь бы проблем не нажить.
– Как ты так можешь… – хмуро выдыхаю я.
– По крайней мере, я не строю из себя правильную хорошую девочку, как ты!
Сжимаю крепче зубы и глухо говорю:
– Аня… мы сейчас поссоримся.
– Ой, да к черту тебя! Иди, куда хочешь со своим засранцем мелким, сопли ему вытирай, подгузники меняй, раз такая правильная! Вещи только прихвати и на следующий месяц себе новую квартиру ищи – я с тобой жить больше не собираюсь! – припечатав, Аня нарочно пихает меня плечом, несмотря на то что на руках у меня все еще малыш, и демонстративно хлопает дверью кухни.
Глава 4
После ссоры с Аней я собираю вещи как могу быстро. Большую часть их я сложила еще с вечера, но вот сейчас мне придется немного выложить, чтобы вместилась и одежда для ребенка, которую мне любезно дала баба Валя. Даже не знаю, что бы я делала, если бы не она, ведь и одеть малыша тогда было бы попросту не во что.
Я сворачиваю крохотные футболочки и штанишки, укладывая их поверх своих вещей, отвернувшись от входа. Это чтобы Аня, если вдруг войдет, не увидела, что я плачу. Стараюсь делать это бесшумно, не всхлипывать даже, делая вид, что просто слишком увлечена сборами. На самом деле же слова подруги очень задели. Я попросту не ожидала, что Аня меня вообще ни капли не поддержит, еще и окажется настолько черствой. Надеялась, что она хотя бы поможет советом, подскажет, как действовать и вместе мы придумаем план…
Еще и её слова про хорошую девочку… было в них что-то злое, как будто накипевшее. Ну да, я стараюсь учиться, по клубам не хожу – мне просто неинтересно там, стараюсь помогать, если вижу, что могу это сделать. Здороваюсь, в конце концов, с тем же охранником на входе в университет и не считаю зазорным поболтать с уборщицей и посочувствовать, что она сильно устала. Аня обычно делала вид, что не видит людей, занятых простой работой, но я не думала, что она настолько… черствая.
Да я и не строю из себя никого, просто общаюсь вежливо и стараюсь никого не обижать. Разве это плохо?