Мама - это Ты
Шрифт:
– Я тут коньяка хорошего для бати взял. Хотел посидеть с ним и сказать… В общем, многое хотел сказать. И ещё, бутылку вина для тебя.
– Для меня?
– Да… Тебе. С тобой тоже, наконец-то, хотел бы прояснить наши отношения. Просто, ты мне…
– Подожди, Валь, – торможу его с объяснениями. – Сначала ты поешь, а потом будем говорить. А коньяк… Он очень даже кстати. Ты молодец, что его захватил. Отцу потом другой купишь.
Сидим за столом под навесом. Валька уплетает за обе щёки молодую картошечку с укропом. Всё свежее, прямо с грядки. Плюс, курицу подогрел ему, что осталась с обеда. Мы её вместо шашлыка на
Вот только, смогу ли я жить дальше? Жить, зная, что эта самая жизнь не моя, да ещё и замешана на отборном вранье. Жить рядом с любимыми людьми и оставаться при этом чужаком, занявшим не своё место… Как долго я выдержу? Когда сорвусь? Так или иначе, это, ведь, всё равно произойдёт. И тогда я могу, сам того не желая, причинить всем, кто будет рядом… Невыносимую боль… Причиню боль тем людям, которых люблю больше жизни и хочу защитить. Нет! Не стоит ложь таких последствий. Лучше уж рубануть по живому сейчас, в надежде, что чуть позже у этих людей жизнь наладится. Ведь, иногда, говоря языком врачей, человеку приходится причинять кому-то боль, чтобы потом, у этого кого-то, всё стало хорошо. Когда ужин Валентина был закончен, он вопросительно и даже с вызовом посмотрел на меня. Типа, ну вот я и поел. Теперь, мол, от разговора не отвертишься. Я на этот взгляд ответил тем, что демонстративно сходил в дом и вынес две рюмки, поставив их на стол.
– Ну, и где коньяк?
Он достаёт из сумки бутылку «Hennessy X.O» и смотрит вопросительно.
– Наливай… – указываю взглядом на рюмки. – Только, мне немного. Иначе свалюсь раньше, чем разговор начнётся.
– Может, тогда, лучше вина налить? – предлагает второй вариант.
– Нет, Валь. То, что сейчас буду рассказывать, вином не зальёшь.
Он плюхает себе полную, а мне на донышко. Чокаемся. Коньяк приятной пряной волной обжигает гортань. Снова наливает.
– Саша, я хочу тебе сказать, что ты мне очень нра…
– Я знаю, – не даю ему договорить. – Но прежде, чем ты начнёшь признаваться мне в любви, хочу предостеречь. Не надо поспешных решений. Всё совсем не так, как кажется. Ты хотел получить ответы? Я согласна отвечать. Задавай вопросы.
Он внимательно смотрит мне в глаза. А мне снова приходится собрать в кулак всю свою волю, чтобы не захлебнуться этим взглядом.
– Вопросы? – спрашивает, замахнув рюмку. – Вопросов много… было. Но почему-то сейчас не знаю, с какого начать.
Я не стал следовать его примеру. Знаю прекрасно, что срубит меня ещё на полтиннике. В общем, пока пропущу.
– А какой первым на ум приходит? – подбадриваю.
– Там, на кухне… Ну… Тогда…
Киваю, подтверждая, что понял о чём речь.
– Смею ли я надеяться, что это была не игра и что я тебе, не безразличен?
Снова киваю. Это, ведь, так и есть. А он, уж не знаю, то ли от облегчения или от вновь разгоревшейся надежды, набулькивает очередную дозу себе. Я его придерживаю:
– Не спеши, Валя. Мне нужно, чтобы мозг твой был максимально трезвым. Накидаться ещё успеешь. Думаю, повод будет железный.
Он удивлённо и при этом настороженно смотрит.
– Итак, это был только первый вопрос, а ты говорил, что их было много…
– Стася, – он сжал кулаки до хруста суставов. – Всё время норовит назвать тебя мамой. Она знает что-то, чего я не знаю? Или то, о чём я догадываюсь и ещё больше хочу поверить, на самом деле, так? Саша? Ты вернулась?
Я молчу. Тяжело выдавить из себя правду. Скажи я сейчас то, что этот человек, больше всего хочет услышать и он тут же бросится на колени, вымаливая прощения за свою связь с Ольгой. Но я не сделаю этого:
– Нет, Валентин. Твоя Саша, та, которую ты до сих пор любишь, умерла на самом деле. Но, если тебе будет легче, скажу, что душа её и сейчас где-то живёт, продолжая помнить вас всех и любить. Но я, не она.
– Тогда, кто ты? Почему так похожа на неё?
– Можно встречный вопрос?
Он кивает.
– Там, на кухне… Ты кого целовал?
Он пожимает плечами.
– Не знаю. Я уже ни в чём не уверен. Запутался окончательно. Одно знаю точно… Ты нужна нам. Мне, Стаське, родителям. Мне кажется, что они верят в возвращение…
– Нет никакого возвращения, Валя! – резко обрываю его. Только его веры мне не хватало.
В его глазах недоверие, боль и даже злость. Наверное, злится, что я обломал его надежды. Вдруг, он сильно бьёт кулаком по столу:
– Тогда, ответь мне прямо, кто ты?!! Зачем влезла в нашу жизнь?!! Зачем, позволила мне надеяться, а Стасе называть себя мамой?!! ЗА-ЧЕМ?!!
– Не ори! Сейчас всё узнаешь. Наливай… Это был правильный вопрос.
Коньяк самое то, в данный момент.
– Ты веришь в переселение душ, Валентин?
– Нет.
– Хм, однозначный ответ. Зачем, тогда, спрашивал? Говорил, что узнал, но боишься поверить?
– …
– Молчишь? – усмехаюсь. Правда, усмешка вышла невесёлой. – Правильно молчишь. Потому что, жизнь после смерти, на самом деле, существует. Подожди!!! – теперь я хлопаю узкой ладошкой по столу, не давая ему вставить реплику. – Ты хотел правды? Вот и получай. Только пожалуйста, сначала выслушай до конца и не спеши вызывать дюжих ребят в белых халатах. Хорошо?
Он кивает.
– Ты верно заметил похожесть. И думал в правильном направлении по поводу возвращения. Только, вместо твой жены, вернулся я.
– Вернулся? – глаза удивлённые.
– Именно так. Не вернулАсь, а вернулСЯ. При этом, не к себе. В этом и проблема.
– Ничего не понимаю.
– Я и сам мало, что понял. Ты слышал, когда-нибудь, теорию о множественности миров?
– Да.
– Веришь или не веришь, спрашивать не стану. Скажу только, что это правда. Представь себе, хоть на мгновение, что миров действительно множество и там тоже живут люди. Одни миры похожи на этот, в той или иной степени, а некоторые, выглядят совсем уж иначе. Как? Не скажу. Потому что, довелось побывать только в двух. В своём, где родился жил и умер и в этом вот.