Мама по принуждению
Шрифт:
Оказывается, нет.
Только сейчас, глядя на настоящего отца малыша, я понимаю, что ошибалась. Сходство есть в любом случае. Тот же разрез глаз, посадка, те же пухлые губы, нос. Родион жутко похож на мужчину, который внезапно приседает и протягивает руку к сыну.
Если бы я не заметила сходства, быстро бы оттолкнула его и пресекла все попытки дотронуться до сына, но я вижу то, как они похожи. Разве я могу запрещать отцу касаться своего ребенка, даже если он родился обманом?
Пока внутри меня борется два человека: мать и обиженная женщина,
Вот она — встреча отца и сына.
Вот тот трепет и та нежность, которой я не видела в Андрее.
Вот то, чего мне не хватало в муже — искренность.
Искренняя любовь, преданность, ласка, взгляд, с которым он смотрел на Родиона. Тогда я не понимала, что это все ненастоящее, напускное, а сейчас… я вижу, как Адам смотрит на малыша.
— Ну привет, — его хриплый, чуть грубый голос, разносится по комнате.
Родион почти никак не реагирует, лишь сильнее пучит глаза и мотает головой, смешно приоткрывает ротик в поисках соски, а когда не находит ее, начинает хныкать, а через пару секунд — пронзительно плакать.
— У него что-то болит? — обеспокоенно спрашивает Адам, а мне почему-то хочется смеяться.
Наверное, это истерика после всего пережитого.
— Когда нас сюда везли, мы потеряли соску. Сейчас он ищет ее. И плачет тоже поэтому.
Адам кивает, поднимается на ноги, возвышаясь над нами во весь рост, достает из кармана мобильный, а после, подумав, спрашивает у меня:
— Нужна какая-то определенная модель?
— Да, — киваю. — Купите силиконовую с прикусом.
Мужчина, если и удивляется, то не подает виду. Передает мои слова в трубку и отключается, кладет смартфон на стол и поворачивается ко мне, останавливая взгляд на ребенке.
— Я попросил Елену Эдуардовну помочь тебе с Родионом, посидеть с ним, если тебе нужно будет отдохнуть.
— Я хорошо себя чувствую! — возражаю, потому что не представляю, как в таких условиях можно оставить ребенка с другой женщиной, пусть и профессиональной няней.
Она чужая. Я ее не знаю. Как я могу оставить малыша с ней после того, как меня похитили? Я что, должна до конца поверить в то, что здесь мы в полной безопасности? А что если нет?
Адам вздыхает, но никак не комментирует мое нежелание принимать няню.
— Тебе покажут вашу комнату, — произносит он. — Отдохнешь. Через несколько часов ужин. За тобой придут.
— Я останусь здесь? — удивленно спрашиваю, пытаясь осознать то, что услышала.
В мои планы совсем не входит жить в одном доме с Адамом. Да и что я здесь буду делать? На каких правах находиться? На правах матери его сына?
Я не согласна!
Препятствовать общению Адама и Родиона я не стану, особенно после того, как увидела исходящую от мужчины нежность и трепетность. Я до сих пор не могу поверить, что это он несколькими минутами ранее гладил малыша, и что это не плод моих фантазий. Но жить с ним в одном доме выше моих сил. Да и как он себе это представляет?
— Мы
— И что мне просто сидеть в комнате?
— Да, Ангелина! Отдохни, успокойся, мы обсудим все за ужином. Раз уж так сложилось, что тебе пришлось все это пережить, а мне этому поспособствовать, я хочу, чтобы ты чувствовала себя максимально комфортно.
— Отвезите меня домой! — прошу. — Там я буду чувствовать себя именно так.
— К мужу хочешь? — его резкий тон заставляет меня дернуться, а мозг отчаянно среагировать на слово “муж”.
Нет, к нему не хочу!
В родные стены хочу. Туда, где жила уже не один год, где есть моя спальня, тумбочка у кровати, любимая стиралка и где я была хозяйкой.
Была!
Это так больно режет по сознанию. Понимание, что ты там больше никто. Пустышка. Никому не нужный человек, потому что тот, кому ты верила и любила, в тебе больше не нуждается. Потому что у него есть три миллиона, а тебя больше нет.
Я и сама не понимаю, как слезы скатываются по лицу. Родион больше не плачет, зато плачу я. Хочется кричать, рыдать, выть, рвать на себе волосы от отчаяния. Я ведь его любила. Готова была на все, лишь бы Андрей был счастлив.
А это все и не нужно, оказывается. Счастье было в другом. В миллионах, на которые он меня променял.
Наверное, вот так люди и сходят с ума. Когда больше нет их прежней жизни. Что у меня осталось от той Ангелины, которой я была два часа назад? Только Родион, пускающий пузыри слюней губами и одеяльце, в которое он укутан. А еще мой мобильный, стоящий на столе и одежда, что на мне надета. Это все. Да и то я не уверена, что телефон мне вернут.
— К нему ты не вернешься! — резко произносит Адам, вынуждая меня поднять голову и посмотреть на него. — Говори, что нужно, тебе все привезут. Или купят, но к нему ты никогда больше не поедешь!
Сталь в его голосе заставляет меня поежиться. Почему он так разговаривает со мной?
У него нет никакого права говорить со мной таким тоном! Голос внутри буквально кричит об этом, поэтому я встаю.
— Спасибо за то, что объяснил мне, что можно и нельзя, а теперь скажи, почему я должна тебя слушать? Родион мой сын, я свободная женщина, а ты не в праве распоряжаться моей жизнью, как бы тебе этого не хотелось! Я не хочу находиться здесь. Не хочу жить в этом доме! Я хочу уехать немедленно!
У меня откуда-то появляются силы на спор. Наверное, это вполне обычное желание — хотеть, чтобы тебя выслушали, чтобы позволили поступать по своему и не раздавали приказы. Мы с Андреем всегда советовались друг с другом, он принимал мою точку зрения или находил компромиссы.
Мужчина напротив другой. Он не желает слушать.
Я вижу это по с силой стиснутым зубам и недовольному выражению лица. А чего он ожидал? Что женщина, узнав о рождении от него сына, будет прыгать от радости и падать ему в ноги?