Мамба, Бентли и любовь
Шрифт:
Дима перевел на меня пылающий взгляд и схватил за плечи. В его голосе звенела неистовая мольба:
— Лена, пойми! Сейчас у меня есть уникальный шанс свершить правосудие. Отомстить за Милу, за Роберта, за все загубленные жизни. Стать настоящим королем, а не прятаться по углам. Ты только представь — никаких больше тайн, никакой лжи. Жизнь в роскоши и неге, путешествия, рестораны. Все для нас с тобой! _Ч_и_т_а_й_ _к_н_и_г_и_ _на_ _К_н_и_г_о_е_д_._н_е_т_
Я сглотнула подступившие слезы и покачала головой. Мне претила сама мысль, что мой любимый
— Дима, умоляю, не ввязывайся в это! — взмолилась я, судорожно вцепляясь в его руки. — Подумай, чем ты рискуешь! Жизнью, свободой, репутацией. Ты ведь хотел начать все с чистого листа, забыть прошлое. А сейчас сам лезешь в эту грязь!
Он нетерпеливо отмахнулся, упрямо наклонил голову. Весь его вид выражал непреклонную решимость.
— Я все обдумал, Лен. Другого пути нет. Иначе мы вечно будем жить в страхе, оглядываться через плечо. Вдруг эти ублюдки вычислят тебя или Машку? Используют как рычаг давления? Нет уж, я должен опередить их, ударить первым!
— Господи, какой кошмар… — пробормотала я, обхватывая себя руками. Слезы покатились по щекам, плечи затряслись в беззвучных рыданиях. — Дим, пожалуйста, давай просто сбежим! Уедем подальше, хоть на край света. Начнем новую жизнь, забудем обо всем…
Дима привлек меня к себе, зарылся лицом в мои волосы. Его дыхание стало прерывистым, а объятия — почти болезненными.
— Лена, солнышко, как бы я хотел… Сам мечтаю забрать вас с Машей и укатить в закат. Но увы. Меня везде достанут, от них нигде не скрыться. И вас втянут, не пощадят. Единственный способ обрести покой — вступить в последний бой. Выиграть эту войну.
Он слегка отстранился, заглянул мне в глаза. В его взгляде плескалась вселенская тоска вперемешку с неистовой любовью.
— Лена, я прошу лишь об одном. Поверь мне. Доверься. Все что я делаю — ради нас, ради нашего будущего. Как только одержу победу, тут же вернусь к тебе. Стану самым лучшим мужем, папой для Машки. Жизнь будет как в сказке, обещаю! Только подожди немного. Самую малость…
Я затрясла головой, цепляясь за Диму как утопающий за соломинку. Ужас леденил внутренности, разрывал сердце на части.
— Дима, умоляю! — голос сорвался в хриплый всхлип. — Не надо жертв, не надо крови! Отдай компромат властям, пусть сажают бандитов. А сам отойди в сторону, мы же обычные люди!
Но Дима словно и не слышал меня. Его лицо окаменело, а во взгляде вспыхнула неумолимая жестокость.
— Нет, Лена, — отрезал он стальным голосом. — Я не могу. Не имею права отступить. Это дело чести, вопрос жизни и смерти. Прости, но ты не понимаешь…
Он резко поднялся, начал торопливо одеваться. Застегнул рубаху, брюки, набросил пиджак. Всем своим видом давая понять — разговор окончен, решение принято. Не глядя на меня, бросил:
— Постарайся не волноваться. Береги себя и Машку. Я люблю вас. Дождитесь меня.
И широкими шагами вылетел из квартиры, хлопнув дверью. А я осталась на измятых простынях — раздавленная,
Господи, сделай так, чтобы он передумал! Вразуми, убереги, верни живым и невредимым. Не дай свершиться непоправимому! Ведь наша любовь достойна счастливого финала. Достойна вечности, а не испепеляющей войны…
44
Трясущимися руками я набирала номер Димы, снова и снова. Гудки, гудки, гудки — и бесконечная пустота вместо родного голоса. Писала ему сообщения, одно за другим. "Дима, пожалуйста, ответь!", "Умоляю, не делай глупостей!", "Я так боюсь за тебя!". Но в ответ — тишина и молчание.
Два дня я металась по квартире, не находя себе места. Позвонила на работу, сказалась больной. Всё валилось из рук, мысли путались. Только одно стучало набатом в голове — как он там? Жив ли, здоров? Не случилось ли непоправимое?
Звонок Ольги застал меня врасплох. Подруга сразу почуяла неладное, забросала вопросами:
— Ленка, ты чего пропала? Что стряслось? Голос у тебя — краше в гроб кладут!
Но я отделалась невнятным бормотанием, ссылаясь на мигрень и недомогание. Не могла, не хотела ни с кем делиться своей бедой. Даже с Олей.
Она еще долго трещала в трубку, пересказывая последние офисные сплетни. Оказывается, Роман всё-таки уволился, собрал вещички и свалил в неизвестном направлении. Но мне было плевать. Все это меркло и бледнело на фоне того ужаса, что творился в душе.
И вдруг меня осенило. Кто еще может вразумить Диму, достучаться до него? Ну конечно, мать! Она ведь тоже любит его, волнуется. Вдвоем у нас больше шансов.
Трясущимися пальцами я отыскала в списке контактов номер Маргариты Павловны. Сердце колотилось где-то в горле, когда я слушала длинные гудки. Наконец, на том конце провода раздался сухой, настороженный голос:
— Елена? Что-то случилось?
Слова полились из меня бурным потоком, вперемешку со всхлипами и рыданиями. Я сбивчиво пересказала наш разговор с Димой, его страшное намерение. Умоляла поговорить с ним, убедить отступиться, не лезть на рожон.
Маргарита Павловна слушала молча, лишь изредка потрясенно ахая. А когда я выдохлась, на том конце воцарилось долгое, гнетущее молчание. Потом она вздохнула и глухо произнесла:
— Елена, скажу честно. Вы мне не нравились с самого начала. Не та партия для моего сына. Но сейчас я вижу — вы и правда любите его. Волнуетесь за него. Это подкупает.
Я затаила дыхание, боясь спугнуть неожиданное понимание. А Дима's мать продолжила:
— Попробую поговорить с ним. Вдруг одумается, прислушается к голосу разума. Но особых надежд не питаю. Знаю своего мальчика — если что задумал, фиг своротишь.
— Спасибо… — выдавила я одеревеневшими губами. В горле будто застрял колючий ком. — Если удастся хоть что-то…
— Не премину сообщить, — отрывисто бросила Маргарита Павловна. И вдруг ее голос дрогнул, в нем прорезалась плохо скрываемая тревога: