Манадзуру
Шрифт:
— Пирожное с какао было таким вкусным! Особенно с теплым молоком!
В кондитерской я почувствовала запах, исходящий от затылка Момо. Это был сладкий аромат. Расти и взрослеть — не самый приятный процесс. Неприязнь вызывала не Момо, взрослеющая постепенно, а само взросление как таковое. Слишком много лишнего разбрасывает вокруг себя взрослеющий ребенок, и сам не может справиться с этим. Оттого его становится жаль. Он такой юный, неведающий. Увеличиваться неприятно. Неприятно, вне зависимости оттого, что растет, тело или чувства.
В Атами мы много фотографировались. Женщина там не появлялась. Она пропала из виду. Как только мы преодолели Югавару, нечто, навевавшее мне воспоминания о Рэе, также незаметно исчезло. На всех фотографиях, напечатанных позднее, Момо смеялась.
— Моя улыбка какая-то неестественная, — сказала Момо, ткнув пальцем в отпечаток собственного лица на фотоснимке.
— Тем не менее, тут ты выглядишь счастливой, мне нравится.
— Когда улыбается, она вылитая ты, Кэй, — сказала мама.
По дороге обратно я вглядывалась из окна поезда в улочки Манадзуру. Небо затянули тучи. Хотя в Атами стояла ясная погода. Весь город наполняло невнятное шептание. Здешние жители его не замечали, лишь те, кто проезжал мимо, способны были его уловить.
— В следующий раз поедем в путешествие все вместе, — сказала я, взглянув на маму. Она смотрела на меня с жалостью. Для неё я была юным, неведающим существом.
Каждый раз, когда я шла на свидание с Сэйдзи, меня посещало хорошее настроение. Мы встречались уже давно, но каждое ожидание встречи непременно поднимало мне настроение.
— Я ездила с дочерью в путешествие, — сообщила я ему.
— Погода была хорошая?
— Половина на половину.
Я с удовольствием болтала о разных пустяках. Шла рядом и без устали болтала. Болтовня о том, о сём не даёт возможности завязаться серьезной связной беседе. Она, словно корзина с большими щелями в плетении, пропускала через себя всё, чем бы её не наполнили.
— Когда я рядом с тобой, мне хочется спать, — как-то раз сказал Сэйдзи.
— Тебе так скучно? — оторопело переспросила я.
— Да нет, не в этом смысле. Просто становится так спокойно, как во сне, — смеясь, ответил Сэйдзи.
Иногда я думаю, как мы постарели. Прошло уже десять лет, как я впервые встретила Сэйдзи. Для нас двоих время шло одинаково, но года оно прибавляло нам по-разному. Периоды, когда старел Сэйдзи, не совпадали с периодами моего старения. Течение лет для нас не было единым.
— Но в этом есть своя логика.
— В чём? — удивился Сэйдзи.
— Во всём.
— Да? — только спросил он. Сама я тоже плохо представляла, что такое это «всё». Но «всё» — здесь, действительно, точное слово.
— Я звонил тебе, — обронил Сэйдзи.
— Когда?
— Когда ты была в Манадзуру.
— Правда? —
— Я хочу тебя, — сказала я.
— Давай сегодня, — ответил Сэйдзи.
Наши тела, лежащие рядом, издавали едва ощутимый жар.
Каждый раз, когда Сэйдзи привлекал меня в постели, сначала я слабо сопротивлялась его ласкам. Сопротивление было и физическим, и психологическим. Мне не хотелось начинать любовную игру. Это нежелание было слабым, едва ощутимым.
— Иди сюда, — говорил Сэйдзи и прижимал меня к себе. И в миг, когда наши обнаженные тела соприкасались, я забывала о сопротивлении.
У Сэйдзи были мягкие ладони. Мои пальцы в самом начале жестко отталкивали его, оттого еще сильнее ощущая эту мягкость. Вдруг они слабели. Это кровь, таившаяся в самой глубине моего тела, начинала пульсировать, направляя свой ток в самые его дальние уголки.
— Хорошо, — прошептала я. С Сэйдзи я могла разговаривать. С Рэем я утрачивала эту способность. Стоило Сэйдзи обнять меня, как начинало казаться, что я не более чем контур своего тела. Мой контур подчеркивал контур его тела. Очертания тел, которые, казалось, вот-вот сольются в одну линию, однако, не соединялись, их содержимое то вздымалось, то опадало, то вздымалось вновь. Тело окончательно расслаблялось не в разгар соития, а после, так сильно, что не было сил пошевелиться. Такое состояние длилось минут пять. Я лежала, раскинувшись на постели, а в ушах стоял шум, похожий на звук прибоя.
— Что это за звук, — спросила я Сэйдзи. Он задумался и переспросил:
— Звук отъезжающей машины?
— А почему именно отъезжающей, а не подъезжающей?
— Когда машина подъезжает, звук более резкий, разве нет? — сказал Сэйдзи и опустил голову на простыни. «Он всегда высказывает хрупкие вещи», — подумала я. Уезжая, приближаясь, машина на скорости проносится мимо, разве возможно отличить эти звуки друг от друга? Сразу хочется вступить в спор. Хочется разрушить его непрочное утверждение, высказав в ответ опровержение.
— Я проголодалась, — деланно глубоким голосом сообщила я. Сэйдзи рассмеялся. От смеха хрупкость исчезла.
— Хочется чего-нибудь горячего, — сказала я, приподнявшись и сев на кровати. Способность двигаться вернулась ко мне. Я легко провела по спине Сэйдзи пальцами. Он, не пошевелившись, продолжал лежать на животе, только плечи едва заметно вздрогнули.
— Ты что-нибудь почувствовал? — спросила я.
— Щекотно, — ответил он.
Я потянулась и еще раз прикоснулась к Сэйдзи. Под моим прикосновением спина прогнулась. Шум прибоя нарастал.