Манадзуру
Шрифт:
А Сэйдзи был очень добрым. Он не сказал мне ни одного дурного слова. Поэтому мне становилось страшно. Но природа этого страха была совсем иной, чем страх, который я испытывала рядом с Рэем.
— Если бы ты договорился о свидании с кем-нибудь на 9 часов вечера, где бы вы встретились, — задала я вопрос.
— Дай подумать. Кафе в 9 уже закрываются. Наверное, в холле гостиницы, или в клубе, а может быть, и в баре, — получила я вежливый ответ.
Я даже не была до конца уверена, что цифры 21:00 обозначают время встречи. Я только пыталась мыслям, мечущимся в тупике, дать хоть какую-то зацепку.
—
— А?
— С младшими коллегами. В баре гостиницы.
— Ну, береги себя, — сказала я. Сэйдзи засмеялся. По своему обыкновению он засмеялся беззвучно, но я почувствовала, от его губ исходят волны воздуха.
«Береги себя», — смогли бы эти слова предотвратить исчезновение Рэя, скажи я ему их тогда. Опять меня мучили ни к чему не ведущие предположения. Я потянулась, пытаясь глубже спрятать ребяческое самоутешение. Затем живо поинтересовалась у Сэйдзи насчет следующего нашего свидания.
— В этом месяце я буду очень занят. Боюсь, что времени встретиться не будет. Прости, — проговорил Сэйдзи.
— А, понятно, — покорно ответила я. Сэйдзи опять засмеялся.
— Ты сегодня какая-то тихая.
В тот миг, когда я услышала отказ, мою грудь пронзила острая боль. Любви я не чувствовала, только боль.
Кроме записки, существовало еще кое-что. Это был дневник Рэя. Он стоял среди словарей в первом ряду книжной полки. Раз в месяц я доставала его и листала страницы.
Дневник представлял собой отрывочные заметки. «Сменные лезвия — одна пачка. Вечером Торигэн [4] . Такамацу. Кавахара. Ужин с начальником. Игрушечную лошадку для Момо». И тому подобные вещи были сухо набросаны на бумаге. В словах отсутствовала какая-либо связность, но каждый раз, когда я перечитывала их, они больно ранили меня. Даже сами буквы, выстраиваясь рядками, наносили мне раны.
Я не подозревала, что Рэй ведёт дневник. Обнаружив, я принялась скрупулёзно изучать его, ища ключ к разгадке его таинственного исчезновения. Я выискивала намёк на существование другой женщины или суммы денег.
4
Название закусочных, где подают якитори.
Не найдя ничего подобного, я некоторое время пребывала в полной растерянности. Не оттого, что мне не удалось обнаружить что-либо, а оттого, что я словно заглянула в жизнь Рэя через замочную скважину. Стоимость оякодона, который он ел на обед, список старых номеров журналов, фраза типа: «Сокращение сроков доставки на 5 дней, переговоры завтрашнего дня» — видимо, что-то связанное с работой, и тому подобное, всё это никак не походило на того Рэя, каким я его знала до недавнего времени.
В порыве я запрятала дневник в самую глубину книжной полки. Так, чтобы больше не видеть его. Рэй никогда не казался мне чужим, но после того, как я прочла его дневник, он превратился для меня в незнакомца. Я даже не могла вспомнить его лицо. Его запах. Ощущение от прикосновения к его кожи. Его голос.
Нет, он не исчез для меня. Просто я, читая строчки его дневника, взглянула на
То, что он был далёк, я на самом деле знала. Знала, но была поражена, когда оказалась поставленной перед фактом. Чувства всколыхнулись, словно отпрянув от обжигающего пламени.
По прошествии времени я вернула дневник на его прежнее место в первом ряду. Туда, где стояли только те книги, которые чаще всего брали. Ты глупец, Рэй, — иногда говорила я вслух. Я повторяла это без особого чувства. Однажды, когда я вновь произнесла эту фразу, за мной тихо наблюдала Момо. Она стояла у меня за спиной. Я застыла с раскрытым дневником в руках, а Момо тут же вышла из комнаты. За моей спиной не было враждебности, но в воздухе повис упрёк.
Возможность упрекнуть кого-нибудь вызвала в моей душе зависть. Я попыталась, но ухватиться было не за что. У меня не было ничего, что могла бы поймать ищущая рука, ничего, кроме проскальзывающей сквозь пальцы пустоты.
Цветы на деревьях распустились, и в воздухе витал аромат. Встретиться с Сэйдзи не было возможности, Момо, с тех пор как начала ходить на подготовительные курсы, была тоже занята. Гуляя в одиночестве, я добрела до университета. Погода стояла ясная, что само по себе было уже приятно. Я дошла до пруда возле теннисного корта и села на траву. Три оставшихся головастика Момо превратились в лягушек. Не так давно мы вдвоем с Момо сходили на этот пруд и выпустили их. Сперва неподвижно посидев на траве, маленькие зеленые лягушата запрыгали прочь и исчезли в зарослях. Исчезли, передвигаясь маленькими короткими прыжками.
В ясные дни нечто, преследующее меня, сияло. Вода в пруду шептала. Я откупорила купленную по дороге банку с чаем и стала пить. Я ощутила жажду. Сделав глоток, я поняла, что хотела пить. Мой преследователь — мужчина. Возможно, я когда-то знала его, — подумала я, отпивая чай.
Из сумки на плече я извлекла дневник Рэя. Раскрыв, вырвала первую попавшуюся под руку страницу. Каждый год я вырывала из дневника по одному листу. Скорее бы они закончились. Из вырванной страницы я принялась складывать самолётик. Я хотела запустить его так, чтобы он упал на поверхность пруда и потонул.
Пальцы, складывающие бумагу, касались букв, написанных рукой Рэя. Под жирно выведенной черной ручкой записью: «Марки по 62 иены — 20 штук. Сайто КК закончено» — промелькнуло название «Манадзуру», я удивленно уставилась на него. Расправив листок, посмотрела внимательнее. Под датой ровно за месяц до исчезновения Рэя тонкой шариковой ручкой было написано: «Манадзуру».
Свернув бумагу маленьким квадратиком, я вложила её в дневник обратно, спрятав между оставшимися страницами. «Манадзуру», — прошептала я. Раньше я не обращала внимания на это слово или просто забыла. «Манадзуру», — ещё раз прошептала я. Поверхность пруда искрилась на солнце. То, что преследовало меня, тоже ослепительно сияло. Ветер усилился. Всё вокруг наполнилось шелестом листьев. Сияние слепило глаза, ничего не стало видно.