Манагер
Шрифт:
С замиранием сердца я заметил на улицах рабынь, которых вели на веревках, прикрепленных к чему-то вроде собачьих ошейников. Рабыни обычно что-то несли, следуя за своими хозяевами, как собачки, на поводке. Они были в основном обнажены — частично или совсем, — похоже, их владельцы не особенно заботились о чувстве собственного достоинства у рабов.
Кстати сказать, мужчины-рабы тут тоже не были обременены одеждой — хорошо, если на них имелись хотя бы набедренные повязки, а то и их не было. Похоже, степень одетости рабов — по сути вещей, одушевленных механизмов — мало кого здесь заботила, не вызывая никаких отрицательных
Для моих спутников жизнь этого города казалась привычной и не вызывала никаких эмоций, только Рила, заметив мой жадный интерес к окружающему, ехидно подмигнула:
— Изображаешь, что никогда такого не видал? Ну-ну… старайся, мой принц.
Мы пересекли город по узким извилистым улицам и через два часа вышли к порту — конечной цели нашего путешествия.
Глава 7
Порт открылся с высокого спуска, мощенного булыжником. Я бывал на море, но разве это были моря? Турция — море? Тогда я — балерина! А вот это было действительно море… Оно сверкало, оно пахло йодом и простиралось до горизонта, широкое, будто небо, на котором, как облачка, были разбросаны белые паруса кораблей.
Их было много, кораблей, так много, что я даже не ожидал — десятки, сотни… казалось, что кораблями заполнено все пространство. Я никогда не видел столько парусов и столько судов, стоящих на рейде и у пирсов. Теперь я точно поверил, что это был один из главных, если не самый главный порт империи.
Вначале меня охватило благоговейное чувство при виде этого чуда, потом — восхищение красотой, на смену которому пришло уныние. Как мне найти Аргану в этом городе? Смогу ли я снять ее с одного из этих кораблей, если ее уже увозят? Возможно, она сейчас сидит в вонючем трюме вон того великолепного фрегата, распустившего свои белоснежные паруса и несущегося по волнам в открытое море, а может, вон на той шхуне, которая идет вдоль побережья в другую сторону, или… да мало ли где она может быть.
Я опомнился, сбросил с себя наваждение и кинулся по улице вниз, следом за повозкой Рагуна, катящейся к порту.
Загар весело громыхал копытами по булыжной мостовой — ему было легко тащить повозку вниз, приходилось даже сдерживать его и подстраховывать, чтобы не скатиться вниз и не снести вход на территорию порта.
Въезд в порт тоже был платным — по три монеты с человека и десять с загара. Покрасневший от лихорадки купец, блестя больными глазами, нецензурно ругался под хихиканье своих шальных дочек, заявивших, что они очень благодарны папе за те новые слова, которые они узнали, и теперь они их обязательно возьмут на вооружение.
Зато Рагуну было не до смеха — его трясло, кидало то в холод, то в жар, и держался он только на своей воле, оказавшейся железной. Я даже выговорил его дочкам за то, что они так легкомысленно относятся к отцу и к его болезни, вместо того чтобы поддерживать его и заботиться о нем.
Рила на это мне сказала, что ее отец крепкий ствол железного дерева и перенесет, как и раньше, любые раны и болезни. Он так лучше справляется с хворью, когда ее как бы не замечают, а если начать его жалеть и сюсюкать над ним, он растечется
Въехав на территорию порта, мы потащились в дальний угол, к стоявшему особняком длинному ангару, на котором было написано на имперском языке «Пряности Мадурга! Лучшие в Империи!».
Я научился читать за эти полтора года вполне недурно, как и писать, — сам настоял, чтобы Варган меня обучил. Воинские искусства само собой, но без знания грамоты человек просто полудурок.
Рила направила фургон к входу в ангар, где уже потирал руки высокий мужчина в повязке из яркой пятнистой ткани, опоясывающей его бедра. Его черные с проседью волосы были напомажены, а усы завиты вверх стрелками, как у Сальвадора Дали. Личность была живописная, у нас таких называют метросексуалами. А иногда и по-другому…
— О-о-о! Кого я вижу! Мой друг Рагун! И его прекрасные дочки! О-о-о! Как я рад! Скорее, скорее сгружайте ваши товары, я вас давно жду! Корабль отплывает сегодня в полдень, а нам еще нужно погрузить ваши мешочки!
— Погоди сгружать, Мадург! — прервала славословия «красавца» Рила. — Пойдем-ка обсудим цену. В прошлый раз ты остался нам должен пятьсот монет. Я теперь сомневаюсь, что нам стоит с тобой иметь дело.
— Что ты, что ты! — неподдельно испугался Мадург. — У меня на этот товар уже заказ! Я задержал корабль ради вас — как так не иметь дело! Пойдем обсудим! Я все оплачу, как договаривались!
Рила и Мадург скрылись внутри ангара, а купец неожиданно подмигнул мне и сказал:
— Сейчас она вывернет его наизнанку, а то вечно то денег недодаст, то товар уценит — все норовит нас обмануть. Она молодец у меня, правда, если бы не она, нам бы худо пришлось. В кого только такая оборотистая — непонятно. Нагуляла, что ли, ее мамаша. Только тсс! Я тебе ничего не говорил и ее не хвалил! А то совсем на шею сядет!
Я посмеялся про себя — забавно, часто все выглядит не так, как кажется на первый взгляд. Люди часто хотят представить из себя тех, кем на самом деле не являются. Как это назвать? Лицемерие? Наверное… Но только это вторая натура человека.
Наконец из дверей ангара появились довольная, сияющая Рила и какой-то встрепанный Мадург, с как будто увядшими усиками.
— Все, мы договорились, — объявила Рила. — Манагер, пошли со мной — сейчас нам выдадут наши деньги, а потом, помолясь богам, начнем разгрузку товара.
— Ты что?! Не доверяешь мне?! — вскипел Мадург, изображая вселенскую оскорбленность.
— Неа, — с усмешкой заявила Рила, — давай не будем тут разыгрывать представлений. Я сама тебе могу с ходу десяток сцен изобразить. Пошли — рассчитаешься, и тут же сгрузим товар. Ты знаешь, что мы никогда не обманываем, товар лучшего качества, отвечаю. Давай, давай, поторапливайся — у меня отец вон ранен, ему к лекарю надо, а ты время тянешь.
Мадург развел руками, как бы сдаваясь настырной девке, и мы прошли внутрь огромного склада, забитого какими-то ящиками, мешками, кувшинами. По дороге Рила негромко мне сказала:
— Торгует редкостями — редкими тканями, украшениями, пряностями. Выжига еще тот. Все время норовит надуть: то денег недодаст, то товар уценит, скажет, что он не стоит той цены, что договаривались, или еще какую-то гадость подложит. Приходится с ним работать — не везти же товар в Арзум самим!
— А почему самим не везти?