Маньчжурия, 1918. Особый отряд
Шрифт:
Вспомнил Виктор и про совсем мутную организацию, учрежденную какими-то политическими проходимцами непонятной окраски — некий «Дальневосточный комитет защиты родины и Учредительного Собрания». Поговаривали, что их представительство в гостинице «Ориант» финансируют какие-то крупные местные коммерсанты, у которых зависли большие капиталы в западной Сибири. Организация на словах за демократию и издаёт свою газетку, величая себя законным правительством.
Ну и ГлИК, конечно.
«Анархия, провокации, интриги, слежка,
Виктор до обеда просидел в кабинете, потом пообедал с Ольгой и пригласил её в кабинет помузицировать — это его очень забавляло и успокаивало. Вечером ему позвонил Смирнов и рассказал о ситуации — было какое-то движение в рабочем квартале.
Следующее утро шло своим чередом. Виктор проводил время с Ольгой — он ощущал, что влюбляется в неё, как мальчишка. После обеда он вернулся в кабинет и раздумывал насчёт вечернего похода в какой-нибудь ресторанчик, однако позвонил Смирнов из штаб-квартиры охранной стражи.
— Виктор Антонович, получили шифрованную телеграмму от ротмистра Враштиля, командира нашей конной сотни в Цицикаре. Он докладывает, что Семенов полностью разбит красными, а некоторые эскадроны его монгол и бурят вообще разбежались, забрав оружие и лошадей. Войска атамана вчера отступили в пределы Маньчжурии, бросив на станции Даурия много продовольствия и снаряжения в вагонах.
— Это ожидаемо, — вздохнул Виктор. — Китайцы не пытались их разоружить?
— Пока что таких сведений нет.
— Спасибо, Игорь Иванович, держите меня в курсе!
«Вот это ситуация. Теперь японцам трудно будет изворачиваться в пользу Семенова, карта бита. Может, получится вырвать у них доступ к складам!» — подумал Виктор.
С Тейтом тоже было пока что непонятно — он остановился в гостинице «Ориант», на рауте у Орлова они договорились, что он свяжется с Виктором уже на этой неделе.
«Сходить в „Ориант“, что ли? Нет, буду выглядеть как проситель с протянутой рукой, а не перспективный агент. Надо подождать. С Ольгой лучше пройдемся по городу, посмотрю настрой людей», — решил он.
Часов в шесть вечера он поднялся к её комнате — оттуда слышалось легкое бренчание гитары. Он постучал, она открыла.
— Ольга Алекссевна, свет моих очей, — усмехнулся он нежно, — не желаете ли прогуляться по городу?
Естественно, они уже были на «ты».
— О, Виктор Антонович, — поддержала она игру, — с большим удовольствием. А куда мы пойдём?
— В сторону театра «Модерн».
Ольга кокетливо, как она умела, наклонила голову и стрельнула в него глазками.
— Ну тогда я одеваюсь!
—
Виктор решил не цеплять георгиевскую шашку, которая порядком его раздражала, однако револьвер проверил и поймал себя на мысли, что ни разу с него здесь не стрелял.
Ольга, одетая в легкое темненькое пальто и берет, вышла из здания и взяла его под руку. Они двинулись в сторону Железнодорожного проспекта, к больнице. Парень погрузился в свои мысли.
«А ведь если семеновцы сдали Даурию, то теперь уже наверняка советские власти перекроют железнодорожное сообщение с Харбином, этим анклавом контры. Значит, приток добровольцев уменьшится. Однако скоро должны проявить себя чехи, поэтому не всё так критично».
— Ты какой-то задумчивый, Виктор, — сказала она через пару минут.
— Да, так и есть. Ситуация в городе обостряется, да и вообще не слишком хорошая.
— Расскажешь?
Виктор в общем и целом обрисовал ей расклады в городе. Как раз за эти двадцать минут они неспешно дошли до проспекта и свернули на банковую улицу, к центральной больнице, напротив которой в деревянной двухэтажке и располагался театр «Модерн». Улица была мощёная, но производила тягостное впечатление. Людей было довольно много.
— Да, как-то всё пессимистично получается, — констатировала Ольга. — И что же делать?
— Пока что только ждать, — туманно ответил Виктор.
— Чего, милый?
— Каких-нибудь неожиданных и чудесных новостей!
— Ах, если бы, — усмехнулась девушка. — Смотри, там какая-то толпа около стендов, — показала она вперёд.
Действительно, напротив стендов с афишами толпилась публика. Они подошли туда, при этом довольно многие посмотрели на них без особой приязни, что заставило Виктора внутренне напрячься.
— У нас тут всё дорожает, сил уже нет, а в России товарищи вселяют простых рабочих в буржуйские квартиры, — громко и со злостью говорила группе людей какая-то потрепанная тётка в рабочей одежде метрах в десяти от них.
«Открытая большевистская агитация. Оружие со мной, да и орловские патрули частенько здесь ходят, и полиция», — успокоил он себя.
Содержание афиши Виктора предельно удивило — от этого полуподвального театра, образованного только в прошлом году, он ничего такого не ожидал.
— Неужели они и правда хотят поставить «Ромео и Джульетту»? — с восторгом спросила Ольга, прочитав афишу. — Режиссёр — сам Шастан, боже мой!
— Это кто?
— Милый, не издевайся — это же известный московский режиссер. Я не знала, что он уехал сюда. За него и его труппу говорили, что они уехали в Киев прошлой осенью, а выходит — сюда!
Постановка намечалась на двадцать шестое мая, воскресенье.
— Если хочешь, можем сходить, билеты вон продаются, — Виктор покивал на театральную будку-киоск около здания.