Мандарин на снегу
Шрифт:
Они так и стали жить вместе. Натка окружила его такой заботой и любовью, которую старик, похоже, и не испытывал за всю свою жизнь.
Подруги сделали его четвертым членом своей компании, что пошло на пользу всем.
Только приходя в нашу квартиру, Николай Семенович неизменно передо мной извинялся. И смотрел на меня долгим смущенным взглядом, по которому одна я понимала без слов, что все без изменений, новостей нет.
И все, казалось, успокоились, смирились с неизбежностью потери, ведь жизнь продолжается с ее радостями, улыбками, тревогами и слезами, с солнечными днями и грибными дождями. Все идут дальше, меняются, подстраиваются друг к другу или принимают мир таким, какой он есть.
Только во мне образовалась пустота. Она иногда полностью меня поглощала, как черная дыра, и еще немного и от меня бы ничего не осталось, но кто – то открывал для меня свою душу, давая уголок отогреться.
Больше всего давали мне тепла подрастающие близнецы. Не утешая, не зная про мою печаль, в отличие от многих взрослых, они полностью заняли окружающее меня пространство своими пухлыми ладошками, светлыми чубчиками, сопливыми носиками, звонким смехом.
Они впускали меня в свой удивительный мир детства, – принимая в игры, наделяя любимыми игрушками, позволяя читать детские книги, заставляя через силу радоваться жизни.
Но все эти долгие годы я постоянно ощущала запах моей девочки.
Наверное, я тоже старею, потому что стала бояться своих бессонных ночей. Чтобы ни говорили ученые, а спать по восемь часов в сутки вовсе не обязательно, по крайней мере, мне. И Виктория и Надежда, когда я оставалась у них на ночь, очень тревожились из-за моей бессонницы, поэтому я тихо лежала в кровати не решаясь даже включать свет. Лежала и страдала от своих тревожных мыслей. Они не заставляли себя долго ждать, а появлялись практически сразу, как только я делала вид, что собираюсь спать, как большинство нормальных людей.
Тревоги, обиды и горести водили вокруг меня хороводы и не давали вздохнуть или отвлечься на что – то более светлое и безмятежное.
Мне хотелось подумать о Севе, о Славике, о Наде, о ее уютном доме, где мне всегда хорошо; о своей работе, которую я люблю, но все это отодвигалось на второй и даже десятый план. А голову сжимали бесконечные мысли о дочке: как она растет, какая стала, на кого похожа? А еще мне очень хотелось знать – мучает ли совесть Глеба или он воспринимает все как успешную операцию? И даже вспоминала Ваньку – моего непутевого брата.
Тогда, после его исчезновения, я решилась позвонить маме и рассказать о нашей встрече. Мама говорила со мной холодно, как и в тот последней день, словно мы расстались только вчера и она до сих пор зла на меня. Она сказала, что про Ванькины дела слушать ничего не желает. У нее теперь другая семья, где она по – настоящему счастлива. Мне и Ване она отдала всю свою душу, молодость и жизнь. Но оказалось, что все это было отдано впустую; мы – неблагодарные дети, не оценили ее жертвенности и теперь ей совершенно безразлично, как мы будем продолжать свое взрослое существование. Она так и сказала – «взрослое существование», абсолютно точно оценив нашу с Ванькой жизнь, не зная всех жутких подробностей.
Она пожелала и мне найти свое настоящее женское счастье, а не цепляться за иллюзию семьи.
Вот такой у нас произошел разговор с мамой. Она даже не спросила, как живет ее обожаемый Ванечка. Просто вымела нас, как мусор, из своей по-настоящему счастливой жизни. Только сказала, что отец наш тоже обрел себя, но каким именно образом произошло это обретение, уточнять не стала.
Глава пятая
В доме тихо начиналось утро. Куда – то процокала коготками Манька, на минуту остановившись у моей двери, словно раздумывая: не заглянуть ли к гостье в комнату?
За ней, скрепя половицами, тяжело прошагал Федор, и вскоре внизу зашумела кофе-машина, дразня свежим ароматом моего любимого напитка.
Хлопнула входная дверь и на улице радостно залаял дворовой пес – кавказец Тихон.
Начинался новый день, новый год, новая жизнь.
– …знаешь, сколько свертков они привезли из магазина, и там должны остаться еще подарки, я точно знаю. Утром всегда под елкой еще подарки лежат, я в кино видел, – авторитетно заявил Славка.
Мимо моей двери протопали близнецы, направляясь за новогодними трофеями. Интересно, сколько игрушек надо обычному ребенку, чтобы почувствовать себя счастливым?
– Танюша, с Новым годом! – ко мне заглянула розовая ото сна Надя. – Все уже проснулись! Посмотри, какая сказка на улице: солнце, снег, небо голубое. Сейчас гулять пойдем.
– Мам, а че под елкой ничего нет? – в комнате появились мальчишки в сопровождении Маньки.
– А что там должно быть? – искренне удивилась Надежда.
Ответом ей было грустное сопение.
– Славка сказал, подарков было очень много, – выступил Сева.
– А, поняла, вы считаете, вам недодали? – уточнили Надя у сыновей.
Те как – то нерешительно кивнули, уже понимая, что они, скорее всего, ошиблись.
– Семейство, все вниз! – ситуацию спас Федор своим радостным криком. – Объявляю праздничное построение!
– Ура! Манька, строимся! Тань, Тань, ты тоже наша семья, вылезай уже, строиться будем!
– А как это? – не поняла я.
– Еще не знаем, – весело крикнули мальчики, выбегая из комнаты.
А утро было похоже на новогоднюю открытку. Именно так и должен был выглядеть первый день нового года: искрящийся белый снег, голубое небо, синие пушистые елки в отдалении и по дороге резво трусит серая в яблоках лошадка, запряженная в сани.
«Боже мой, а лошадь то здесь, откуда?» – удивилась я.
Мы торопливо одевались, мечтая скорее оказаться на улице. В прихожей задребезжал долгий, резкий звонок.
– Федь, ну когда ты его поменяешь? Такой неприятный у него звук, – нерешительно произнесла Надежда.
Дверь открывать не спешили. Нам было так хорошо в своем мирке, и не хотелось никого больше впускать в него.
– Да это же, наверное, Андрюха! – оживился Федор.
Дверь отворилась, но на пороге стоял незнакомый высокий красавец в длинной дубленке и стильной меховой шапке с лисьим хвостом.