Манино счастье
Шрифт:
Амин сгреб Маню в охапку и крепко прижал к себе. Сначала она как рыба билась в его руках, пытаясь вырваться. Она кричала, что не нужно никакой свадьбы, никакой женитьбы, потому что она обычная безотцовщина и ничего, кроме позора, она в жизнь Амина не принесет. Она кричала, что пусть он ищет нормальную женщину своей веры, а она ничем не может ему помочь! Она кричала это и все пыталась вырваться из его рук, но он ни на мгновение
Он вдруг понял, что в этой истерике сейчас вырвалось все напряжение, связанное с отцом; напряжение, которое накопилось в ней за всю жизнь и которое не имело выхода. Пусть ему было очень неприятно, он подумал, что это очень даже хорошо, что это случилось сейчас – и этот взрыв, и то, что узнал, что Маня совсем ничего не знает о своем отце…
Через пару минут, когда у Мани закончились силы, она вдруг замолчала, время от времени тихонько всхлипывая, и обмякла в руках Амина.
Амин осторожно посадил Маню на табуретку, присел перед ней на корточках и, погладив осторожно по щеке, сказал:
– Маша, я люблю тебя. Ничто не помешает мне жениться на тебе. Я ведь просто спросил о вере твоего отца, раз ты предложила перейти в твою веру…
Маша громко всхлипнула и прошептала ему:
– Прости меня, пожалуйста… Я не понимаю, что сейчас случилось со мной… Просто… просто… это было такое напряжение… всю мою жизнь, когда люди спрашивали меня о моих родителях. И мы жили не с мамой, а с бабушкой… И они ни за что не хотели рассказывать нам об отце. Они просто сводили меня с ума этим…
Амин взял ее за руку и отвел в ее комнату и уложил в постель. Потом он принес воды. Маша немного отпила и продолжала рассказывать Амину про свое детство. Про то, как одноклассники смеялись над ними за то, что они были такими бедными, и что у них не была отца, и мать приезжала очень редко. Про то, как соседи называли их «безотцовщиной» и про все те вещи, о которых она столько лет молчала и никому никогда не могла пожаловаться на то, как жизнь несправедливо с ними обошлась.
Амин сидел рядом с ней и вытирал ее слезы, слушая эту нестерпимо печальную историю и сравнивая ее с историей своей семьи, в которой мать была невероятно доброй и заботливой ко всем детям, и такой любящей и нежной к мужу. Он думал о том, что не мог бы даже представить себе такую ситуацию, в которой отец, будучи живым и здоровым, мог бы оставить жену и детей навсегда. Даже во время обстрелов и бомбежек отец делал так, что семье ничего не угрожало, потому что он все время предвидел опасность и, как мог, оберегал всю семью. А когда вся семья была вымотана войной, он просто организовал их отъезд в Европу, в безопасное место. И хоть ему было так трудно, он, будучи уважаемым успешным врачом с прекрасной частной практикой, взрослым человеком, подтвердил свой диплом в Германии, хотя один Аллах знал, чего ему это стоило.
Но Амин ничего этого Мане не сказал. Он понимал, что скорее всего с Машиным отцом случилось что-то настолько страшное… Что-то настолько сильно грозило семье, что для ее блага он был вынужден семью оставить. Да-да, скорее всего было именно так…
И Амин продолжал слушать свою невесту.
Время от времени и на глазах Амина показывались слезы, которых он не прятал от Мани, потому что он понимал, что все, что ей было нужно сейчас, – это быть с ней рядом, любить ее всем сердцем и возвращать ей веру в мужской мир и веру в людей.
В какой-то момент Маня замолчала, потому что у нее уже совсем не было сил. Амин накрыл ее одеялом, как ребенка, еще раз поцеловал ее в щеку и сказал:
– Маша, я люблю тебя, и я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты станешь моей женой, примешь мою веру и ощутишь твердую почву под ногами. Я даю тебе слово. Слово мужчины. До завтра, милая Маша.
Маня кивнула ему и услышала, как за ним тихонько закрылась входная дверь. Она улыбнулась – светло и нежно – и моментально уснула.
Наутро Маня проснулась со странным чувством. Во-первых, ей было стыдно за то, что произошло с ней накануне. Такая истерика была у нее впервые, да еще и на глазах Амина и к тому же после его вопроса об отце…
Конечно, Амин повел себя как джентльмен: успокоил ее, уложил, сделал так, чтобы она вчера не чувствовала себя неловко… Но сегодня ей было так неловко, что нельзя и описать. Во-вторых, к этому стыду примешалось ожидание разговора с матерью, ведь нельзя уже было замалчивать то, что Амин сделал ей предложение. У Мани, правда, мелькнула мысль, что можно было бы сначала пожениться, а потом сказать об этом матери: так было бы надежней. Но… Амин сто раз сказал, что по их обычаям нужно благословение родителей на брак.
Конец ознакомительного фрагмента.