Манипуляция сознанием
Шрифт:
Мы в России, похоже, слишком простодушны, и нам трудно это понять. Хайдеггер, многими признанный как самый крупный мыслитель нашего века, оставивший труд в полсотни томов, признал на склоне лет: «Только единожды или дважды за 30-35 лет моего преподавания говорил я о том, что действительно меня волнует».
В молодости меня поразил такой случай. Студентами мы были на практике в Орске, жили в заводском общежитии. В первый вечер пошли мы с ребятами в город чего-нибудь купить поесть. В магазине увидели большие банки тушенки с лошадиной головой на
Вопреки наивным представлениям наших энтузиастов демократии, во многих странах Запада в правах урезаны обширные категории людей. Не будем вспоминать совсем недавнее рабство в США (хотя это — принципиальный, философский вопрос, уходящий корнями в религиозное представление о человеке). Но вот Бразилия, которая, в отличие от Кубы, считается демократической страной. Индейцы — коренное население страны — не имеют избирательных прав. Они — жители страны, но не ее граждане.
Запад называют «обществом двух третей». Две трети — это «средний класс», сплоченный зрелищем бедности тех, кто оттеснен на обочину жизни. Голоса трети граждан, недовольных таким порядком, «омертвляются», выманиваются обществом «активных» граждан — множеством способов недовольных побуждают не участвовать в голосовании. В последнее время демократия Запада сдвигается к «обществу двух половин» — реально в выборах отказывается участвовать половина граждан. В России нашими отечественными демократами создан уникальный политический порядок: выборы считаются действительными, если к урнам пришло всего двадцать пять процентов избирателей («общество одной четверти»). И это, кстати, прославляется как обретение свободы, что не вызывает у нашей либеральной интеллигенции даже удивления.
Это — данные опроса, посвященного Конституции США, который был проведен в 1987 г.
Иногда у наших демократов непроизвольно вырывается такая чушь, что она просто умиляет, сердиться невозможно. Вот, Олег Попцов, в бытность начальником телевидения, изрекает: «Демократия, как я понимаю, это общество, где существует культ закона». В Третьем Рейхе, например, действительно существовал культ закона, в частности, закона о расовой гигиене. Значит, для Попцова это — вершина демократии. Потом Ельцин, наплевав на Конституцию (высший Закон государства), пушками разогнал парламент — а Попцов так и бормочет: «Ельцин — гарант демократии». И смех, и грех.
Кстати, инстинкты абсолютизма и культа личности развиты у демократических европейцев гораздо сильнее, чем у русских. Не будем уж поминать восторги немцев при виде Гитлера. Но вот великий философ Запада Гегель. 13 октября 1806 г. ему посчастливилось из толпы увидеть Наполеона, и он пишет: «Я увидел императора, эту душу мира, пересекавшего на лошади городские улицы. Поистине это колоссальной силы ощущение — увидеть такого человека, сидящего на коне, сосредоточенного, который заполняет собой весь мир и господствует над ним». Я, насколько помню ощущения юности, скажу, что русские Сталина любили разумной человеческой любовью, но не так, как Гегель Наполеона. Хотя и у нас были такие маленькие гегели — бабели.
«Красный
Мы уж не говорим о тех сектах и «церквях», которые являются прежде всего политическими или социальными (иногда криминальными) организациями, которые, напротив, используют религиозные «технологии» в манипуляционных целях.
Похожая ошибка произошла у Наполеона и в Испании — казалось бы, вполне европейской страной. Там-то уж либеральная, просвещенная часть общества, жаждавшая прихода французских демократов, была гораздо многочисленнее, чем в России, а получился конфуз. Испанцы перерезали и французов, и вечно сующихся куда не следует поляков, и кучу своих либералов с криком «Да здравствуют цепи!».
Это — цитата из труда психолога-демократа, сильно упрощающая реальность, но для начала это упрощение нам полезно. Ниже коснемся роли «несиловых» методов власти (того же «внушения» в авторитарных системах).
На деле Пушкин выразился так: «Мне мешает восхищаться этой страной, которой теперь принято очаровываться, то, что там слишком забывают, что человек жив не единым хлебом».
Бердяев, конечно, преувеличивал — он и представить себе не мог, что значит «подражать Западу как дети», не мог предвидеть в России такого явления, как Егор Гайдар или Новодворская. Русские западники начала века все же знали западную философию, читали и Гоббса, и Локка. Вот тонкое замечание М.Пришвина о Мережковском: «За его исключительную утонченность и образованность его идейные приверженцы звали „светлый иностранец“, светлый, в отличие от темных, приносящих нам в Россию не цветы европейской культуры, а шипы конкуренции — всеобщую правду и разделение».
Его Инквизитор говорит: «Мы будем позволять или запрещать им жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей — все судя по их послушанию». Кажется, аллегория, метафора. А посмотрите на Англию начала 30-х годов нашего века. Крупный ученый, сэp Джулиан Хаксли лихорадочно ищет меpы, не допускающие, чтобы «землю унаследовали глупцы, лентяи, неостоpожные и никчемные люди». Чтобы сокpатить pождаемость в сpеде pабочих, Хаксли пpедложил обусловить выдачу пособий по безpаботице обязательством не иметь больше детей. «Наpушение этого пpиказа, — писал ученый, — могло бы быть наказано коpотким пеpиодом изоляции в тpудовом лагеpе. После тpех или шести месяцев pазлуки с женой наpушитель, быть может, в будущем будет более осмотpительным». Каково? Как будто прочитал «Братьев Карамазовых», побежал и брякнул.