Манипулятор. Глава 005
Шрифт:
– А че только свой, а бартерный че не возите, не пойму!? – все таращился Вовка.
– Вот ты бестолочь, Вов! – начал раздражаться я. – Про бартер только сейчас тема зашла, раньше мы и не парились по этому поводу! Ферштейн!?
– Ааа! – отстал тот и принялся тереть ладонью глаз. – Не ну это да… понятно.
Я глянул на Вовку, засмеялся. Зыхыхыкал тут же и он и, неугомонный, продолжил:
– Так будете ему возить или нет?
– Арсению Михайловичу? Да я пока не разговаривал с ним. Кстати как он вообще, сговорчивый? Что ему надо? – посерьезнел я.
– Кто!? Сеня!? – Вовка тут же оживился. – Да берет еще как! Предложишь ему свой процент, будет брать, куда он денется. Сеня бабки любит. Ему три хватит, нечего
Закончив фразу, Вовка снова засмеялся, довольный собой и своей шуткой.
– Слушай, Вов, а ты можешь ему позвонить? Ну, провентилировать этот вопрос?
– Хы! – Вовка от удивления выкатил глаза и приподнял плечи. – Конечно, могу! Да-вай, да, я ему позвоню, расскажу, что есть тут на примете два жулика, которые готовы бабки отстегивать, и он согласится!
– Договорились! – расползся я в резиновой улыбке. Гибкость – все же не Вовкин конёк. Его шутки были грубоваты и прямолинейны.
– Ладно! Идти мне надо, а то начнут искать еще! – Вовка протянул мне руку.
– Да, давай, будем на связи, – кивнул я. – Позвонишь, как будут новости от Сени!
– Ды! – выпятил нижнюю челюсть Вовка, пожал руку и моему отцу, развернулся и побрел, косолапо перебирая по гравию стоптанными сандалиями.
Июль заканчивался, балуя город последней неделей. Впереди замаячил август, дни которого обещали начать заметно сокращаться. Летняя жара будет продолжаться днем, а уже прохладные ночи готовить сознание горожан к осени. В один из еще жарких вечеров я выкатил «двойку» со стоянки и направился в центр города. Около девяти вечера, нака-тавшись, я оставил машину на одной из центральных парковок и пошел гулять. Несмотря на все события в бизнесе, я топал по улицам города в желтой хлопковой футболке, белых хлопковых полуспортивных штанах, мягких кожаных мокасинах на босу ногу и в прекрас-ном настроении. В одном из парков встретил знакомых девчонок, пару часов просидел с ними на лавочке и ближе к полуночи пошел их провожать. Идти предстояло недалеко – минут двадцать неспешным шагом через два сквера. Уже через полчаса я шел обратно той же дорогой, шагая по единственной асфальтовой дорожке сквера вдоль лавочек с одной стороны и кустов с деревьями с другой. Деревья, нависавшие над дорожкой, отбрасывали в свете фонарей столь большие тени, что прогалины освещенного асфальта можно было пересчитать по пальцам. Лавочки в сквере кроме одной в начале пустовали. Ее я оставил позади сразу, краем глаза заметив на ней парней, как мне показалось, пьяных. Миновав их, я прошел метров десять, как разговоры парней за спиной стали громче. Еще немного и я разобрал бы, о чем они уже почти кричали. В следующую секунду все стихло. Я продол-жал идти. Думалось о работе, и я не сразу услышал, вернее, ощутил, как меня кто-то дого-няет сзади. Странное и простое, едва ли не первобытное, чувство – наверное, каждый точ-но и безошибочно определит, когда позади просто идут, а когда его догоняют. Меня явно догоняли рваным шагом – несколько шагов размеренно, затем пробежка в два-три шага и снова размеренно. Я бросил короткий взгляд через плечо, увидел невысокого, на голову ниже меня, парня средней комплекции.
«Один из этих, сейчас закурить будет стрелять, как достали эти пьяные», – подумал я, не меняя шага. Парень нагонял. Пять метров. Я различил прерывистое дыхание. Три метра. Моя спина будто превратилась в сплошной радар ощущений. Метр. На мое правое плечо легла левая рука парня. Я повернул голову, встретился взглядом с пьяными мутны-ми глазами преследователя. Те нехорошо глянули в мои. Ухмылка искривила рот парня.
«Сейчас ударит», – спокойно, будто обыденно, подумал я. Не успел удивиться простоте мысли, как появилась следующая: «Надо вжать голову в плечо».
«Может, развернуться и ударить
«Так он же еще не ударил».
«Ну, жди, пока ударит».
Странный внутренний диалог произошел в голове мгновенно, а показался таким неспешным и спокойным, что мое волнение вмиг пропало.
Я вжал голову в плечо, следом мне в правое ухо прилетел кулак.
«Вообще не больно, странно, я думал, будет больнее», – продолжал я пребывать в удивительно спокойном состоянии, не ощущая опасности, а лишь удивляясь тому, отчего такое происходит со мной. Я даже не покачнулся. Плечо спасло, удар пришелся по нему вскользь. Ухо отдало в мозг дерганой болью и слегка заныло.
«Дождался, идиот, теперь он ударил, можешь бить в ответ со спокойной совестью, поборник честности и порядочности», – укорил себя я за наличие моральных препонов, не позволявших наносить любой вред другим первым, даже если намерения тех очевидны. С ударом кулака препон испарился, я обозлился. А через долю секунды вскипел сильнейшей злобой. «Со спины! Ударил со спины!», – завертелись огненным шаром в моем мозгу мыс-ли. Первый раз в жизни меня ударили со спины. Ударили подло. Злость, перешедшая в животную злобу, обожгла через кровь все тело изнутри. «Нечестно! Подло! Низко!», – било в набат в моей голове. Внутренние стоп-краны морали будто сорвало разом. Уже неконтролируемое желание наказать подонка захватило каждую клетку моего тела. Злость, ярость, ненависть. Избить, изувечить, уничтожить.
Я резко развернулся и по памяти врезал левой парню в лицо. Целил в нос, попал неудачно. «Почему в нос то?» – возобновился внутренний диалог: «Бить надо в челюсть».
Парень ошарашено отступил на пару метров.
Я, развернувшись окончательно, сразу ударил правой, целясь просто в голову. Па-рень успел приподнять руки, а с ними и плечи. Удар скользнул по его плечу и куда-то по-пал. Парень замахнулся правой рукой, но медленней, чем надо – сказывался алкоголь. Я ударил навстречу левой. Наши руки переплелись в ударе, но я был выше и быстрее – моя рука прошла дальше и снова застряла между плечом и лицом. Я вроде попал, но опять без ущерба. Парень опешил сильнее, замер и уставился на меня. Я не мог и, главное, не хотел остановиться. Вдруг понял, что мною движет ненависть не к этому подлому пьяному иди-оту, а к себе, к своей врожденной и воспитанной миролюбивости, к своей вере в лучшее в каждом до самого последнего момента, когда уже может быть поздно и придется распла-чиваться за свою мягкость. Я жаждал сломать, уничтожить в себе привычку раздавать авансы доброты людям. Все они слились передо мною воедино в личности пьяного парня, опрометчиво напавшего на меня летней ночью в парке. Через секунду я ударил его ногой сбоку по ребрам. Удар не произвел должного эффекта, выродившись в сильный шлепок. Едва нога вернулась и коснулась асфальта, я выкинул кулак в лицо, и опять парень успел дернуть плечом, отведя удар в заднюю часть шеи. Я ударил другой рукой, снова метя в лицо. Поздно. Парень полностью поднял обе руки перед собой в глухой блок. Я попал в них. Третий подряд удар рукой, снова попал в блок. Еще три удара. И они ушли туда же, не достигнув лица.
«Как же слабо я бью, ему хоть бы хны», – пронеслось в голове.
Вдруг парень бросился на меня, резко сократил расстояние и вслепую выкинул впе-ред обе руки. Одна раскрытой кистью попала мне в лицо. Другая, правая, зацепилась спе-реди за шейный вырез футболки. Стоя завязалась возня. Через секунду я завёл правую но-гу за левую ногу парня и толкнул его. Парень потерял равновесие и стал валиться на спи-ну, утягивая меня за собой за вырез. Треск. Футболка порвалась, оставив в руке парня большой кусок желтой ткани. С новой яростью я начал топтать упавшего противника и пинать в бока. Вся стычка происходила без единого звука. Все мое существо клокотало мрачной решимостью запинать напавшего до потери сознания.
Конец ознакомительного фрагмента.