Мания приличия

========== Торговец ======

Секс-вечеринки – мало кому понятное, и даже мало кому известное мероприятие, хотя, конечно, разумеется, достаточно набрать в интернете подобную связку слов, и наглядишься всего сполна. Но смотреть может каждый, а вот как туда попасть и поучаствовать? Такие вечеринки проходят во всех концах света, но они закрытые, и их уровень и качество зависит от устроителя. Мне не нужно было задаваться вопросами о пропусках, допусках и возможностях попадания. Я организатор сегодняшнего действа. Но есть такой крошечный во мне момент: отсутствие интереса к происходящему. Вокруг может трахаться несколько десятков человек, задыхаясь в оргиастических стонах, усиленных принятой наркотой или алкоголем, они елозят друг по другу, друг под другом и друг на друге, меняют позы и умудряются переговариваться с соседями, своими раскрасневшимися между минетами или опустошенными после эякуляции лицами. Какая скука и ограниченность. Люди – настоящие животные. Жертвы своих инстинктов. Они не в силах управлять ими. Вот я – совсем другое дело. Я думаю о деньгах, которые заработаю на вечеринке. Одна американская порно-студия неплохо проплатила всю эту байду: массовку из тех же порно-моделей, стриптизерш, аренду клуба, ди-джея. Всё это местами снималось на камеры, а местами наблюдалось в прямом эфире сидящими поодаль очень состоятельными людьми. А я всего лишь следил за порядком, подсчитывая, в какую из очередных авантюр вложить полученную сумму. Желавших воплотить свои фантазии в сегодняшнем шоу возбуждала порнуха, меня – нет. На самом деле, меня уже давно ничего не возбуждало так, как бывало раньше. – Джиён, тебе звонок из Гонконга, – добрался до меня менеджер заведения, но я слишком устал для каких-либо ещё дел и тряхнул в его сторону рукой, чтобы он отвалил. И он исчез. Из мебели были только кожаные диваны и столики со стеклянными, но толстыми столешницами – чтобы не проломились под весом двух, трех, и даже четырех тел. Многие думают, что ебаться на кожаном диване – это круто. Хера с два. Скрипит, прохладно, липко и скользко. Единственное достоинство в том, что легко моется, и с него удаляются все отходы секса. На стойках для гоу-гоу танцовщиц тоже нещадно спаривались длинноногие девицы с партнерами, которых видят впервые. Опираясь на пилоны, в пьяном угаре им вторили другие шлюхи и самцы, не умеющие в этой жизни ничего, кроме как трясти яйцами или сиськами. Я не понимаю, откуда берутся такие примитивные скоты? Я презираю таких людей от всей души, но поскольку они приносят мне деньги – я рад их существованию и готов с ними сотрудничать. – Господин Джиён, можно вас? – подоспел ко мне человек-всегда-ношу-черный-костюм, какими бывают все помощники главарей и крутых воротил. Этому я отказать не мог и нырнул за ним в кабинку, из которой открывался вид на творящиеся поебушки. У меня туда даже глаз не косился. Это как у наркодилера, который сам никогда не балуется наркотой, или как у бармена, среди которых очень мало алкоголиков. Кстати, наркодилером и бутлегером я тоже был. – Джиён, – обратился ко мне, не надрывая горло, так как музыка здесь была потише, полный мужчина индо-пакистанского происхождения. Я знал о нём всё, всю его подноготную, все его грехи и вкусы, как и полагается тому, кто хочет держать в своих руках власть над городом. Особенно когда этот город – целое государство. Сингапур. – Я хочу после всего вон ту. Указание пальцем навело мой взгляд на белокожую блондинку. Её нашел мой помощник где-то в Малайзии, она приехала на подработку из стран Восточной Европы. Откуда-то оттуда же – кажется из Чехии, – была моя последняя пассия, но это не вызвало во мне сентиментальных чувств, чтобы пощадить старлетку. Я знал, что от господина Рампа не возвращаются. И почему у меня не дрогнет ни одна мышца? Даже не знаю.

Я вышел из кабинки и отдал соответствующие распоряжения, после чего спустился в зал. Приглашенные участники знали кто я, и никто не тянул ко мне рук, не обращал на меня внимания. Слева на диване, полулежа к спинке, целовались две девицы; одну из них имел крупногабаритный атлет, а другой лизала гениталии третья девица, стоявшая по-собачьи, и её трахал крепкий мулат. Отвернувшись, я автоматически шарил глазами по публике, проходя к выходу. Если долго смотреть на подобные скопища голых потных тел, можно стать импотентом, как мне кажется. Это, на трезвую голову, вызывает отвращение и приступ тошноты. А пить мне не хотелось. Впрочем, с приобретенным – а скорее талантливо развитым природным – равнодушием, я вряд ли изменюсь внутренне от какого-либо зрелища или происшествия. Порой кажется, что в моей жизни всё, совершенно всё в моих руках. И импотентом я стану, когда захочу, а не захочу – никогда не стану.

Взгляд упал на другую кучу тёлок. Две из них с татуировками: высокая и худощавая остановилась на изящных рисунках по плечу и пояснице, а та, что поменьше, обколола себя почти всю, от лодыжек до шеи. Она лежала на спине и делала что-то среднее между куннилингусом и анилингусом той, что нависала обнаженной промежностью над её лицом. Её язык так далеко высовывался, что становился виден пирсинг в нём. На мне самом хватало татуировок – я их любил, но вот из проколов отважился только на уши. А эта девица явно была каких угодно наклонностей. Таких обычно швыряет по жизни от глэм-рока до хиппи, от волонтерства до суицида. Я поймал себя на том, что стою напротив них и внимательно разглядываю работу её языка, такого влажного и длинного, розового и развратного, что он казался самостоятельным органом с собственным разумом. Хотелось сдвинуться и уйти, но я решил досмотреть. До какого момента? Не знаю. Просто досмотреть. Меня камеры не снимали, и я спокойно глядел на колыхающуюся задницу той, которой доставляли удовольствие. Судя по губам она кричала и стонала, но сквозь треки с отбойными ритмами и скрежещущими звуками шлифовальных машин, ничего не было слышно. На многочисленные сиськи я не зарился. Я не могу сказать, сколько перевидал их за свои годы, даже если считать, как полагается, парно, а не поштучно. Случайно толкнувший меня официант в одних стрингах, намасленный и гейски-неприятный, извинился и пронес поднос с выпивкой дальше. Когда я вернул взор, шлюха в татуировках и с пирсингом в языке (и в пупке, как я только что заметил), прекратила лизать и на мгновение замешкалась, куда пристроиться дальше. В ту, что она ублажала, принялся совать здоровый член лысый амбал. Ох уж эта романтика! На секунду я поймал взгляд освободившейся и, не думая, подошёл к ней и кивнул «подъём!». Не то чтобы мне приспичило или захотелось. На данный момент у меня даже не встал, но секса у меня не было дней пять или шесть – не до него всё! – а мысль о том, что хочется почувствовать её язык на своём члене, заинтересовала. Именно так в последние пару лет рождались у меня позывы к случкам. Какая-нибудь мимолетная фантазия о чем-то ранее не испробованном.

А этого становилось всё меньше, а в прямой зависимости от этого уменьшалось и количество партнерш. Последняя «гёрлфренд» задержалась у меня на полгода скорее ради статуса, что я занят и всё – баста, не лезьте ко мне. Ну и ради того, что можно долбить что-то без проблем. Она была красива, эта чешская (или сербская?) сучка, с близкой к идеальной фигурой, ногами, подобными Лонг-Айленду, глазами метиски и аккуратными грудками. В общем, моя химия совпадала с её, и трахаться было приятно. Возбуждение до последнего накатывало само, без подкидывания дров в виде экзотики и извращений, но она сама всё испортила. Разговоров о том, что я чей-то жених я не выношу. Пусть считают меня кем хотят, называют кем угодно, но я никогда не разменяю свободу на узы с блядью. А бляди – все женщины. Я не видел ни одной не продающейся, так что… Нет, видел одну, но мимолётно, и лишь поэтому не успел разочароваться, поэтому не считается. Я настолько пресытился всем, чем можно, что не расстраивался от осознания всеобщей падальщины, стервятности и плесневелости. Пусть унывают и скорбят обделенные, а мне плевать, в каком обществе я живу, потому что получаю всегда всё, чего хочу. И даже то, что я хочу всё меньше – меня не огорчает. Мне не нравится быть циником – я и есть циник. Да, если бы это переставало меня радовать, наверное, я бы смог изменить себя под стать чему угодно, но направляющим, главным фактором собственной судьбы всегда оставался я сам, и я представления не имею, что со стороны может повлиять на меня как-либо. И все эти эгоистичные признания лишь малая толика того, как на самом деле я отношусь к себе и людям, и какую разницу я делаю между первым и вторым. Мне не хотелось везти к себе эту девицу, и через некоторое время мы с ней оказались в одной из комнат клуба, где стоял мягкий, обитый вельветовой тканью диван, на который я приземлился. Она вошла следом, в одних босоножках и трусиках-танго; направлялась ко мне с ощущением собственной значимости и сексуальности, и чрезмерной игрой лица чуть не отшибла во мне желание с ней связываться. Подойдя впритык, она потерлась ногами о мои колени и принялась извиваться, пританцовывая под отдаленно доносящуюся музыку. – Сполосни рот, – посмотрев ей в глаза, сказал я. Она перестала дергаться. Я улыбнулся. Протянув руку к столику, я взял бутылку виски и протянул её ей. – Лучше всего вот этим. Она сделала глоток и, сначала отпив немного и проглотив, последним поплескала во рту и выплюнула в пепельницу. Решив, что наилучшее – это играть по моим правилам, шлюха забралась мне на колени, раздвинув ноги и нагнувшись голой грудью к моим губам. Она ждала, что дальше? Проведя по плечу, чуть погладив его, я повел взглядом по её руке. – Ну, ты же поняла, что мне надо, да? – я вернул свой взгляд в её и девица, посоображав секунд десять, попятилась назад, автоматически встав на четвереньки и смотря теперь снизу вверх. Так-то лучше. – Мне понравился твой язык. Удивленно вскинув брови, она взялась за мою ширинку. Я откинулся, устроившись поудобнее. Блудливые руки забрались ко мне в штаны и достали ещё не очень проснувшийся член. Я смотрел на её действия и она, наконец-то начав улавливать мои желания, высунула язык, начав облизывать кожаный ствол. Мне сделалось приятно, но он не спешил подниматься. И дело было не в физиологии. Психологически мне всё ещё было не очень интересно. Девка заводила пальцами от основания до кончика, щекоча краем языка тонкую кожу. Прокол с гирей в языке стал проглядываться, но когда она касалась меня, эта миниатюрная металлическая фитюлька, я ничего особенного не ощущал. Снова банальный оральный секс. Шлюха активнее заработала языком, шевеля им, как змея, и высвобождая изо рта так далеко, чтобы я увидел его так же, как во время её ласк той, другой. Нет, всё-таки он был у неё красивым, если уместно выставлять какую-то эстетику видам языков. Но бывают гладкие, розовые – как этот, а бывают темнее, пористее, шершавее. О чём я думаю? Так стояк точно не образуется. Зато, с усмешкой подумал я, скажу, что это она виновата, потому что не умеет ничего своим поганым ртом. Девица старалась, как могла, беря член до конца, посасывая, целуя и облизывая, смачно смыкая на нём губы, закрывая глаза от собственного, якобы, удовольствия. – Помастурбируй, – изрек я, внезапно захотев увидеть именно это. Она оторвалась от моего пениса, замедлившись в поглаживании его рукой. На её вопросительный взгляд я кивнул, подтверждая заказ. Поднявшись, она стянула стринги. – Как ты хочешь, чтобы я разместилась? – огляделась она в интимного вида салоне, где помимо двух диванов ещё были кресла. – Сядь, как сидела, – ткнул я, и поднялся сам. Она опустилась, прислонившись к дивану, и плавно опустила руку к своим половым губам. Я устремил свой взгляд туда. Разведя их, шлюха скользнула пальцем внутрь, затем добавила другой и стала симулировать фрикции, вводя и выводя их туда-сюда. Загораясь желанием порадовать меня – естественно, ради того, чтобы получить побольше денег, – она увлекалась процессом, облизывала пальцы, терла ими свой клитор, вводила в себя глубже, плевала на ладонь и гладила ей усердно все свои гениталии, закатывая глаза и постанывая. Что мне нравилось, так это то что, похоже, она получала физическое удовольствие сама, в отличие от большинства проституток, которые только изображают реакцию. Мой член окончательно встал, и я подошел, расставив ноги по сторонам от её бёдер. Пенис очутился прямо перед её губами. – Не переставай дрочить, – бросил я ей и, прищурив глаза, насладился видом скользнувшего в её рот члена. Щеки втянулись, засосав возбужденную плоть, и она мягко заработала головой. Одну руку девка подняла, чтобы помогать себе ласкать мой ствол, яйца, а другой не прекращала удовлетворять себя. Я сам подался бедрами и задвигал ими вперед-назад, всё яростнее набирая темп. Головка упиралась в конец её горла и, переставая наблюдать за происходящим, я прикрыл глаза. За сомкнутыми веками я представлял идеальную картинку того, каким в моём понимании должен быть идеальный секс. Это что-то очень отвлеченное, абстрактное. Какая-то несуществующая прекрасная девушка без изъянов и я весь такой, какой я есть, мы занимаемся любовью, чуть ли не в миссионерской позе, на белоснежных простынях в бунгало на берегу океана (ни разу в жизни не клал ни одну партнершу на белоснежные простыни, все они на них казались грязными и развратными, и этот контраст убивал желание. Другое дело я сам – я обожаю спать на белом). Я открыл глаза и хмыкнул, приближаясь к оргазму. Происходящее можно было бы назвать онанизмом посредством чужого рта. Сквозь собственные стоны шлюха сосала мне на отлично и, дрогнув от достижения крайней точки, я схватил её за голову и насадил на свой член, чтобы она не прекратила не вовремя, лишив меня удовольствия. От неожиданности она всплеснула руками, задохнувшись забитой до предела гортанью и упершись носом мне в пах. Из меня изверглась сперма прямо внутрь неё. Выждав несколько секунд, я отпустил её и девица, глотая воздух, закашлялась и запыхтела. Растрепанная и красная, как вареный рак, приложила руку к груди, тяжело дыша, и потеряла всё имеющееся до этого очарование. Остатки спермы размазались в уголках губ. Я достал из заднего кармана бумажник и, отсчитав три сотни баксов – за минет это более чем прилично, – бросил ей на голые ноги. Она даже не сразу ухватилась за них. – Благодарю, мадмуазель, – без иронии произнес я и, застегнув штаны на подтянутых трусах, вышел прочь. На автостоянке меня поймал звонок от Сынхёна, моего основного делового партнера и лучшего друга. Хоть и говорят, что дела лучше не разделять с близкими людьми, я всё же веду игры в той сфере, где чужих пускать в дела нельзя вообще. К тому же, он мой земляк, как и большинство людей, с которыми я предпочитаю связываться в этом многонациональном мегаполисе-государстве. – Что случилось? – поднял я. – А почему что-то должно было случиться? – безмятежно прохрипел он своим низким голосом. – Потому что три ночи. – Ты ещё скажи, что спишь? – зная мою жизнь, поддел Сынхён. – Нет, но собирался как раз заняться чем-то подобным, как только приеду домой. – Ладно, но, думаю, для начала тебе лучше сделать что-нибудь в направлении нового заказа. Очередной каприз из Эмиратов, – О, при имени этой страны у меня невольно чесались подушечки пальцев. Оттуда обычно отстёгивали бешеные деньги за то, чтобы всё было исполнено в лучшем виде. – Ты слушаешь? – Внимательнейшим образом, – открыл я дверцу машины и плюхнулся за руль, не заводясь пока. – Один эмир хочет сделать подарок своему сыну. – О-о, сколько? Просто назови мне эту сумму, – сладостно погладил я панель датчиков, жмурясь от слепящих воображаемых нолей. Сынхён посмеялся, зная, как просыпается во мне банкомат при подобных интригах. – Десять. Но чтобы всё было без сучка, без задоринки, и оправдало ожидания, – разумеется речь шла о миллионах. И если выкладывалась такая сумма, то ожидались какие-то нюансы, сильно затрудняющие выполнение заказа. – Ты, верно, догадался, что надо искать не что попало? Он хочет светлую девушку, лучше славянской наружности, потому что у них формы пышнее. Лет двадцати, чтобы не была совсем очумевшей малолеткой, и девственницу. – Славянскую девственницу лет двадцати? – захохотал я. – Да он фантазёр. В этих блядушных странах старше шестнадцати целки только в сказках. – И всё-таки они есть, – заметил Сынхён. – Я не буду посылать своих людей в какую-нибудь Россию, чтобы они нашли этот эдельвейс, нет. – Зачем же? Достаточное количество подобных девушек путешествуют по миру как туристки, даже в Сингапур. Достаточно воспользоваться нашими обычными методами и снять одну с рейса… – Путешествуют сюда только самостоятельные и уже видавшие виды шлюхи. Говорю тебе, что нетраханную днем с огнем не сыщешь. А сыщешь, так не достанешь. Ведь нужно ещё, чтобы она была никто из ниоткуда, чтоб не ввязался за неё какой-нибудь родственник губернатор, посол, дипломат и прочее. – Да найдём мы, Джи! Десять лямов, десять! Это не шутки. Всего лишь за несорванный цветок, который понравится сыну эмира. А у тебя же есть вкус, ты найдешь то, что надо. Ты же лучший торговец мохнатым золотом в Азии, если не во всём нынешнем мире. – Ладно, попытаемся, хорошо, – вздохнул я, не покупаясь на комплимент. Я знал, что так и есть, потому что кроме меня такими делами мало кто занимался. Я истребил конкуренцию и даже пропажи людей в Египте или Турции были хоть как-нибудь связаны со мной. Но первоначальная искра померкла. Всё будет куда сложнее, чем показалось сразу. Опять пробивать подноготные перелётных девиц. Так бывало всегда, когда заказ конкретизировался. Это не просто приглядеть бабу без присмотра и свистнуть её, чтобы продать в сексуальное рабство. Сейчас надо будет связываться со своими осведомителями из тур-операторских агентств, к которым поступают сведения о прибывающих, надо будет звонить своим людям в авиакомпании, чтобы выдали всех подходящих кандидаток, если они летят не по путёвкам. Сразу соваться в визовую слишком накладно, они там завышают тарифы за свою солидность, проще в разные стороны, меньше платить за информацию. Когда претендентка заочно будет подобрана (или несколько, чтобы наверняка), останется лишь отбашлять таможенникам и посигналить своим из полиции, чтобы завернули подобранную в районе магнитной рамки с металлоискателями, и, гудбай мама, больше ты свою дочу не увидишь, она летит в гарем восточных шейхов. И это лучший результат, чем если бы её попросили, допустим, для борделя. Там бы она прожила не дольше полугода, при особой выносливости – год, а тут есть шанс прожить всю жизнь до старости, в печали, но богатстве и с кучей внебрачных детишек арабских королевских кровей. Я заехал к человеку из одного государственного учреждения, которое занималось оформлением паспортов и различных документов. Он был мой давний должник, боялся меня и уважал, продавался за большие деньги (а больше меня не платил никто), поэтому ему можно было доверить начальную платформу операции по добыче «славянки». Мино нелегально способен был прошуршать за сутки-двое все приливы и отливы тёлок с Запада на Восток и обратно. Удобнее всего, если искомая приземлится не дальше Шанхая, Бангкока или Манилы. Оттуда её доставят ко мне на оценку, а я уже без загвоздок перешлю адресату. Если это будет то, что надо. Мино я, естественно, разбудил, но ему было не привыкать. Вся наша работа выполнялась по большей части ночью. Зевая и почесывая голую грудь, он пустил меня на порог, предложив выпить. – Нет, я заехал только по делу, – выложив ему всё, что было нужно, я повторил ещё раз конкретику, когда он взялся за бумажку. Записав требуемое, он дослушал меня, кивая. – Так что не тяни. Послезавтра я буду ждать от тебя положительного результата. Без лишних слов я вышел и, завершив этот такой обычный в своей трудности день, помчал на побережье, в свой отстраненный от других домов особнячок, где мог погрузиться в сон, не видя никаких сновидений и не думая ни о чем. О чем было думать, когда самые сокровенные мечты давно сбылись, а новых не появилось? Самым лучшим в этой пустоте было рассуждать о том, что пустота – самое прекрасное состояние, соотносимое со свободой и порядком, и в неё ничего не нужно добавлять, чтобы она не превратилась в хаос и запруженность какой-нибудь ерундой. Я всегда был один, есть один, и останусь один, не потому что не могу найти кого-то для себя, а потому что мне никого больше и не надо. И не надо плести мне басни о любви, без которой страдают и чахнут. Без чего я страдал, так это без денег в кармане своего босоногого детства. Но без любви? Не смешите. Её придумали нищие, чтобы оправдывать своё существование и церковники, чтобы драть десятину. Я был куда благороднее их всех. Я никогда не обманывал женщин в своих намерениях.

====== Посредник ======

Я был выпившим. Ладно, на этот раз я был пьян. Я позволяю себе это состояние только среди своих, только в знакомых местах и редко. Не скажу, что оно – состояние, мне принципиально нравится, но в нём появляется определенная легкость, если не перестараться и не выпить до того, что грузишься и садишься в какой-нибудь угол, взяв бокал в ладони, уставившись в одну точку и выглядя, как автопортрет Ван Гога, то есть, как безумец, который не знает, чем ещё испортить себе жизнь. Но если уж перегнул с дозой, то лучше долить ещё, пока опять не станет весело, или не вырубит. Я умел владеть собой до того момента, пока сам не выберу, где вырубиться. Не люблю просыпаться неизвестно где, да и неизвестно с кем всё меньше. Раньше это забавляло, но теперь не улыбает, даже если под боком красавица с длинными локонами и идеально сделанным в салоне долговременным макияжем. Фальшивка. Снаружи, внутри. Утром я хочу настоящего, но в других людях так трудно угадать правду. Поэтому утром я особенно не люблю людей. Утром я люблю тишину, простор и свои мысли. Мне вообще в себе всё нравится, хотя я признаю, что я не эталон прекрасной внешности, и уж тем более не образец моральных совершенств. Но что может быть ближе человеку, чем он сам? И кто наиболее настоящий и честный перед тобой, кроме тебя? Эта вечеринка проходила в моём доме, но не том, что предназначался для моей жизни. Это была отдельная, известная всем, кто хотел найти меня, хибара, где собирались все, кого я готов был терпеть и лицезреть. Тот особнячок, в котором я по утрам пил кофе на открытой террасе с видом на лазурный океан – другое место. Там я спиртным не заливаю оба этажа, там вообще кроме Сынхёна, меня и филиппинских горничных никого не бывает. А здесь… здесь закатывались великие попойки, от которых бы вздрогнул Сингапур, если бы не привык к подобному. Когда в крови пузырятся градусы, то либидо имеет свойство напоминать о себе. Помимо дополнительного веселья, в этом смысле интерес тоже просыпался и я, пошатывающийся на ватных ногах, бродил по оглушенному музыкой дому в поисках прекрасного. Вернее нет, я ничего не искал. Я просто бродил, поскольку сидеть на месте не моглось. Джин с тоником, виски и текила подстегивали, и хотя я обычно не поддаюсь ни чьим уговорам, с ними я держался на дружеской ноге, позволяя давать советы. Рекомендации привели меня в одну из гостевых спален, где ничком на кровати лежало никакущее тело в коктейльном платье, едва прикрывающем пизду, хотя саму её, конечно, прикрывали стринги. Я не мог с затылка узнать, танцовщица это или девочка из эскорта, да и узнал бы разве, увидь лицо? Вообще-то память на них у меня была хорошая. Я подошёл к кровати и встал рядом, разглядывая загорелые икры, переходящие в лодыжки, перехваченные черным ремешком босоножек на двенадцатисантиметровой шпильке. Нырнув рукой в задний карман, я попал в него со второго раза и, достав Lucky Strike, закурил зипповской зажигалкой, валявшейся у ночного светильника. Сделав две тяжки, я затушил сигарету в хрустальной пепельнице и, не рассчитав ширины шага, споткнулся о кровать, попытавшись на неё сесть. Опершись о ногу девицы, чтобы не упасть, я выровнялся и уселся рядом с её стройными ляжками. Красивые. Я погладил по ним ладонью, провел по внутренней стороне колена, опять выше. Рука забралась под подол коротюсенького платьица, минимализированного так, словно его шили на колибри. Упругие полушария попки. И она даже не шевелится от того, что кто-то её лапает. Ну и черт с ней. Я поднялся, чтобы достать из переднего кармана презерватив. Член позвал в плавание с погружением, и я не мог ему отказать. Вытянув гондон, я опять забрался на кровать, на этот раз забравшись и на девицу. Задрав подол до талии, я лег на неё, откинув со спины волосы, в которые уткнулся носом. Теперь передо мной был загривок. Я пьяно поцеловал его, подтянувшись и прикусив мочку уха. Она что-то промычала, завозив бедрами. Мои руки были внизу, возле них, на них, гладили, ласкали. Расстёгивали мои штаны. Оттянув стринги, я отвел их в сторону, чтобы добраться рукой до дырок. Нет, она лежит неудобно, чтобы вставить в вагину, а я не в том состоянии меткости, чтобы совершать гимнастические этюды. Сев, я достал восставший хер и натянул на него резинку, что вышло удачно и с первой попытки. Этот маневр я и в полной темноте одной рукой был способен исполнить. Подняв взгляд, я поймал на себе глаза пробудившейся. Она смотрела за моими действиями, нетрезвая, разлохмаченная, но сексуальная. Спросить у неё разрешения? Пф, в таком состоянии и таком месте не окажется телка, которая не согласна. Я вернулся на неё и лег, коснувшись её попки членом при наряде. Она молчаливо следила за мной через плечо, и когда ощутила моё возбуждение, лишь приподняла бедра, призывно принимая меня. Сучка. Я плюнул на пальцы и провел ими возле анала. Засунул один палец внутрь. Она простонала и обняла подушку, на которой дремала до этого. Я поднял руку и, опять смочив её своей слюной, опустил и ввел в неё осторожно два пальца, поводив туда-сюда, добавил третий. Не думаю, что тут требуется осторожная подготовка. В моём окружении, не самом лучшем, о каком можно мечтать, не раскупоренные задницы только у меня и ещё пары-тройки человек, зуб даю. А уж об этих шлюшках и речи не идёт. Я надавил членом, подведя его к заветной цели. Чуть-чуть посопротивлявшись, она поддалась и впустила в себя головку. Я запустил себя глубже. Девчонка простонала, заелозив подо мной. Да, так-то лучше, всё же не бревно. Я задвигал бедрами. В неё, глубже, медленнее, слегка придержав коней, убыстрившись, вынув до середины, опять вонзаясь вперед. Опустив руку, я оглаживал её попку, тонкую и немного тощеватую, но хорошенькую. Я вцеплялся в неё, сжимал и тряс, опираясь другой рукой о постель. Черт, как приятно. Хоть и не девственная, но узкая. Стринги попытались сползти на место, натирая, но я опять отвел их. Снимать не обязательно. Да, ещё, снова глубже! – Сучка, сладкая сучка! – прошипел я, опустив губы к её шее. Она нечленораздельно покрикивала. Сжав зубы на её платье на спине, я заколотился сильнее. Она взвизгнула. – Да, да! – услышал я её хороший английский. – Похотливая блядь, на! – проголосил я ей на корейском, своём родном и, сделав ещё несколько рывков, кончил. Сделав пару вдохов, я не спешил скатываться. Ради смеха, я вынул член из презерватива, который остался у неё в заднице, и натянул стринги на место. – Джиён! – я обернулся к дверям. Там стоял Тэян, мой давний-давний друг, которого я принял под своё покровительство после того, как у него не сложились дела в Сеуле. Отсидевший в тюрьме, он искал хорошей работенки, и я ему её нашёл. Мне нужны бывалые люди для выполнения всяких разностей. – Что ещё? – вжикнув молнией на ширинке, я перевалился на вторую половину кровати. Пьяная девица, перекатившись на бок, похоже уснула досыпать. – До тебя Мино не может дозвониться. – Верно, я где-то оставил свой мобильный, – вспоминал я свой путь сюда. Балкон кабинета наверху! Да, где-то там. Я достал ещё сигаретку и захлопал по карманам в поиске зажигалки. Тэян подошёл и щелкнул своей под носом. – Что у него за срочное дело? – Он отобрал то, что тебе было нужно. Около четырнадцати кандидаток. Хочет, чтобы ты на свой вкус сказал, каких именно удить, – поведал он, и хотя поначалу до меня доходило заторможено, я быстро оклемался и почувствовал достаточную трезвость. – Ладно, но не сегодня, – я поднялся. Надо всё-таки раздобыть свой мобильный. – Перезвони ему, скажи, чтобы завтра приехал ко мне с отчетом, фотографиями, резюме. Как обычно, – я уже встал, но остановился, выпустив облако дыма. – Только не очень рано. Часов в одиннадцать. Хочу выспаться. Тэян кивнул, и я опять почти вышел. Нет, здесь я не хочу ночевать. – Вызови мне такси домой, ладно? – теперь всё. Я отправился выпить ещё бокал горячительного. Морской бриз обвевал лицо, которое я умыл и побрил, чтобы не чувствовать налёта от вчера. Горло сушило и было не до кофе, поэтому я пил прохладную минералку, глядя, как по воде скользят яхты, катера, лодчонки. Давно я на своей не выходил на прогулку. Но сегодня и не стану, не лучшая погода. Серо-палевые тучи блуждали в небе, клубясь, скапливаясь дождливой мусорной кучей, разрываясь, но не разлетаясь далеко. Они приближались, и по соленому запаху я угадывал, что ветер поднимется сильнее. Мино приехал пунктуально, без пяти одиннадцать. Поднявшись ко мне сюда, он расстегнул черный портфель и достал оттуда стопку папок, в каждой из которых в отдельных файлах лежали фотографии и листки. – Вот, пожалуйста, – разложил он веером на столе цветные обложки. – Изучай. – Посмотрим, – отодвинув пачку Lucky Strike, я подтянул к себе первую. – И насколько гарантия, что они целки? – Я не мог заглянуть в трусы каждой, – сдержано улыбнулся Мино. – По крайней мере, за такое короткое время. – Ясно, как всегда всё примерно, – выдохнул я, открывая подноготные зарубежных красавиц. В том, что они более-менее красавицы, меня убеждали снимки. Хотя на третьей я немного разочаровался и откинул папку. – Эта точно нет. – Хорошо, – безропотно забрал её Мино и убрал в свой портфель. – Так, а тут у нас что… – поскольку по внешности все были пригожими и хорошенькими, нужда как-то выбирать ограниченное количество, хотя бы тройку, давила на жадность, и я стал читать синопсисы. – Восемнадцать лет – не пойдёт, слишком молодая. Сказано же, чтобы не малолетка, а эта и на мордочку недозрелая, – я вернул Мино ещё одно портфолио. Надо же, модели даже не догадывались, что проходят кастинг куда-то! Возможно, сидят сейчас дома с мамочками и папочками, а я тут листаю пальцами их описания, решая судьбы. Кратковременно чувствую себя Богом. – Так, занимается танцами, хореография, коллектив с конкурсными выступлениями… да и на лицо профурсетка. Убирай. Девчонки с активными жизненными позициями и лезущие на сцену хотя бы в провинциальных масштабах вряд ли девственницы в двадцать два года, – Мино безропотно утягивал в свой волшебный ларчик отбракованное. – Факультет востоковедения. О, авось арабский знает или ещё что-нибудь. Эта точно да, – и на лицо была типичная славянка, такая вся румяная, русоволосая. Я пошел дальше и, придираясь так и эдак, отобрал четыре, но это тоже чересчур. Достаточно, чтобы привезли трех, и я из них на месте отберу одну. Если она не понравится, поэтапно зашлю остальных. Но красть массово – это наглость. Даже в преступном мире. Надо уметь не привлекать к себе внимание. Я подвинул две папки к Мино. – Выбери из этих сам как-нибудь. Не открывая, не заглядывая внутрь, он взял правую и сунул в свой портфель, вернув мне левую от себя. – И как ты сделал выбор? – подгреб я поближе к себе сигареты на ставшем посвободнее столе. – Наобум. – Слушай, как я сам не догадался? – повертев пачку, я закурил. Мино ждал дальнейших распоряжений, подняв свой похуистический взор к горизонту. Но так как я знал его немного дольше, чем простого коллегу, то мне помнилось, что он не всегда был таким неразговорчивым и отрешенным. – Не хочешь пропустить по бокальчику? – Спасибо, предпочитаю не пить до заката, – вежливо улыбнулся он. – Это что за установка? – мне вспомнилась одна знакомая дама, которая как-то отказывалась плавать со мной после полудня, обещая превратиться в монстра. Что только не сочиняют люди, чтобы избегать моего сомнительного общества! Разве я не лапочка? – Боишься, что голова не будет соображать до конца рабочего дня? – Да нет, просто такая привычка. – Мино… – я не психолог и не люблю задушевные беседы, но этот парень мне нравился, как честная продажная личность, которая импонировала моей безгрешной по меркам ада душе. – Ты что, до сих пор страдаешь по своей бывшей? Ну, расстались и расстались. Надо оторваться, встряхнуться! – Я вовсе не страдаю, – покривил он губы, опустив взгляд. Я отодвинул ему стул за спинку. – Садись, давай побалакаем полчасика, – он услужливо опустился. Не то чтобы сильно, до содрогания боялся меня, но со здоровой долей страха остерегался, возводя на пьедестал авторитета. Это хорошо. – Надо тебе развеяться как-нибудь… – Да я не люблю шумные развлечения, Джиён, правда. – Ну, баб-то ты любить не перестал? Выбрал бы и себе какую-нибудь, если хочешь, – указал я подбородком на саквояж. Мино покачал головой без интереса. – Не дело это, братец, жить воспоминаниями по какой-то прошлой любви. Ты что, веришь в неё что ли вообще? – Пришлось столкнуться, – хмыкнул он, посмотрев на меня. – А мне вот нет. Как думаешь, кому из нас хуже, а? – Не возьмусь судить, – умел он отвечать коротко, очень расплывчато, убеждая в том, что с тобой совершенно согласен и обрубая развитие разговора. Ни поспорить, ни придраться, ни развести на треп. Идеальный белый воротничок. Это мне в нём тоже нравилось, но иногда бесило. – Я думаю… нет, я знаю, что мне прикольнее. Посмотри на нас с Сынхёном. У него любовницы, у меня шлюхи. Часто это одни и те же женщины, но он их предпочитает называть на свой эстетический манер. А мне названная сахарной кислятина слаще не становится. Бляди и в Сингапуре бляди. Так что давай, прекращай жевать сопли и возвращайся в строй нормальных мужиков. – Джиён, я ценю твоё мнение, – в конце этой фразы затаилось неозвученное «но», которое я угадал. – У тебя другое представление об образе нормального мужика, я понял, – без обид докурил я и потушил окурок. – Я всего лишь не имею моральных возможностей твоего уровня. – Это прозвучало как «я не такой мудак, как ты», – засмеялся я, смутив Мино. Как он не пытался культурно выкладывать мне свои мысли, я читал между строк. – Вовсе нет… – Да ладно тебе, ты думаешь, что я огорчусь от подобного мнения? Я прекрасно знаю, чего заслуживаю своей деятельностью, своими поступками. Я настолько не ангел, что когда мною произносится это слово, на небесах придумывают им новое название, потому что прежнее осквернил мой язык. – Ты не так плох. – А что во мне хорошего? – поинтересовался я, откинувшись. – Ты жестокий правдоруб. Это подкупает, – заметил Мино. Да он тоже меня узнал достаточно. – Я способен на обман. – Но не на предательство. – Ты прав, – вздохнул я, задумавшись. Оба мы на некоторое время завязли глазами на горизонте. Я вышел из раздумий первым. – Наверное, потому что предают близких. А у меня таковых нет… у меня есть два прекрасных друга, которых я никогда не подставлю. На этом круг моих привязанностей заканчивается. Я бы даже тебя, наверное, мог кинуть, только пока не знаю, что мне за это такое нужно предложить… – Вот видишь, ты даже в этом искренен, – Мино улыбнулся. – Ты говоришь мне в лицо, что я не отношусь к избранным, что ты не тронешь. Впрочем, я это и так знал. – Хорошо, потому что не хотел тебя расстраивать, – пошутил я, и мы коротко посмеялись. – Ладно, не буду тебя задерживать. Иди, и свисти, когда отгрузишь телок. Когда это примерно будет? – Через неделю. Я постараюсь сделать всё, чтобы они были на месте. – Отлично. А тебе я всё равно антидепрессант найду! – бросил я ему, уже уходящему, в спину, перегнувшись через поручень своего кресельного стула. Он остановился в раздвижных стеклянных дверях. – Джиён, отстань, – нахмурил он брови, чтобы я не лез к нему со своим мировоззрением. – Всё-всё! Пока! – махнув, я вернулся к созерцанию. Какое умиротворение! Только дождь вот-вот начнет накрапывать, и с балкона надо уходить. И мобильный начал жужжать, ещё не переключенный с вибро на громкие звонки после ночи. Что ж, опять понеслись дела. «Криминал вас ждать не станет – криминал вас сам достанет» – любил я повторять фразу, ещё когда только начинал свои черные делишки. И ничего с тех пор не изменилось. Я по-прежнему мог достать что угодно, кого угодно, и где угодно. Вопрос денег и времени. И существования в природе искомого предмета. Впрочем, если бы мне предложили миллиард за единорога, я бы как-нибудь выкрутился.

====== Товар ======

* *

Последнее, что я помнила, как меня попросили отойти в комнату полиции, потому что выявились какие-то проблемы с документами, а я никак не могла понять, в чем дело? В аэропорту был не очень чисто говорящий по-английски персонал, а китайского я не знала. Они что-то мне объясняли, и я пошла за ними, вошла в комнату без окон, где со служащим безопасности спорил какой-то мужчина, после чего меня попросили проехать в участок. Так я поняла. И зачем только я взяла рейс до Сеула с пересадкой в Шанхае? Ох уж эти китайцы! Ничего не поймешь. Я, растерянная, впервые летевшая куда-то за границу, последовала за незнакомцем в форме. Я знала, что законы в Китае очень строги и лучше не пытаться шуметь и дебоширить, но, увы, до участка и какой-либо официальной организации я не добралась…

В предложенной полицейской машине, куда я села, сидел неприятного вида тип, который тут же сунул мне в лицо какую-то вещь и, после полуминутного сопротивления, не понимающая, что происходит, я провалилась в черноту. Слабые всполохи сознания выбрасывали меня в реальность то в каком-то кабинете, похожем на медицинский, то в салоне какого-то грузового автомобиля, потом мне казалось, что я слышу гул самолета, но я никак не могла прийти в себя и начать ощущать действительность, а стоило пытаться ухватиться за какие-то картинки, держать глаза открытыми, как начинало тошнить, укачивать и клонить в сон с резкой головной болью. Я ничего не понимала и не осознавала, кроме страха и ощущения, что происходит что-то ужасное. В редкие мгновения прояснений я чувствовала на себе чьи-то руки. Мне мерещилась грубость… я уплывала в сон, в котором проносились воспоминания и то, что последним было в моей голове. Как здорово, что на последнем курсе, заканчивая на востоковеда и почти в совершенстве выучив корейский язык, я смогла накопить денег (частью позаимствовав их у родителей) и вырваться на каникулы в Сеул – город, который давно привлекал меня, столица страны, чья культура влекла к себе, заставив поступить туда, куда я поступила и выучить не очень-то модный, но зато очень сложный азиатский язык. Мечты сбывались, жизнь становилась интереснее, я впервые куда-то далеко выбралась без родителей, хотя мне было уже двадцать два года. Окрыленная и завороженная, с одним чемоданом и сумкой, налегке, я неслась навстречу приключениям и увлекательным прогулкам, и вдруг, эти странные люди, пропасть, провал в бессознание, тряска, потеря временных и пространственных ориентиров, иногда и ощущений, сменяющиеся неразборчивые звуки, то свет, то тьма, голоса на непонятном мне языке. Когда это кончится? Что происходит? Ну же, вырвись из этого омута, из этой мути… очнись! Приказав себе это, я поняла, что мысли более-менее собираются из беспорядочной кучи в стройный ряд. Я связно с собой говорю, отлично. Осталось открыть глаза. Я пьяно разлепила веки. Никогда не пила много, ничего кроме совсем легких напитков, шампанского или красного вина, но представление об опьянении было именно таким. Но я же не пьяная? Надо мной темнел серый потолок и я поняла, что полусидя лежу, с закинутой назад головой. Приподняв её, я ощутила боль залежавшихся мышц и, разминая шею, посмотрела вокруг. В небольшом помещении, метров десять в квадрате, без мебели и лишь с одним окном, за которым виднелась решетка, на полу, кроме меня, сидело ещё две девушки, испуганно озирающиеся и заметившие, что я очнулась. Кажется, они пришли в себя пораньше. – Где мы? – приложив ладонь к гудящему затылку, села я ровнее. Под нами были набросаны матрасы и наши верхние вещи, так что мы сидели не на совсем голом полу. По лицам девушки были русскими, но на секунду мной завладело предчувствие, что меня могут не понять. – Я не знаю, – покачала головой одна, едва шевелящаяся от предвкушения чего-то нехорошего. Вторая прижала к груди коленки и безостановочно всхлипывала. – Как… как мы попали сюда? – проникаясь обстоятельствами и общим эмоциональным состоянием, я начинала дрожать. Картинка постепенно складывалась, и я боялась себе признаваться в том, что угадываю, к чему все эти события. Мне не хотелось верить, что со мной могло случиться подобное. Я догадывалась, что если мои догадки верны, то я уже ничего не смогу сделать, я пропала. Меня ждет кошмар. Плачущая девчонка, видимо, осознала это в полной мере. Другая, что ответила мне, была немного стрессоустойчивее. – Я отдыхала в Таиланде, – тихо, скованно и растерянно посмотрела она на меня, вжимая голову в плечи. – С подругой. Взяли экскурсию на один островок… нас заверили, что в катере осталось только одно свободное место, и вторую заберут потом… я села, а все, кто был в катере, видимо, были бандиты, – поджав губы, она поборола нервную судорогу. Уверена, пережила не меньше, чем я, хотя, накаченные наркотиками, чтобы перевозились без проблем, мы, к счастью, хотя бы пропустили те моменты, когда нас таскали с места на место, обращаясь, как с товаром. А мы, кажется, им и были. – А ты? – я очнулась, боясь трясти головой, чтобы не вернулся звон внутри неё. – Я летела в Сеул. Самолет делал пересадку в Шанхае… мне сказали, что что-то не так с документами… я пошла с людьми… мне казалось, что всё так прилично, это ведь государственные служащие, – я не выдержала, и закрыла глаза. Рыдания подкатывали неудержимо. Где же мы?! Где? Куда нас привезли? Почему? Зачем? – Тебя тоже проверяли у гинеколога? – кивнула она вопросительно. – Гинеколога? – испуганно ахнула я. Никогда не была у этого пугающего врача. Да и зачем, если я девственница? Я посмотрела на свои джинсы. Пуговица была расстегнута. Тут же вспомнилось, что я открывала глаза в каком-то кабинете… о нет! Что это было? Зачем?! Я заразилась у третьей, которая не сказала ещё ни слова, и захныкала. Самая стойкая из нас, та, вторая, погрустнела и обняла себя руками. – Нас в бордель продадут, я думаю, – мрачно изрекла она. Нет, пожалуйста, скажите, что это не так! Я прижалась спиной к стене, с жалостью глядя на плачущую девчонку, но и себя мне было жаль не меньше. А ещё мне было жаль родителей, которые, наверняка, уже с ума сошли от волнения. Сколько дней прошло с тех пор, как я должна была расположиться в гостинице и позвонить им? Понятия не имею. Они, наверняка, позвонили в полицию, подняли на уши турагентство, туроператора, консульство, что ещё там нужно, чтобы меня нашли? – Я не хочу! – крикнула плакса и, завалившись на бок, уткнулась лицом в свой или чей-то пиджак, затрясясь от слез. Казавшаяся тяжелой металлическая дверь отворилась и, достаточно просто распахнувшись, впустила в себя здоровенного детину, грозно прошедшего до середины и вставшего перед нами. Мы две, смотревшие на это всё, напряженно затаились в ожидании. Третья, поймавшая нервное расстройство, даже не услышала, что кто-то появился. И когда наше внимание готово было сосредоточиться на этом огромном и устрашающем амбале, в дверях появились очередные посетители. Высокий брюнет в белой рубашке и брюках и, рядом с ним, невысокий брюнет в длинных пляжных шортах и цветной летней рубашке, на пуговицах которой висели солнечные очки. Чуть приотстав от них, шага на три-четыре позади, вошел последний, в строгом светло-серебристом костюме, явно моложе двух первых. Красивый. Его лицо ненадолго загипнотизировало меня. – Так, ладно, поглядим, что тут у нас, – деловито встал рядом с громилой невысокий, обращаясь к самому себе. Я удивленно округлила глаза. Он говорил на корейском! Я, конечно, заметила, что все трое, кроме охранника-переростка, были азиатами, но их конкретную национальность я разоблачила только по языку. Невысокий обратился к молодому: – Как-то они потрепано выглядят, сложно выбрать, – он стал водить по нам троим пронзительными глазами. – Их только что доставили, ещё не привели в порядок, – парень чуть подошел, чтобы смотреть с того же ракурса и разделять единомыслие со своим… собеседником. Я не знаю, кто они были друг другу. Красота более молодого опять немного отвлекла меня от ожидания неизбежного насилия, избиения и всего, что с нами будут делать. – Но так даже лучше, видна естественная ценность без прикрас. – Ага, а это что там? – ткнул невысокий на рыдающую, высунувшую нос, такой же красный, как и глаза. Он повернулся к охраннику: – Ну-ка, вытащи её и разверни ко мне. Качок направился к девушке и, когда та поняла, что мужик надвигается на неё, истошно завопила и бросилась в истерику, куда худшую, чем была перед тем. – Он тебе ничего не сделает! – поспешила её успокоить я, но та не слушала. – Он просто тебя им покажет, пожалуйста, не бойся! – мы все были русскими, но вот знали ли другие девушки язык этих людей? Я не думала, поэтому, пользуясь своим знанием, я хотела бы помочь, но было без толку. Приподнятая и поставленная насилу на ноги, брыкаясь и вопя, пыталась вырваться, но её крепко держали, пока невысокий приблизился к ней и разглядывал. Я стала догадываться, что он тут главный. – Зубы нормальные, волосы нормальные, кожа хорошая, только нервная слишком, – он покосился на товарища в белой рубашке: – Её же никто не обижал, чтобы довести до такого состояния, Сынхен? – Нет, сюда никто не должен был заходить, а пока их доставляли, вряд ли они хоть что-нибудь видели, кроме сладких снов, – они с улыбкой переглянулись. – Тогда жаль, что такая истеричка, – скучающе вздохнул он и шагнул дальше, ко второй, похищенной в Тайланде. – По внешности мне больше всего понравилась, но шейху предоставлять головную боль не хочется. А вот эта выглядит более уравновешенной, – он взялся исследовать ту, с которой мы не успели представиться друг другу. – Отличный кусок. Мне нравится. В глазах мысль есть, – девушка, ничего не понимая, смотрела на что-то говорящего ей в лицо корейца, поглядывала на меня, старалась держать себя в руках. Я дождалась и своей очереди. Незнакомец подступил ко мне и, окинув опытным взором грудь и бедра, прищурился на лице, после чего повернулся к своим. – Я определился. К шейху отправим эту, – указал он на вторую, в чьих глазах нашел интеллект. – А этих двух везите в бордель. – Что?! – крикнула я на корейском, увидев, что они развернулись, чтобы уходить и поняв, что это последний шанс что-то сделать. Вся троица удивленно обернулась и посмотрела на меня. Я кинулась к невысокому, но меня поймал за плечо охранник, не дав к нему подойти. Меня трясло, потому что я услышала то, чего боялась. Мы предназначались для того, чтобы стать проститутками, пройдя какой-то отвратительный кастинг. – Нет, только не в бордель! – Ты знаешь корейский? – заинтересованно приподнял брови тот, к кому я и обращалась. – Прошу, пожалуйста! Я не хочу в бордель, я не переживу этого! Умоляю, отпустите меня! – Ну надо же, – он дал отмашку верзиле, чтобы меня отпустили. Споткнувшись, я поспешно выпрямилась, и подбежала к этому невысокому типу, который казался похудее меня. Он опять сказал тому, которого звал Сынхеном: – Бывают же совпадения, да? Выловить рыбку, знающую наш язык. Хотя произношение её корейского как мой тамильский. С акцентом «понаехали», – он засмеялся, и ему вторили его спутники, хотя более сдержанно, чем он сам. – Вы отпустите меня? Прошу вас! – сложила я ладони, умоляя. Если понадобится, я и на колени упаду. – Ты серьёзно? – хмыкнул он и, достав из кармана пачку сигарет, закрутил её в ладони. – Вот так вот просто открыть двери и сказать «ой, прости, я был не прав, иди»? Так ты себе это представляешь? – и его лицо, и его тон источали издевку. Я держала ладони перед лицом, но плечи немного поникли. – Хотя бы сообщите моим родителям… – Нет, она смеётся! – но засмеялся-то он. Мне было не до смеха. Он опять поглядел на молодых людей рядом. – Отпустить её! Вот хохма, – теперь его взор вернулся ко мне. – Ты хоть понимаешь, сколько стоит одна твоя доставка? Да чтобы привести сюда одну такую идиотку, я трачу столько, что вы потом все вместе год должны отрабатывать. – Почему вы меня оскорбляете? – тихо поджала я губы. – Совсем не зная, называете идиоткой. Кто дал вам право считать, что вы умнее? – судя по его рассуждениям, он не был доброй души человеком и, конечно, обращать к нему просьбы я могла только под воздействием адреналина и выветривающихся наркотиков. – Но ведь это я сейчас тобой владею, а не ты мной, – нагло расплылся он в улыбке. – Значит, я умнее. Так, ладно, не парь мне мозги и не трать моё время… – я схватила его за руку и упала на колени. – Я умоляю вас! Верните меня в Россию! Я что угодно готова сделать, только не бросайте меня в бордель! – Что угодно? – цинично посмотрел он сверху вниз. – Ты думаешь у тебя есть что-то, что ты можешь мне дать? Ой, девочка, у тебя даже нет таких денег, чтобы вернуть мне мои затраты… – Я найду! Клянусь, если вы отправите меня домой, то я пришлю вам рано или поздно всё, что вы потратили, – он захохотал, поглядывая то на меня, то на товарищей. – Нет, ну вы слышали? Она вернет… ага, и адресок тебе дать, куда слать денежку, да? Послушай, мне незачем создавать себе проблем. В борделе ты отработаешь всё. Тем более что ты ещё нераздуплившаяся, так что твой первый раз я продам за хорошую сумму, – я не поняла слова, которым он меня назвал, и довольно произвольно перевела его себе на русский, как «нераздуплившаяся», изъяв смысл из последующей фразы. – Я не смогу… я не буду этим заниматься, – отпустила я его руку и покачала головой. – Я никогда не дам с собой это сделать! Никогда! – Да кто тебя спросит? – раздражаясь, бросил он и опять приготовился повернуться спиной. – Я покончу с собой! – выдала я то, что пришло мне в голову. И это была не шутка. Представляя, куда меня засунут, и что будут со мной делать, пусть я даже не могла представить это в подробностях, я готова была на всё. Ещё когда в дверях появился огромный качок и я подумала, что он начнет нас насиловать, мне захотелось скорее умереть, чем жить в подобных условиях. – Покончишь с собой? – притормозил главный. Ухмыльнулся. – Серьёзно? – Да, – уверенно кивнула я. – Отлично, – велев подождать его, он вдруг вышел. Я ошарашено вылупила глаза. Что он собрался сделать? Принести мне веревку с мылом? Двое солидных парней тоже не поняли его странного ухода. Сынхён смотрел насквозь меня, даже когда его взгляд попадал в эту сторону, а тот, молодой, пытался не смотреть вообще. Его умные глаза под изогнутыми бровями плутали где-то в своих мыслях. В дверях вновь нарисовался невысокий. Дымя уже зажженной сигаретой между губ, он нес в руке… пистолет. Я вскрикнула. Прищемляя сигарету в одном уголке рта, он произнес: – Что, страшно? – меня замолотила дрожь. Он направил на меня дуло пистолета и, не нажимая, видя, как я неловко пытаюсь выйти из-под прицела, игриво подергал дулом вверх-вниз: – Пиф-паф! Ну, что ты побледнела? Ты же хотела скорее покончить с собой, лишь бы не стать шлюхой? – я уже с меньшей уверенностью подумала об этом. Он подошел ко мне и, не отпуская оружия, вложил его мне в руку, придерживая, чтобы я не направила пистолет на него. – Тебе же твоя целка дороже жизни, верно? – сглотнув слюну, я ощутила на щеках слезы. – Давай, докажи мне это, не пустословь. Я подскажу, как это делается: открываешь ротик, пошире. Суёшь туда дуло и нажимаешь на курок. Одна секунда – и всё. Мозг отбрызгивает на потолок, ты труп, – рука моя дрожала, поддерживаемая его руками. Как врач, уговаривающий принять лекарство, он коснулся моего подбородка, чтобы я открыла рот и пододвинул к нему дуло. – В чем дело? Один щелчок, и твои страдания закончились. Никакой проституции. Героическая смерть за честь. – Джиён… – позвал из-за его спины красивый парень. – Не надо, может? – Мино, она же сама хотела. Ты можешь отвернуться, мягкосердечный наш, – введя дуло в рот, я плакала всё сильнее. Почему всё так? Почему в тот момент, когда жизнь казалась мне прекрасной и только начинающейся, она закончилась? Почему она должна была оборваться? У меня ещё столького не было, я ничего не успела повидать. Даже до Сеула не добралась. И вот… в неизвестном краю, в каком-то полузаброшенном месте, под присмотром негодяев и ублюдков, я должна покончить с собой. Это не так-то просто. Одна секунда, и меня больше нет. – Что, сомневаешься уже? Оказывается, жизнь-то подороже принципов, да? – ухмыльнулся Джиён. – Подумаешь, десять-двадцать мужиков в день будут засовывать в тебя свои члены, везде, куда захотят. Кстати, туда, где у тебя сейчас пистолет, тоже. Кто-нибудь ударит, кто-нибудь матом обложит. Но зато живая, а? Лучше ведь торговать телом, чем отдать Богу душу? – слушая его, я представляла всё это воочию. Как меня насилуют, как я ничего не могу с этим сделать… мужчины, десятки некрасивых, ужасных, чужих мужчин… закрыв глаза, я нажала на курок. Вздрогнув, я ждала, что всему настал конец. Пусть через адскую боль, но настал. Но выстрела не было. Я нажала ещё раз, подумав, что сделала что-то не так. И ещё. Открыв глаза, я поняла, что осечки происходят одна за другой. Джиён уже не сидел на корточках напротив, а стоял передо мной, беззвучно смеясь. – Черт возьми, ты серьёзно думала, что я дам тебе застрелиться? – его прорвало, и он загоготал. Непонимающая и растерянная, я бросила взгляд на Мино. Напрягшийся, он тоже верил в то, что случится смерть и теперь, всё ещё не расправив складку между бровей, расслабленно выдыхал. – Нет, ты и впрямь идиотка. Сказал же, я на тебя столько денег потратил, что пока ты не отработаешь их в моём борделе, хрена лысого ты хотя бы сдохнешь, это понятно? – он вырвал у меня пистолет и отдал его охраннику. – Я… я всё равно не дамся, – пережив, мне кажется, переход в загробный мир, успокаиваясь, но безнадежно, я не могла найти силы в себе даже встать. Я настроилась на смерть, и к жизни никак не могла пока вернуться. – Если вы не дали мне это сделать здесь, то я найду способ в борделе. – А я думал, что девушки, трясущиеся над своей честью, остались в наш век только на страницах книжек, – произнес Сынхен, со сдержанной, вежливой насмешкой оглядев меня. – Она просто в шоке и не понимает, что делает, – объяснил Джиён мои действия, выдохнув сигаретный дым облаком. – Понятия чести и принципов не существуют. Есть только глупость, которая в них верит, пока ей не предложишь что-то выгодное. Она трясётся над своей девственностью, но поухаживай за ней несколько неделек, признайся в любви, подари брюлики и цветы, и она раздвинет ноги. Хотя под дулом пистолета геройствует. – Я не раздвину ноги, даже если ты мне миллион заплатишь! – прошипела я, всей душой начиная ненавидеть этого человека. Скольких он уже похитил? Сколько судеб загубил? – А если я скажу, что верну тебя домой, если ты раздвинешь передо мной ноги? – не веря ушам, удивившись и рассматривая этого мерзкого индивида, я задумалась было, но он тут же изрек: – Видели? В глазах-то уже не то что сомнение, а почти готовое согласие потрахаться за отчий дом. Как я и сказал – всему есть своя цена, и ни один принцип не является окончательным, потому что найдется весомый покупной довод. Ну, ты не думай всерьёз о возвращении. Я пошутил. Если мне захочется тебя выебать, я сделаю это даром, но, всё-таки, мне важнее поиметь с тебя прибыль. – Послушайте, я могу работать не только проституткой! – попыталась я доораться до его разума. Если таковой был в просторах счетной машинки и калькулятора, которым, судя по всему, Джиён заменил мозги. – Да ладно? – карикатурно изобразил он удивление. – А я и подумать не мог! Разве женщины имеют другие профессии? – высмеяв меня в конец, он продолжал злорадствовать: – Кем бы ты могла быть? Русско-корейским переводчиком? Мне он не нужен. Сынхен, Мино, вам нужен русско-корейский переводчик? – Сынхен шутливо улыбнулся, Мино серьёзно покачал головой. – Надо же, никому не нужен… что же ещё? Горничная? Повар? У меня они есть. Чем же ты удивишь? Что у вас там в России умеют такое, чего я не найду больше нигде? – запутанная и обреченная, я никак не могла придумать, что предложить такого, чтобы выкрутиться. Со мной говорили, это уже был шанс. Большинство преступников и тупых мафиози никогда не размусоливают с жертвами, а этот Джиён, будь он не ладен, надо признать, обладал и интеллектом и желанием позабавиться, что и давало мне возможность говорить с ним. – Вы знаете что-нибудь об уникальных талантах России? – обернулся он к товарищам. – Хм, – Сынхен пожал плечами. – Кроме водки и матрешки я ничего не знаю об этой загадочной стране. – Неужели ни в одном из вас нет жалости? – посмотрев и на Мино, и на Сынхена, обвела я их троих глазами. Мино отвернулся к окну. – Неужели вы не можете смилостивиться и пощадить меня? Я готова на всё, просто прошу вас не отправлять меня в бордель… я не выдержу этого, – я посмотрела на всхлипывающую в углу другую девчонку, которая не понимала, что происходит и, вместе со второй, удивленно глядела на меня, как на инопланетянку, нашедшую общий язык с другими пришельцами. – И она не выдержит. – Если бы в нас была жалость, мы бы работали грузчиками в порту, а не занимались тем, чем занимаемся, – Джиён улыбнулся. – А если я скажу, что пощажу её, – указал на ноющую девчонку, – Если ты добровольно станешь проституткой? – тут же выдал очередную игру Джиён. Мне стало ещё более тошно. Зачем же он так всегда? Вопрос ребром, жестокость. Мне было страшно за себя, я не закаленная психически, воспитанная в любви, но строгости, где и передач для взрослых нельзя было посмотреть. Но я держалась лучше, чем другая. Спасти её ценой собственных мучений? Я никогда не чувствовала в себе героизма, но отец всегда говорил, что мы должны жертвовать собой на благо ближнего. Согласна ли я на это? Как долго живут шлюхи в публичных домах востока, принимая ежедневно по десять-двадцать клиентов? Я умру медленно и мучительно, но с осознанием того, что спасла другую жизнь. Стоит же чья-то жизнь поруганной чести и опороченности? – Если я могу верить, что девушка будет спасена и избавлена от всего этого, – несмело промямлила я, понимая, что подписываю себе приговор. – То пусть будет так. – Вот те на! – опять завеселился Джиён. – Мино, ты где откопал эту мать Терезу? – я шокировано посмотрела на парня. Так это он навел на меня? Но как? Почему? Это он виноват в моей злосчастной участи. Мино вытащил из подмышки три папки и, раскрыв первую, захлопнул, достал следующую и, удовлетворено кивнув, пробежался по строчкам, найдя нужное и зачитывая вслух: – Отец – приходской священник, мать – домохозяйка, образование – воскресная школа. Ты же говорил, найти как можно более порядочную. Я и нашел, – Мино пожал плечами и закрыл досье на меня. Откуда у них это всё? Насколько влиятельны эти люди, что нашли меня в российской глубинке, из которой я на электричке добиралась в областной город, где был университет с возможностью выучить корейский? Как они узнали обо мне? Как перехватили в Шанхае? Неужели есть подобные группировки на свете, которым всё нипочем? Которых не остановишь. – А-а, это та самая, – протянул Джиён. – Ну, ясно. Религиозная, потому и не смыслит ничего в жизни. Только любовь, всепрощение, и все дела. Пусть и дарит теперь любовь в непосредственном виде. – За что вы так со мной?! За что вы так с нами? – упала я опять на колени, попытавшись встать. Голос дрожал, слезы потекли неукротимо. – Неужели у вас нет матерей, сестер? Неужели трудно представить, как это ужасно? Вы же мужчины! Как можете вы пользоваться своей силой над слабыми женщинами? – я готова была уже бросать проклятья. Не желая слушать мои речи, Сынхён поспешил к выходу. Джиён храбро принял к сведению всё сказанное и, хмыкнув, побрел к двери. Мино задержался последним, говоря о чем-то вышибале-телохранителю. Потом, когда вышли старшие, он повернулся ко мне: – Где-то через час приедут за девушкой для шейха. Объясни ей, пожалуйста, чтобы приготовилась и не капризничала. – Где ты нашел нас? Почему я? – смотрела я ему в глаза. Он опустил их к папкам, возясь в них будто по надобности. – Ты поняла меня? Переведешь ей. – Это ведь на твоей совести всё это… – Мино зыркнул на меня, озлоблено, но не давая вырываться гневу наружу. – Не будь меня, на этом месте был бы другой человек. От меня ничего не зависит, я исполняю волю и приказы Джиёна, у меня нет никакой власти, – не веря в его полную беспомощность, я поморщила нос. – Если я умру, хотя бы пошли моим родителям обманное сообщение, что это было быстро и безболезненно. Пусть они будут спокойны, – он взялся за ручку двери, тщетно делая вид, что ничего не слышит. Я видела по его лицу, что он всё принимает к сведению. – Ты сделаешь хотя бы это? Одно сообщение! Разве это так трудно? – И успокой другую. Вас неделю не будут трогать, пока не убедятся, что товар понравился заказчику. Если он будет недоволен, то одна из вас пойдет на замену. Хотя, Джиён никогда ещё не ошибался со вкусами клиентов, – Мино пожал плечами и вышел. Охранник сел на стул перед нами. Мы вновь остались сами с собой, только теперь под присмотром. Собираясь с духом, я начала объяснять своим сестрам по несчастью, что ожидает каждую из нас.

====== Бордель ======

Замешкавшиеся, отходящие от происходящего – да сможем ли мы когда-либо отойти от этого? – за оставшийся час мы так и не успели познакомиться с той девчонкой, которую выбрали для шейха. Пока я ей перевела всё, что произошло, за ней уже явились. Она была достаточно выдержана, чтобы не зарыдать и держалась героически, не то что я и третья. Нас раздавило, размазывало от грядущей участи. Безвыходность, ужас… Мне хотелось выпить хотя бы успокоительного, раз уж яда мне не дадут. Руки тряслись, горло сковал плач. Когда за окном темнело, приехали ещё два смуглых мужчины непонятной национальности, может быть и местные, и вместе с оставленным прежде охранником повели нас на выход. Мы вышли из какого-то достраивающегося или достроенного, но не сданного пока здания, нас погрузили в тонированную машину, где мы сели на заднее сиденье в середину, прижатые по бокам чужестранными типами. Вырываться или звать на помощь было бессмысленно. Мужчины быстро догонят и совладают со мной, а вокруг безлюдно. Я сжала руку своей соседки, чувствуя себя немного сильнее неё и желая её приободрить. Как мне хотелось сейчас послушать проповедь отца! Он бы нашел слова, чтобы утешить нас, укрепить дух. Все мы ходим под Богом… каждому отмерен свой срок… незачем торопить его… самоубийство – страшный грех. Я начала что-то такое нашептывать той, что разделяла мою судьбу, вперемежку молясь и цитируя псалмы. Но это больше успокаивало меня, чем её. Господи, а если бы в пистолете была пуля? Меня бы уже не было… Не знаю, лучше бы так было или нет. Есть ли шанс у меня увидеть теперь когда-нибудь нормальную жизнь? Хоть что-нибудь, кроме грязи, боли и унижений. Нас провезли по широким дорогам, за окнами машины я видела пальмы и, иногда, море или океан на горизонте. В результате мы даже проехались недалеко от побережья, и бесконечная водная гладь предстала совсем близко. После высоких и современных многоэтажек, мы очутились в районе вилл, каждая из которых имела свою, отгороженную изгородью, территорию. Та, на чью территорию въехали мы, отделялась от дороги стеной из неотесанного камня, у ворот стояли секьюрити с рациями, а железные ворота из витых решеток отворились автоматически. Медленно проезжая по оставшемуся пути, я разглядывала густую зелень посадок и заросли, прячущие желто-персиковый двухэтажный дом. Можно ли отсюда сбежать? Как? Куда?

Мы остановились у крыльца, у которого стоял одиноко охранник, и ничего не напоминало о какой-либо незаконности места или том, что внутри творятся кошмарные, жестокие вещи. Особняк напоминал пристанище колумбийских наркобаронов из фильмов, опутанный глициниями с одной стороны, а с другой кирказоном. Пышно росла вечнозеленая глянцевая зелень по бокам от дорожек, свешивая длинные листья водопадом, некоторые кусты цвели крупными розовыми, сиреневыми и белыми цветами. Мне в нос ударил запах экзотической и чуждой страны, когда я вышла из автомобиля. Не давая мне долго осматриваться, мужчины подтолкнули нас ко входу. На одном из маленьких выступающих балкончиков, что выходил во дворик, куда подъезжали машины, я увидела девушку, чуть ли не в одном пеньюаре. Это бордель? Тот самый, куда нас отправили? Я поднялась по ступенькам, то и дело оборачиваясь на вторую девчонку, которая наконец-то, перестала хныкать (наверное, просто запас слез на сегодня иссяк). Войдя в распахнутые двери – на улице стояла жара, и закрываться смысла не было, разве что от каких-нибудь насекомых, – я очутилась в приличном холле, который можно было бы назвать благородным, просторном и светлом, где насквозь, прямо, были стеклянные двери в ещё один дворик. Гладкие полы не застелены, блестят начищенностью паркета, на окнах шифоновые занавеси, всё чисто и воздушно… и так тихо и спокойно, будто сбежать отсюда никто никогда не пытался и не попытается. Откуда-то сбоку передо мной появился очередной азиат, нагло оглядевший меня и вторую девчонку с ног до головы, если можно было назвать наглым взгляд узких глаз, которые почти не было видно. – Которая из вас говорит на корейском? – спросил он именно на нем. Я несмело подняла руку. – Отлично, тогда идите за мной… – я повернулась к спутнице и позвала её, объясняя, что надо идти. Как же повезло, что я знала язык, на котором говорят! Я бы сошла с ума, если бы не понимала, что конкретно происходит, и некому было бы мне это объяснить. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, выйдя на коридор, напоминающий гостиничный, с дверями темного дерева налево и направо. Наш провожатый остановился. – Меня зовут Тэян, если вдруг захотите обратиться. – Это публичный дом? – тут же задала вопрос я, пользуясь тем, что он намекнул на возможность контакта. – А что по-твоему ещё? Богадельня? – хмыкнул он, взявшись за ручку двери и, повернув, толкнул её внутрь. По коридору прошла девушка в халатике, с полотенцем, замотанным вокруг свежевымытой головы. – Как-то не очень похоже… – Тэян снова криво усмехнулся. – Вы девственницы, поэтому некоторое время будете работать в этом «салоне». Это заведение для вип-клиентов, с большими деньгами, которые любят чистоту и качество. Те проститутки, что портятся или занашиваются здесь, отправляются в другой бордель Джиёна. Тот бы ты сразу опознала, как самое что ни на есть торговое место для шлюх, – поморщившись, я вошла в комнату, которая оказалась вполне сносной, с двумя узкими кроватями у стенок, разделенными столиком, стоявшим под окном. Я тут же подошла к нему и удивилась, что на нем решетки нет. И второй этаж… Сбегу, я смогу сбежать! Знать бы куда… Я опустила глаза. Внизу прогуливалась охрана в черных костюмах. Мда, помехи. Да и за ними какой-то непроходимый сад, заканчивающийся всё той же стеной, виднеющейся вдалеке. А за стеной? Море. Боже, если я прорвусь через все преграды, настолько ли я вынослива, чтобы плыть неизвестно сколько в поисках спасения? Ладно, Мино сказал, что неделю нас трогать не будут. У меня есть немного времени сориентироваться. – И… как быстро портятся и занашиваются? – обратилась я к Тэяну. – Кто как… одна девушка здесь уже семь лет, а одну как-то выкупил её постоянный клиент. Кому как повезет, – я удивленно приподняла брови. Ничего себе! Кто-то умудряется не просто выживать в этих условиях, но свыкаться и устраиваться по-домашнему? – Поэтому, собственно, всё, чем заняты обитательницы – это слежением за собой, приведением себя в порядок и тренировкой своего сексуального мастерства, – Тэян посмотрел на вторую девушку, осторожно севшую на кровать, выбранную непроизвольно. – Если эта будет такая постоянно, её быстро спроважу в другой публичный дом… она что, немая? – Нет, просто стресс, – заступилась я за неё. – Это пройдёт. А вы… директор? То есть… – Тэян оборвал меня смехом, выставив локти в бока, потому что положил ладони на бедра. В прорванных голубых джинсах и белой обтягивающей футболке, он был немного ниже меня, но это не портило впечатления зрелой мужественности и какой-то… уверенности и непоколебимости в нем – Какая ты… культурная. Ага, директор. Я сутенер со стажем, так что назовем меня вашим попечителем. И можешь не «выкать», это тут ни к чему. Называй меня Тэян, и всё. И раз уж мне придётся с вами общаться, то как зовут вас? – Как тебя зовут? – сказала я на русском несмеяне. Мне и самой это было интересно. – Вика, – тихо выдавила она из себя, подняв глаза. – Её зовут Вика, – перевела я Тэяну и он повторил за мной, хотя получилось что-то вроде «бика», потому что «В» в корейском отсутствовала и произносилась корейцами с трудом. – А меня Даша. – Dasha from Russia? – произнес Тэян на английском и засмеялся снова. Да, это рифмовалось, но у меня не было настроения улыбаться в ответ. – Ладно, главное откликайтесь, как бы коряво я не произнес ваши имена, ясно? – А… Мино сказал, что нас не будут трогать дней семь – это так? – Да, около того. Ещё вопросы по существу есть? – собрался он уходить. – Кто такой этот Джиён? Работорговец? – сделала я шаг за ним. Мужчина остановил меня взглядом. – Это не по существу. – Ладно: кормить нас будут? – вспомнила я о естественных потребностях организма, и это показалось мне добрым знаком. Прошло несколько часов с тех пор, как я очнулась. Дурнота покинула окончательно, руки и ноги более-менее окрепли. Тэян поманил меня в коридор и я высунулась. – Обслуживать вас тут никто не будет. Единственное, что здесь делают за вас – это уборка. Убирается тут наёмный персонал. Ванная и туалет прямо по коридору. Кухня вниз по лестнице, не этой, а в противоположном конце. Спустишься и под ней увидишь проход, из него небольшая прихожая ведет прямо на кухню. Готовьте себе сами, с другими девушками не ссорьтесь, драк не устраивайте. Шлюхи тут есть всякие, в том числе добровольные, так что за клиентов они бьются, красоте завидуют, а конкуренцию ненавидят. – Вы… то есть, ты… так просто обо всем этом говоришь, – смутилась я. Для меня произнести слово «шлюха» уже было чем-то невозможным, я могла это сделать только пересилив себя. – Детка, я занимаюсь незаконными делами больше пятнадцати лет, чего ты ждешь от меня? – А вы… ты заступитесь… заступишься, если кто-то нападет на меня или Вику? – Тэян на меня посмотрел с пренебрежением и усмешкой. – Я в папочки не нанимался. Если вы не сможете постоять за себя сами – так тому и быть, – почти выйдя, он смилостивился и доверительно поведал: – Закрывайте на ночь дверь, и поменьше светитесь внизу. Хотя бы минимизируете возможность конфликтов и обеспечите себе максимальную сохранность. Он вышел и я, постояв немного, опустилась на свободную кровать, напротив Вики. Она шмыгнула носом. Только этого опять не хватало! Надо отвлечь девчонку на что-то, развлекать, пока её, в самом деле, не выкинули на дно, где она в миг погибнет. Мне бы кто помог, а тут я должна нянчиться! Так велит судьба. Я должна быть кому-то поддержкой и подставить плечо. – Гарем какой-то, – вымученно улыбнулась я, привлекая к себе внимание. – Этот Джиён… тот, что приносил мне пистолет, он хозяин всего этого, – Вика остановила на мне взгляд, слушая. – Держит кучу женщин, а неугодных ссылает в место подальше… как султаны поступали со стареющими женами. Ты смотрела сериал «Великолепный век»? – соседка по комнате покачала головой. Да мне тоже папа не разрешал, потому что там было много развратного и мусульманского, но мы с мамой поглядывали тайком некоторые серии. Дом… как же я хочу домой! Что дернуло меня уехать из него? Хотелось посмотреть мир, страну мечты. На тебе, смотри, глаза не прогляди. Я должна вернуться обратно, чего бы это ни стоило. К родителям, к младшим братьям и сестрам. Я старшая в семье, всего нас пятеро. А ещё меня ждёт жених… Мы уже год встречались и ждали свадьбы. Он, как и отец когда-то, учился в духовной семинарии. Всё будущее было таким светлым, распланированным… Как легко можно перечеркнуть покой и счастье! Одним неверным шагом, необратимым. Кто поможет мне? Этот Тэян, интересно, с ним можно договориться? Или они все тут непроходимые мизантропы и равнодушны к страданиям близких? Я откинулась, положив голову на подушку. – Нас убьют? – промямлила Вика.

– Расслабься, у нас целая неделя бесплатного отдыха, – об опасностях, поджидающих здесь, я рассудила, лучше умолчу.

Несмотря на прекрасное и жизнеутверждающее имя Виктория – победа, моя сестра по несчастью была далека от образа человека, преодолевающего беды, препятствия, и повергающего встречающиеся на пути напасти. Пугливая и быстро расстраивающаяся, она никак не понимала до конца моих намеков, что в её интересах стать немного веселее и притягательнее. Сказать напрямую я не могла – это не убедит её, а доведет до истерики. Грешная мысль, но лучше бы со мной осталась та, другая девушка. Мы с ней вместе лучше бы организовались… И пришла другая мысль, ещё худшая. А, может, она не понравится шейху, и её вернут, а заберут Вику? Это спасло бы последнюю. Да-да, я вовсе не себя хотела поменять отсюда туда. Не знаю почему, но тут мне казалось пока более возвратно и безопасно, чем в каких-то Эмиратах. Я не знала других восточных языков, а тут мне было с кем поговорить и попытаться договориться. Другие девушки, с которыми волей-неволей мы сталкивались на этажах, в ванной комнате, на кухне и во внутреннем дворике, где расположился бассейн, были со всего мира, но русской больше ни одной. Китаянка, девушка из Тайланда, две малазийки, две говорили на испанском, но из Европы они или Южной Америки, я понять не могла. Одна была откуда-то из Средней Азии, что-то вроде Узбекистана, одна из Турции, другая с Балкан. Можно составить географическую карту, заполнить половину глобуса, если отметить те точки, откуда прибыли труженицы самой древней профессии. Это всё я узнала, естественно, не от них, а от Тэяна, к которому привязывалась с вопросами, когда его видела. Я поняла, почему он не просто не хотел, а и не мог бы защитить нас: он не жил тут постоянно, а лишь наезжал временами, следя за порядком, проверяя, нужно ли что здесь, привозя клиентов или встречая их. Как он и посоветовал, я держалась подальше от проституток, а Вика без меня никуда не совалась вовсе.

В первую же ночь к особняку подъезжали и подъезжали машины, были слышны хлопки их дверец, громкие голоса с властной интонацией, хохот, смех, визги и шум плескающейся воды, вворачивалась музыка, еле стихшая к самому утру. Мы не сомкнули глаз до самого рассвета и вырубились, когда уже было светло. К счастью, расписания трапез в притоне в самом деле не было, и мы, отоспавшись, спустились на кухню, где сочинили себе какой-то завтрак из непривычных фруктов и трудно опознаваемых морепродуктов. Я никогда не ела ничего подобного, но попытаться стоило. Если бы повезло – я бы насмерть отравилась, как рыбой фугу, но с везением у меня был явный разлад и я выжила повторно после попытки пустить пулю в голову. Буквально в течение часа мы стали свидетельницами одной из драк, о которых проинформировал Тэян. Похожая на латинскую жительницу красавица сцепилась у бассейна с тайкой и разнимали их охранники, подоспевшие, когда едва не полетели клочья волос. Пронаблюдав картину, мы с Викой схватили стаканы с соком и убежали в свою комнату. Эта отстраненность от общепринятого режима и поведения радовала, но я понимала, что пауза короткая, и время стремительно бежит. Нужно было что-то придумывать, искать выход, но любые попытки прозондировать почву заканчивались тем, что охрана разворачивала меня в сторону особняка и, объясняя что-то при помощи рук, утверждала, видимо, что далеко мне отходить нельзя. И как прорваться из этого псевдорая, который вот-вот превратится в ад? Мысли о родине, матери, родственниках и любимом придавали мне сил. Голова работала без устали.