Мания расследования
Шрифт:
— Рябчики в сметане, вуаля! — объявил он вполголоса, бросил крышку на поднос и удалился.
Кораблев принюхался к рябчикам и вздохнул.
— Каким тут все-таки дерьмом кормят, — поделился он со мной. — А эта их стерлядь паровая — гадость редкостная, хуже мойвы. А икра носками воняет. За что только деньги дерут!
— А зачем ты эту гадость ешь? — не удержалась я.
Кораблев перегнулся ко мне через стол.
— Из оперативных соображений, — веско сказал он. — Конспирация.
—
— Ну так что, прощаете меня?
— Прощаю, но в последний раз.
— Ну и ладно.
Кораблев облегченно вздохнул, обратился взором к рябчикам, закатил глаза и, отщипнув крылышко, стал жевать его с видом разведчика, раскусывающего ампулу с цианидом. Прожевав, он поднял на меня глаза и спросил:
— Чего думаете про дядьку Нагорного?
— Думаю, что убили его, — помолчав, ответила я. — Но вообще-то я тебя хотела спросить о том же самом.
— И я думаю, что убили. А что еще можно думать?
— Лень, я дело еще не очень хорошо знаю, поэтому думать могу все, что угодно.
— Например?
— Например, что он действительно скрылся, зная, что скоро сядет.
— А как же жена?
— Согласна, жена в эту схему не очень вписывается. Если он собирался рвать когти, то зачем жену убивать?
— Чтобы не сболтнула лишнего.
— Да? — я задумалась. — Но это можно допустить, если он супругу тихо ненавидел. Если они жили как кошка с собакой. А так, на первый взгляд, вроде у них была идиллия: вместе обедали, он целый час выкроил из своих деловых встреч.
— На самом деле у меня тоже нет данных, что он с какими-то бабами путался, наоборот, все в дом. Ну, а еще версии, Мария Сергеевна?
— Больше нет версий. Основная версия — его похитили и убили.
— Зачем?
— Об этом я тебя хотела спросить.
— Правильно.
Ленька обсосал крохотную птичью косточку и скривился:
— А соус сметанный у них прокисший. Придется в «Колобок» заезжать, хоть поем по-человечески.
— Зачем же так напрягаться, Леня? Мы могли бы просто попить кофе в баре.
Кораблев поднял на меня бесхитростные глаза. Он умел так смотреть — простодушно и беззащитно, его сразу становилось жалко и хотелось чем-нибудь помочь.
— Да нравится мне, как они салфетки на коленях тебе раскладывают.
Он только повел головой в сторону кухни, как официант не замедлил явиться.
— Кофе, десерт? — склонился тот над Ленькой.
— Счет.
Пока официант не принес кожаную папочку со счетом, мы молчали.
— Сколько? — поинтересовалась я, пока Ленька вкладывал в папочку деньги.
— Неважно, — отмахнулся Кораблев. — Я вас угощаю. Нет, серьезно, мне тут нравится, я готов жрать этих вонючих голубей, только чтобы мне салфеточку на коленях раскладывали. Жалко, что тут в халдеях одни мужики. Нет, чтоб официанточка мне коленки погладила…
На чай Ленька оставил ровно десять процентов от счета — я это посчитала, подглядев сумму счета и купюры, которые он достал из бумажника. Моих бы денег на этот обед не хватило.
Выйдя из обеденного зала, Ленька получил от гардеробщицы свое и мое пальто и щедрой рукой положил на стойку гардероба бежевую сотенную бумажку.
— Спасибо, — тихо сказала гардеробщица, благодарно принимая деньги. — Вы прямо как Валерий Витальевич, тот тоже всегда на чай давал, не скупился. А как-то с компанией тут был и за всех рассчитался, сто долларов мне оставил. Вот был человек душевный…
Вышибале, который любезно открыл нам дверь, Кораблев тоже что-то сунул в ладошку, но тот, в отличие от гардеробщицы, не стал откровенничать с нами про привычки их постоянных посетителей.
Мы вышли на набережную и облокотились на парапет, разглядывая разноцветный мусор, перекатывающийся по льду канала.
— Я покурю? — спросил Кораблев, и, не дожидаясь моего ответа, вытащил пачку сигарет.
— Ну что? — затянувшись, сказал он. — Могло так быть, что никто не видел, куда они делись?
— Нет, — признала я. — Не могло. Но неужели кто-то явился их похищать прямо в ресторан? Зачем эта морока? Я бы поняла, если бы супруги Нагорные мирно пообедали и вышли из ресторана, но ведь они исчезли, не дождавшись даже закусок…
— Да, мне тоже кажется, что вышли они добровольно. Только с чего бы они вдруг подхватились и выскочили из ресторана?
— Кстати, последний звонок перед обедом был на трубку Нагорного в тринадцать пятьдесят две, и этот человек допрошен. А следующий звонок — в четырнадцать пятнадцать, и Нагорный уже на него не отвечает.
— Может, звонили в ресторан? А там их просто позвали к телефону?
— И никто из халдеев об этом не проговорился? Сомнительно, чтобы купили весь ресторан, вместе с теткой на вешалке и с мордоворотом этим. А?
— Лень, а как насчет охранника? Он-то не при делах? Вдруг он никуда не уезжал, Нагорный тогда ведь мог выйти к машине, и жена за ним следом, а?
— Охранник уже у нас посидел, трое суток, — лениво ответил Кораблев. — Работали с ним серьезно, выжали досуха. Он тоже ездил обедать, к своей бабе, в кафе на Суворовском. Там его видели шесть человек, и постовой у главка его тачку заметил. К тому же охранник тупой, как угол в сто шестьдесят градусов. Если что, он поплыл бы сразу.
Ленька закашлялся и бросил недокуренную сигарету вниз.
— Леня, а его не могли спихнуть сюда, в канал? Было лето, народ тут не ходит, буль-буль — и нет Нагорного.