Манкая
Шрифт:
Маленькая женщина билась на двух (иногда на трех) работах, чтобы маленький сын ни в чем не нуждался. Чтобы не слышал обидных слов от детей и взрослых во дворе, что оборвыш или босота.
Митя маму свою боготворил. Обожал. Жалел и понимал. Уже в тринадцать лет парень понял, что не может просто так сидеть и ничего не делать, видя, как мать, уставшая до синевы под глазами, приходит домой и валится на постель. Митя «приписал» себе год и прекрасно устроился на работу в городской парк помощником садовника, по нашему озеленителя. Свою первую честную зарплату, мальчик потратил
Широков до сих пор помнил выражение лица матери, когда он вручил ей свой дар. Слезы, восхищение и гордость, огромная, как ее глаза, родные и добрые. Она ничего не сказала Митьке, просто обняла и поцеловала. А утром категорически запретила работать! Привела веский аргумент на счет учебы и убедила сына, что она справится. Митька кивнул, но мнения своего не изменил.
Мама совсем не умела готовить. Ну, она, конечно, варила супы, жарила котлеты и делала компоты. Но, увы, не вкусно. Так бывает, честно! Не дано и все тут. Ну, Митька, пообещавший матери, что будет учеником школы, а не работником городского парка, решил, что помогать можно и будучи в таком статусе. И начал с того, что запретил матери таскать тяжелые сумки с продуктами, а потом стал заниматься готовкой… Полагаю, вы уже догадались, что получилось у него шикарно. Забавно, но именно это и спровоцировало митино призвание. Оно проявлялось в каждом его нехитром, поначалу, блюде. Вот это призвание и определило его стезю.
С шестнадцати лет Митька работал как проклятый. Учился, как сумасшедший. Влюблялся, как очумевший. Дрался, как психический. Иными словами, все прелести жития юного создания мужеского пола. Но, и замечательная школа жизни! А если учесть прекрасное воспитание и привитые матерью духовность, принципиальность, любовь к чтению, то вывод можно сделать только один— Дмитрий Широков не вырос козлом и эгоистом! Не милашка — святоша, а нормальный мужчина.
А потом умирала мама. Долго. Месяц. Сердечная недостаточность. Прощаясь с сыном, она сделала ему подарок.
— Сыночка, я не говорила никогда. Хотела приберечь деньги, чтобы у тебя была возможность делать то, что хочешь. Я выиграла в лотерею. Удача большая и деньги неплохие. Ты возьми и потрать с умом. И еще одно, продай квартиру нашу. Хорошо заплатят. Вот прямо сейчас и пообещай мне, что сделаешь так, как я прошу!
После ее смерти он впал в ненормальный транс, не в силах осознать всю глубину своей утраты и жертвы этой Женщины! Копить для сына, отказывая себе во всем. Даже в самой малости. И умереть как раз тогда, когда он мог обеспечить и ее и себя и даже больше!
От глубокого кризиса спасла его армия. Год своей жизни он провел в Мурманске. Да, дорогие мои, морфлот. А вернувшись, поступил в Технологический Институт пищевой промышленности (после армии все было проще) и устроился на работу в одно из заведений Ярославля. Уставал, как тысяча чертей, но добился таки и диплома и отличной работы в ресторане пятизвездочного отеля Ярославля.
Потом открыл свой собственный ресторан, потом, все же продал квратиру, бизнес и отправился в Москву. По дороге ему крупно повезло, но об этом чуть позже, ладно?
Все смотрели на него, ожидая первых его слов, будто вопрошая: «Ну, с чем пришел?».
— Добрый день, — и все.
Новые соседи помолчали, видимо ждали продолжения, но, не дождавшись, нестройно приветствовали Широкова. Сам Митька поглядывал на девушку-старушку и поражался ее сияющим глазам, добродушной улыбке. Она так славно поздоровалась, так просто и мило, что он заподозрил ее в желании подбодрить его, здорового мужика. Умилился и продолжил таки говорить.
— Я Дмитрий Широков, ваш новый сосед. Если у вас есть ко мне вопросы, я готов на них ответить, — как он и ожидал первой заговорила бабушка-пудель, та, что с изумрудами в ушах.
— Молодой человек, вы к нам надолго? — Если Митя и удивился ехидному вопросу, то никак этого не показал.
— Лет на шестьдесят, думаю, — ответ его вызвал легкую улыбку на лице красивой дамы.
— Ви ведь не станете устраивать оргии и дебоши? Дом у нас тишайший, лишние звуки неприятны, — господин в шапке попытался выяснить, чего ждать от него, Митьки.
— Обязательно буду, но не дома. Я много работаю и тут планирую только спать. Есть вероятность, что за шестьдесят лет соседства, мы с вами ни разу не увидимся, — после этих слов господин внимательно посмотрел на Митю и кивнул, скорее одобрительно, нежели с осуждением.
— А зачем тогда нужен дом, если в нем только спать? Спать можно там, где дебоширишь и безобразничаешь, — гранд-дама с любопытством ждала ответа.
— Для детей. Они точно не смогут спать там, где дебоширят и безобразничают, — да, Митя был честен, помня о мамином совете.
— У вас есть дети? — девушка даже дышать перестала от восторга.
— Пока нет, но обязательно будут. — Услышав его ответ, она слегка расстроилась, но постаралась скрыть это за улыбкой.
— Яков Моисеевич Гойцман, — господин протянул руку Широкову, получил ответное рукопожатие.
— Меня зовут Ирина Леонидовна Шульц, — еще одно рукопожатие, — А это Фира Рауфовна и Дора Рауфовна Собакевич. Ну и Юленька Аленникова.
Фира и Дора кивнули, а Юля протянула узкую ладошку, на которой Широков заметил ожёг и как опытный повар, понял сразу — от сковороды. Он сам постоянно обжигался. Это часть профессии и ее риск. Так же, как и порезы.
— Я из пятой квартиры. Слева от Вашей, четвертой. Ирина Леонидовна Ваша соседка справа, из третьей, а Яков Моисеевич из шестой. Мы соседи по площадке, — Юля улыбалась и указывала на двери, — Дора Рауфовна и Фира Рауфовна над нами, в седьмой.
Потом она спохватилась.
— Простите, я много болтаю. У вас усталый вид. Вам нужно отдохнуть. — В ответ на ее слова Митя кивнул, но не рассказал, что давно уже перестал замечать усталость свою.
— Я выживу, честно.
Юля немного подумала над его словами и ответила:
— Да, вы сказали, что еще лет шестьдесят точно будете живы.
Все заулыбались, и Широкову стало понятно, что знакомство скорее удалось, чем провалилось.
Любопытная Фира подошла ближе к Митьке.