Манон Леско. Опасные связи
Шрифт:
Увы! В этот миг счастья я был бесконечно далек от того, чтобы предвидеть ожидавшую нас жестокую участь. Поищем же, моя Сесиль, какими бы средствами нам ее облегчить. Если верить моему другу, для этого достаточно, чтобы вы возымели к нему заслуженное им доверие. Признаться, я был огорчен тем, что у вас как будто создалось о нем неблагоприятное мнение. Узнаю в данном случае предубеждение вашей матушки. Лишь подчиняясь ей, я в течение некоторого времени избегал этого любезнейшего человека, который в настоящий момент делает для меня все и в конце концов старается соединить нас теперь, когда мы разлучены вашей матушкой. Заклинаю вас, милая подруга моя, взирайте на него более благосклонно. Подумайте, что он мой друг, что он хочет быть и вашим, что он, возможно, вернет мне счастье увидеть вас вновь. Если доводы эти не убедят вас, моя Сесиль, значит, вы любите меня не так,
Прощайте, прелестная моя подруга. Не забывайте, что я страдаю и что лишь от вас зависит сделать меня счастливым, совершенно счастливым. Внемлите призывам моего сердца и примите самые нежные поцелуи любви.
Париж, 11 сентября 17…
Друг, готовый служить вам, узнал, что у вас нет никаких письменных принадлежностей, и уже обо всем позаботился. В прихожей перед своей комнатой, под большим шкафом, слева, вы найдете пачку бумаги, перья и чернила. Он возобновит запас их по первому же вашему требованию и полагает, что вы можете хранить их в этом же месте, если не найдете другого, еще более надежного.
Он просит вас не обижаться, если будет делать вид, что не обращает на вас внимания в обществе и считает просто ребенком. Такое поведение представляется ему необходимым для того, чтобы не вызвать никаких подозрений и получить возможность наилучшим образом действовать ради счастья своего друга и вашего счастья. Когда у него будет что сообщить или передать вам, он постарается устроить так, чтобы представилась возможность поговорить с вами, и надеется на успех, если вы со своей стороны будете ревностно содействовать ему в этом.
Он советует вам также возвращать ему одно за другим письма, которые вы будете получать, дабы уменьшить риск подвести себя.
Он, наконец, уверяет вас, что, если вы окажете ему доверие, он приложит все усилия к тому, чтобы смягчить преследования слишком жестокой матери, от которых страдают двое: его друг и еще одно существо, заслуживающее, по его мнению, самого ласкового внимания.
В замке ***, 14 сентября 17..
Э, друг мой, с каких это пор вы стали так пугливы? Значит, Преван этот так уж страшен? Но поглядите-ка, до чего я скромна и простовата! Я его часто встречала, этого несравненного победителя, и едва удостаивала окинуть его взглядом! Чтобы заставить меня обратить на него внимание, потребовалось ваше письмо — ни больше, ни меньше. Вчера я исправила допущенную мною несправедливость. Он сидел в Опере почти напротив меня, и я им занялась. Он, во всяком случае, красив, и даже очень красив: тонкие, изящные черты лица! Вблизи он, должно быть, выглядит еще лучше. И вы говорите, что он хочет мною обладать? Несомненно, это будет для меня и честью и радостью. Кроме шуток, мною завладела эта прихоть, и — сообщаю вам доверительно — я уже сделала первые шаги. Не знаю, окажутся ли они успешными. Но вот что произошло.
Когда мы выходили из Оперы, он оказался в двух шагах от меня, и я очень громким голосом условилась с маркизой *** встретиться с ней в пятницу за ужином у маршальши. Кажется, это единственный дом, где мы с ним можем друг друга повстречать. Я не сомневаюсь, что он меня слышал… Неужели неблагодарный не явится? Скажите мне, как вы думаете, он придет? Знаете, если его не окажется, я целый вечер буду в дурном настроении! Как видите, ему не так уж трудно будет за мной ухаживать. А еще больше удивит вас, что не так уж трудно будет ему и понравитьсямне. Он говорит, что готов загнать шестерку лошадей, ухаживая за мной? О, я спасу этим лошадям жизнь! Да у меня и терпения не хватит так долго ждать. Вы знаете, что не в моих правилах тянуть, раз уж я на что-то решилась, а в данном случае решение у меня принято.
Ну, что же, согласитесь, что говорить мне дело — вещь приятная. Разве ваш «важный совет» не возымел огромного успеха? Да и как могло быть иначе? Я уж так давно прозябаю! Вот
Даже вы сами принуждены отдать ему должное: вы не просто хвалите его, вы ему завидуете. Ну, так вот, я буду судьей между вами, и этим-то я и намереваюсь заняться. Я буду судьей справедливым и взвешу обоих на одних весах. Что до вас лично, то материал на вас уже собран, и следствие может считаться законченным. Не будет ли справедливо заняться сейчас вашим противником? Ну же, подчинитесь добровольно и для начала сообщите мне, пожалуйста, героем какого такого тройного приключения он является? Вы говорите о нем так, будто я ничем другим не занималась, а я ровно ничего об этом не знаю. По всей видимости, оно произошло во время моей поездки в Женеву, а зависть ваша помешала вам сообщить мне о нем. Как можно скорее исправьте свою вину. Не упускайте из виду, что ничто, касающееся его, мне не безразлично. Насколько я помню, по моем возвращении об этом еще толковали, но я была занята другим и вообще редко прислушиваюсь к таким историям, если они старше сегодняшнего или вчерашнего дня.
Даже если то, о чем я вас прошу, вам и не очень приятно, разве это не самое ничтожное вознаграждение за все мои заботы о вас? Не они ли приблизили вас к вашей президентше, когда допущенные вами глупости вас от нее отдалили? И не я ли дала вам средство отомстить за неблаговидное рвение госпоже де Воланж? Как часто вы жаловались на то, сколько времени приходится вам терять на поиски приключений! Теперь они у вас под рукой. Любовь, ненависть — выбирайте, что угодно: все спит под одной крышей. И вы можете жить в двойном обличье — одной рукой ласкать, а другой наносить раны. Даже приключением с виконтессой вы обязаны мне. Оно мне по вкусу, но, как вы сами сказали, надо, чтобы о нем заговорили. Ибо, если в данном случае — с этим я согласна — вы пока должны были предпочесть тайну огласке, надо признать, что эта женщина не заслуживала столь великодушного отношения.
К тому же я лично тоже ею недовольна. Кавалер де Бельрош находит ее более привлекательной, чем я бы того хотела, и по многим причинам мне желательно было бы иметь предлог, чтобы прекратить с ней отношения. А есть ли предлог более благовидный, чем возможность заявить: «С этой женщиной невозможно больше встречаться».
Прощайте, виконт. Имейте в виду, что в вашем положении времени даром терять нельзя. Я же свое время употреблю на заботы о счастье Превана.
Париж, 15 сентября 17…
Примечание.В этом письме Сесиль Воланж сообщает подробнейшим образом все, что связано с нею в событиях, известных читателю из письма 61 и последующих. Мы полагали, что повторяться нет смысла. Приведем лишь то, что она говорит о виконте де Вальмоне.
… Уверяю тебя, что это человек совершенно исключительный. Мама говорит о нем много дурного, но кавалер Дансени — много хорошего, и мне кажется, что прав он. Никогда не видела я такого ловкого человека. Он передал мне письмо Дансени при всех, и никто ничего не заметил. Правда, я очень испугалась, так как ни о чем не была предупреждена, но теперь я буду настороже. Я уже отлично поняла, каким образом он хочет, чтобы я передала ему ответ. С ним очень легко столковаться, по одному взгляду его понимаешь, что он хочет сказать. Не знаю, как это у него получается. В записке, о которой я тебе уже говорила, он писал, что при маме будет делать вид, будто совсем меня не замечает. И действительно, всегда кажется, что он меньше всего думает обо мне. А между тем всякий раз, что я стараюсь поймать его взгляд, я могу быть вполне уверена, что тотчас же встречусь с ним глазами. Здесь живет одна мамина приятельница, которой я прежде не знала; она, видимо, тоже не любит господина де Вальмона, хотя он к ней очень внимателен. Боюсь, как бы ему не наскучила жизнь, которую тут ведут, и он не вернулся в Париж; это было бы до крайности огорчительно. Доброе же у него должно быть сердце, если он приехал сюда исключительно для того, чтобы оказать услугу своему приятелю и мне! Я хотела бы как-нибудь выразить ему свою благодарность, но просто не знаю, как с ним заговорить, а если бы даже мне и представилась такая возможность, я бы до того смутилась, что, наверное, не сумела бы слова вымолвить.