Мансарда для влюбленных
Шрифт:
– Беги за ним, – посоветовала Пелагея, – объясни, если сможешь.
– В том-то и дело, что не смогу, – вздохнула Ольга и убрала от своей шишки кружку. – Я же не тащила его сюда для того, чтобы он избивал ни в чем не повинных людей! – Она встала и посмотрела на пару.
Пелагея сидела на диване, держа очухивающуюся голову Ивана в своих объятиях. Трогательная сцена из жизни влюбленных, чье хрупкое счастье разрушила тяжелая мужская рука. И она была рукой Баланчина. Разве Оля этого хотела? Она хотела, чтобы тот во всем разобрался и спас Пелагею. Правда, спасать ее было вовсе не обязательно. Она, как ни
Любой русский мужик это поймет и не станет держать на обидчика зла. Не хватает только того, чтобы Иван Иванович полез драться к Баланчину. Хорошенькая будет картина! Достойная кисти великих живописцев, таких, как Баланчин. В чем-то Оля виновата, она этого не отрицает, но в самой малости. Она и поправит положение. В крайнем случае, можно сказать Ивану, что Баланчин ему приснился.
– Вы очень красивая пара, – сказала она, умилительно глядя на Пелагею с Иваном.
– Правда?! – обрадовалась та и потрясла Иванова за плечи.
Он встрепенулся, наконец-то очнулся и радостно завопил на чистом, насколько это поняли девушки, итальянском языке:
– Бонжорно, синьоры! Бонжорно, синьориты!
Пелагея на мгновение замерла, в ее мозгу пронеслись слова песни разведчиков, глаза увлажнились, руки опустились… И голова лже-Иванова упала на подлокотник дивана. Послышался его слабый вскрик и полное погружение в очередное забытье.
– Сволочь, – всхлипнула Пелагея, – а так красиво рассказывал!
Глава 10
Цирк устроила Ольга и показала себя еще тем клоуном
Скромная обстановка дома Марчелло Туескова сотрясалась от проклятий. Сам он мало чего понимал в этой иностранной тарабарщине и с кислым выражением лица сидел за пустым столом. Перед приходом очередного гостя – типа в лакированных ботинках – стол был полон. Отварная картошечка, соленые огурчики, тонко порезанное сало и во главе стола – непочатая бутыль самогона. Праздник души и тела. Ничего не понимающий в русских праздниках иностранец влетел в незапертую дверь тайфуном, какие Туесков видел по телевизору. Те, как и непрошеный гость, налетали неожиданно, сметали все на своем пути и исчезали. Гость не исчезал. Резким движением властной руки, сбросив со стола праздничную сервировку вместе с продуктами и – ужас какой! – с бутылью, он принялся метаться по комнате как раненый тигр, хищно глядя на сотоварищей.
Дорогие гости Туескова – толстый и тонкий – сидели на диванчике, прижавшись друг к другу как сироты казанские, и вздрагивали при каждом гневном высказывании гостя. Это убедило Туескова в том, что гость – их начальник, и ему лучше не высовываться. Тип в лакированных ботинках выглядел несколько деформированным, на кудрявом затылке красовалась огромная шишка, но в целом вполне боеготовым. К тому же пола его пиджака многозначительно оттопыривалась и страшно пугала простого русского селянина Туескова. Пугала на трезвую голову. Но выпить Марчелло не дали, в чем он себя нещадно корил и упрекал. Мог бы поймать летящую со стола бутыль, мог! Но не поймал. Реакция, сноровка уже не та.
Зато непрошеный гость расходился, рассыпая непонятные Туескову ругательства. Правда, Марчелло осознавал, что ругается гость на так любимом мамой итальянском языке, но понимал из всего сказанного лишь одно – Марио Берлусконни.
По всей видимости, как догадался Туесков, тип в лакированных ботинках приехал в деревню ради Марио, но не нашел его здесь и сильно огорчился. Настолько сильно, что был готов убить своих земляков, потому что те не знали, куда подался Марио Берлусконни. Ну, очень парень хотел с ним увидеться. Но, как говорится, в каждом деле одной хотелки будет мало, совершенно недостаточно. Нужно еще, чтобы и другие были в этом заинтересованы. А какая тут заинтересованность, если бутыль упала на дощатый пол и разбилась?!
Туесков хмыкнул. Он бы посодействовал парню. Да вот только из вредности не станет тому рассказывать, что вместе с Марио сбежала приезжая москвичка, а у нее в деревне осталась подруга, которая наверняка знает, где скрываются влюбленные голубки… Последние слова навеяли на мысль о мифических Ромео и Джульетте. Мама когда-то в детстве рассказывала ему сказку про двух идиотов, которые умерли от любви: один отравился, вторая застрелилась. Или, наоборот, одна отравилась, второй сделал себе харакири. Туесков точно не помнил, но картина была похожая.
Тип в лакированных ботинках, скорее всего, явился не к другу, а к сопернику Марио для того, чтобы сделать тому харакири. Тогда понятно, почему он мечется по клетке, то есть по комнате.
Непонятно другое – как можно было разбить бутыль?!
Туесков пригляделся к лакированным ботинкам и с сомнением покачал головой, нет, ни один нормальный человек такие не обует. Ни один нормальный, тогда получается, что гость ненормальный. Еще один идиот, такой же, как и эти двое. Сидят и слушают этого балабола вместо того, чтобы спокойно сесть за стол переговоров… Эх, ма. Какие переговоры, когда бутыль разбилась?!
Ничего не понимают иностранцы во внешней политике. Нет, чтобы настраивать с местным населением мосты и не бить, а принести свое горячительное, они уничтожают последнее. Вот за что их не любят во всем мире! И вот почему все восхищаются широкой русской душой. Туесков ухмыльнулся.
Да, у Марчелло Туескова есть душа. Он ее распахнул, а в нее фактически наплевали. Нет, скорее теоретически, но наплевали.
– Си, си, синьор Джузеппе, – подобострастно кивали тонкий с толстым, испуганно глядя на типа.
– Эх, ма, – вздохнул Туесков, – синьоры! Где ваша общечеловеческая гордость?!
Он поднял с пола прозрачный осколок, блаженно понюхал его и положил в карман поношенного пиджака. У типа огнестрельное оружие, у него тоже будет, чем отразить атаку, когда тот от слов перейдет к делу. А что остается?! В собственном доме Туескова чинится самый настоящий мафиозный беспредел. Эти несчастные, запуганные иностранцы, видимо, ни в чем не виноватые, дрожат, как осиновые листы. Кто же за них заступится? Только Марчелло Туес– ков. Он не даст в обиду своих гостей, простых итальянских ребят, с которыми так весело и продуктивно провел последние дни.