Мантия с золотыми пчелами
Шрифт:
– Полагаю, ему самому угрожает опасность.
– Какая? На него наезжают конкуренты?
– Если бы я знала… Вам не приходило на ум, что Бояринов чего-то боится?
– Приходило. Я пытался объяснить себе, почему он ведет такой замкнутый образ жизни. Почему заставляет своих женщин сидеть взаперти? Почему запретил Маняше встречаться со мной? Неужели из-за денег? В конце концов, я могу уйти из милиции, заняться чем-то другим, более прибыльным…
– Значит, это он наложил запрет на ваши отношения с Мельниковой?
– В некотором
– В каком смысле?
– Настаивает, чтобы мы проверили свои чувства. Если в течение года они не охладеют, то можно будет говорить о серьезных отношениях.
– То есть вы целый год не должны встречаться с Мельниковой?
– Ни встречаться, ни просто видеться, ни даже говорить по телефону. Таково его условие. Иначе, мол, это не настоящая проверка.
– Вы согласились?
– А у нас был выбор? – горько усмехнулся Эрик.
– Вам не кажется, что условие слишком суровое? Чем оно продиктовано, по-вашему?
Молодой человек пожал плечами:
– Хотелось бы думать, что заботой Бояринова о Маняше… но в голову приходит другая причина. Самодурство, превратившееся в манию! И что прикажете делать с этим? Выкрасть девушку и жениться на ней вопреки всему? Маняша на такое не пойдет… Во-первых, она старше меня. Во-вторых, Суздаль – деревня со своим укладом, с религиозными нормами, с провинциальной моралью… Это вам не столица, где все дозволено. Да и по натуре мы оба не авантюристы. Вернее, я…
– Насчет Мельниковой вы сомневаетесь?
– Я не достаточно хорошо ее знаю, – вздохнул Эрик. – Мы не успели как следует изучить друг друга. Но раз она не протестовала, значит, не готова впопыхах вступать в брак, и главное – отплатить за добро черной неблагодарностью. Что ни говори, а Бояриновы приняли ее в дом, ничего для нее не жалели.
– Вам бы тоже не хотелось так поступать? Стать предметом сплетен, попасться на язык местным кумушкам?
– Вы угадали. Я не герой! Не Фанфан-Тюльпан, который похищает красавиц из роскошных спален, сажает на коня и мчится сломя голову в чисто поле. Я хочу иметь нормальную семью и прямо смотреть в глаза людям.
Он был консервативен и придерживался общепринятых правил. Что ж, не самый страшный недостаток в мужчине.
– Можно
Эрик покачал головой:
– Нигде нет такой тихой и чудной красоты… такого колокольного звона и душистых лугов… Вам не понять! Технократическая цивилизация еще не наложила лапу на Суздаль. Он остался островом вне времени… Я хочу жить на этом острове!
– Как вас занесло в милицию? – удивилась она. – Вам бы стихи писать.
– Я пишу…
Астра подняла голову, задумчиво глядя на выхваченные светом из черноты ночи купола собора. В траве пели свою неумолкаемую песню сверчки. Пахло дымом, луговыми цветами, мокрой после дождя землей. Здесь, в Суздале, и правда время как будто остановилось, замерло в ожидании… Вот только чего?
– Сколько уже длится ваш испытательный срок? – спросила она.
– Подходит к концу… В сущности, уже закончился.
– Так чего же вы медлите?
Эрик молчал. В свете фонаря его профиль казался нордически твердым, четким, что совершенно не соответствовало мягкому характеру парня. В конце концов, мягкость и твердость – две стороны одного и тот же явления. В испытании на прочность твердое ломается, а мягкое видоизменяется. И как знать, что предпочтительнее?
– Слово за ней, – вымолвил молодой человек. – Быть может, год разлуки сделал свое дело, и Маняша забыла обо мне…
– Вы что, не делали попыток увидеть ее? Хотя бы издали?
– Я дал обещание и выполняю его.
– Вы фантастический парень, Эрик, средневековый рыцарь!
– Я житель средневекового города. Это обязывает, – улыбнулся он. – Однако я не заслуживаю вашей похвалы. На самом деле я вовсе не стоик. Я слаб! Каюсь, мы с Маняшей слукавили: договорились, что я в условленное время буду прохаживаться у ее дома, а она – выглядывать в окно. Два раза в месяц.
– Очень романтично…
Он не почувствовал иронии в словах Астры. Матвей обошел собор вокруг и вернулся к скамейке, на которой они сидели. Становилось прохладно. С реки дул свежий ветер. Было слышно, как по дороге цокают копыта лошадей, гремят колеса… Из темноты доносился женский смех и звон бубенцов.
– Туристы на тройках катаются, – объяснил Эрик. – Наше исконно русское стало экзотикой. Странно, да?
Астру занимал не этот вопрос.
– Когда вы в последний раз видели в окне Маняшу?
Эрик встревожился:
– Вы так говорите, словно… словно…
– Все в порядке, – подал голос Матвей. – Она жива и здорова, я уверен.
– Я и не подумал ничего такого, – смутился милиционер. – Ее комната на втором этаже, угловая: одно окно выходит в сад, другое – на улицу. Как раз перед вашим приездом мы виделись. Она распахнула створки и молча стояла, глядя на меня.
– Вы не разговаривали?
– Нет, только смотрели…
– Как Штирлиц и его жена в кафе! – пошутил Матвей. – Ну, вы даете, ребята!