Манука Камардада
Шрифт:
— Хорошо. — Ответила Ина.
Она прилетела на телеканал и сразу же вышла в эфир, когда все было подготовлено. Ее речь была импровизированной и она сказала все что посчитала нужным. Она говорила о том что значит мир и что такое армия. Она говорила что должны делать теннеры и каким должно быть их отношение к армии.
— Армия, это наша сила. Это кулак, который мы должны иметь всегда при себе. Мы работаем своими руками, строим и создаем. Армия так же строит и создает для нас крепкую веру в то, что у нас есть защита. Защита для нашего мира. Армия это не толпа, которая жаждет войны. Армия это наши братья и сестры и все они делают то же дело, что и мы. Еще недавно армия защищала нас. Еще недавно все благодарили ее за спасение. Никто не имеет права забывать о том что сделала армия. И никто не имеет право смешивать две разные вещи. Армия это наша сила. Это залог мира и спокойствия. И совершенно не правы те, кто считает что армия не нужна. Она нужна нам всем. И она нужна вовсе не для того что бы бить своих братьев на другом материке. Армия нужна нам для защиты. Армия помогает нам, когда к нам приходит беда. Армия помогает
Ина покинула телестудию и почти ничего не сказав теннерам улетела с телестанции. Она вернулась домой и улеглась, решив немного отдохнуть.
Через полчаса зазвонил телефон и Ина подошла к видео. Перед ней был Президент. Он молча смотрел на нее несколько секунд с экрана.
— Вы ничего не хотите сказать? — спросил он.
— Да боже ш мой! — воскликнула Ина. — Что случилось?
— Вас слушают все. Я не знаю что говорить.
— Может, мне исчезнуть на время? — спросила Ина.
— Шутите? Все Правительство сидело и слушало вас. Я поражен. Вы находите такие слова, что никто не может устоять. Военный Министр сказал, что вам нужно командовать всей армией.
— Вы же знаете, что я не могу этого. — ответила Ина.
— У нас начинают возникать сомнения о том что вы какой-то там пришелец, а не теннер.
— А я все время чувствую себя не такой как все. — ответила Ина. — Особенно, когда возникают подобные ситуации, как сегодня. В теннерах есть что-то такое, чего я не понимаю.
— Что?
— Вы сказали, что меня все слушают. Вот я и не понимаю этого.
— Вы хотите, что бы вас не слушали?
— Я хочу что бы меня слушали, но окажись я где-то в другом месте, на другой планете, у других существ, меня так не слушали бы. Поэтому я и говорю, что в теннерах есть что-то такое, чего я не понимаю.
— По моему, что-то такое есть у вас.
Ина усмехнулась.
— У меня такого действительно много. Но я знаю что есть у меня из того чего нет у вас. А вот вы сами не знаете что есть такое у вас, чего нет у меня. Вот это нечто и есть загадка для меня. И, думаю, что я ее никогда не решу.
— Почему?
— Потому что для этого надо родиться теннером.
— Скажите, почему вы всегда употребляете это слово? Вы же знаете, что теннеры не рождаются, я вылупляются.
— Ну, в конечном итоге, они рождаются.
— Да. И в ваших речах это слово звучит совсем не так. Даже моя жена стала заявлять мне, что у нас родилась дочь.
— Я вас поздравляю. — сказала Ина.
— Вы знаете, что слово рождаться обычно употреблялось к теплокровным?
— Я это могу понять.
— А то что оно считалось чуть ли не оскорблением?
— Действительно? — удивилась Ина. — Я об этом даже не подумала.
— И вы это перевернули. Наверно, тогда, когда говорили о том как родились ваши дети.
— Я об этом когда-то говорила? — удивилась Ина.
— Вы сказали, что они родились, а не вылупились.
— Ну так это так и было. Они родились, а не вылупились.
— Вы же сейчас теннер.
— А тогда я была сама собой. И они были такими же как я, а теннерами стали позже. Тогда, когда мы решили пойти жить в город.
— А почему в своих выступлениях вы всегда говорите от своего имени, как от теннера? Вы не говорите, что вы прилетели из космоса.
— Так проще. Да и не дело мне кичиться тем что я откуда-то прилетела. Я хочу, что бы тенеры считали меня своей. К тому же, дело мира с котиками это дело теннеров и котиков. И примешивать к нему инопланетян незачем.
— Вы не хотите что бы наш мир считался заслугой инопланетянина?
— Двадцать лет я живу на Ливии. Какой я, к черту, инопланетянин? Здесь родились мои дети. Я хочу, что бы их родная планета жила в мире. Вот и все.
— Вы хотите остаться здесь навсегда?
— Нет. Мы улетим. У меня тоже есть родная планета и мои дети должны ее узнать. Но прежде чем улететь, они должны вырасти. Детям нечего делать в космосе.
— Они же уже взрослые.
— Для меня они все еще дети. Кроме того, они еще многому должны научиться. А после мне еще надо будет найти возможность улететь. Я ведь не могу просто расправить крылья и прыгнуть в космос.
— У вас нет космического корабля?
— У нас есть только небольшой челнок. Он может летать к соседним звездам, но нам надо попать так далеко, что он не подходит.
— Вы прилетели так издалека?
— На столько, что миллион лет кажется пустяком. Моя галактика находится в пятнадцати миллионах лет отсюда.
— И как же вы сюда попали?
— Судьба занесла. Нас было пятеро. Трое погибли, осталась только я, да еще один мой родственничек. Он здесь не показывается.
— Он на другой планете?
— Нет. Он в заторможенном состоянии. Я сделала это потому что ему было тяжело пережить смерть своей возлюбленной. Он проснется только когда мы вернемся домой.
— И он такой же сильный, как вы?
— Нет. Он умеет только ныть. Это был его первый космический полет. Мы попали в переделку и нас вынесло в эту галактику.
— Что же это за переделка, если вас так далеко унесло?
— Ох, лучше и не вспоминать. Знаете, на одной нашей планете есть такая птица. Называется страус. Если ее кто-то пугает, она зарывает свою голову в песок и ждет.
— Чего? — удивился теннер.
— Ждет, что опасность пройдет мимо.
— А какой смысл?
— В том все и дело, что никакого. Смысл только в том, что страус сам не видит этой опасности.
— Ну так он точно погибнет.
— Вот именно. Я хочу сказать, что Ливия живет сейчас примерно так же как этот страус. Вы не видите опасности, которая исходит из космоса. Ее может не быть много лет. Даже много сотен лет. Но она может прийти в любой момент.
— Мы это знаем. Но сейчас у нас нет средств что бы… — теннер не договорил.