Манул
Шрифт:
« Если он все еще отдаешь долг, значит, что-то делает… Но я не заметила, чтобы он выполнял какую-то работу помимо охраны Добирка. Вряд ли бы Матрена поручила ему это… Май занят только моим сопровождением, если так подумать. Он много раз спасал меня, хотя людей на дух не переносит, даже устроился к Добрику, чтобы подзаработать денег на… мое поступление?! И как же я раньше не догадалась?! Наш уговор не предусматривал таких жертв с его стороны! Такое чувство, будто бы он кровно заинтересован в моем поступлении в пансион!» — подумалось селянке. И от внезапной догадки она еле
— Может ли быть так, что сопровождать меня до Столицы попросила у тебя именно Матрена? Ведь если так подумать, долг передо мной ты вернул, когда спас от разбойников.
— И все же ты большой тугодум, Солоха, — подтвердил ее умозаключения оборотень.
— Но почему?
— Ты ведь ее единственная преемница. Она просто обязана была обеспечить тебя надежной охраной.
— Говоришь так, словно она умерла, — неловко попыталась отшутиться девушка и тут же осеклась. Она испуганно коснулась груди и, похолодев спросила: — Она что, умерла, да?
— Ведьма может умереть только тогда, когда передаст свои знания и силу ученице, — манул невольно потупился. — Матрена прожила очень долгую и грешную жизнь… Годами она мучилась, потому что не могла умереть. Она даже отправилась в это путешествие по Приграничью выискивая девочку себе на замену. Все, ради того, чтобы наконец отправиться в лучший мир.
— Грешную? Да она была сущей святошей! Всех лечила, спасала. Даже тебя спасла! — Солоха гневно сверкнула глазами, подбоченившись. Да как этот оборотень только может так говорить?!
— Поверь, я знаю, что говорю. Думаю, даже такая темная деревня как ты знает о том, что случилось семьдесят лет назад… — осадил ее Май.
Девушка озадаченно скривилась. Историю она знала из рук вон плохо.
— Вроде как князя убили… да?
— Именно, его отравили. И сделала это его верная соратница, тогда еще ведунья и советница Селена, нынче же более известная как Матрена Никитишна.
— Нет, этого не может быть… — в глазах у Солохи потемнело, она пошатнулась, согнувшись. Сердце взволнованно бухалось о ребра, отдавая в руки и ноги. Во рту как-то стремительно пересохло. — Как? Зачем?
Мгновенно вспомнился один из рассказов Матрены. Касался он ведьмовской измены. Тогда покойная ведьма особенно подчеркнула, что нарушение священной клятвы является сильнейшим проступком среди нечисти. И карается он соответственно.
— Этого-то я не ведаю, — Май резко подхватил девушку, помогая удержать равновесие. — Какой бы не была причина, она не имела право это делать.
Селянка машинально кивнула, уставившись пустым взглядом в пол. Какими мотивами руководствовалась Матрена? Почему пошла на такое?
Девушка и не заметила, как начала тихонько плакать. Она вспоминала Матрену, ее теплую улыбку, крепкие руки и добрый, ласковый взгляд. Солоха знала, что такой человек никогда бы не пошел на убийство или же предательство. И она не смогла признать в Матрене преступницу. Не пожелала принимать точку зрения манула.
Да, в чем-то оборотень был прав. Матрена предала свою клятву служить и оберегать князя когда-то. Но девушка была уверена — старая ведьма пошла на это вынуждено. И Солохе очень захотелось узнать, что же заставило Матрену идти на предательство. Девушка была уверена, что получит ответы на все свои вопросы именно в Столице.
— Так, хватит прятаться и подслушивать! Вылезай! — неожиданно рявкнул Май, резко выпустив когти. Солоха шикнула, отскочив. Кажется, на ее рубахе прибавилось дыр…
Она удивленно оглядела расстилающуюся перед ними степь, пытаясь понять, к кому обращается оборотень. Тот, впрочем, затягивать со своим появлением не стал.
— Лан! — удивленно воскликнула Солоха, глядя на аккуратно высунувшуюся из зарослей степных трав волчью морду.
Вовкулака не громко рыкнул, словно бы приветствуя селянку, и одним широким прыжком очутился на дороге. Он недоверчиво покосился на Мая, оскалившись.
— Я сегодня чертовски добрый, а потому предлагаю тебе не рычать, а перекинуться и поговорить.
Вовкулака кажется, был растерян. Он моментально умолк, покосился на Солоху и звонко гавкнул.
— У него нет одежды. Он не хочет смущать меня, — усмехаясь, перевела девушка. Все же, не таким злым и жестоким оказался этот вовкулака! Скорее просто диким и запуганным.
— Ишь ты, джентльмен нашелся, — невольно фыркнул оборотень. — Ну, хорошо. Тогда для начала хочу сказать спасибо. Наверное, если бы ты не подоспел вовремя, я бы просто убил тех двоих. — Волк при этих словак как-то замялся, словно бы и не ожидал подобной похвалы. — И последнее. Мне до чертиков надоело наблюдать за тем, как ты преследуешь нас. И если ранее я был просто готов убить тебя, чтобы не мешался, теперь понимаю, что это непрактично. Да, еще более опасно оставлять тебя живым, но ты все же спас меня. А потому я предлагаю тебе присоединиться к обозу и разрешаю в открытую сопровождать Солоху. Скоро мы достигнем Столицы, и мой долг будет зачтен. Ей не помешает твоя поддержка.
При этих словах настала очередь грустить Солохе. Девушка умом отлично понимала, что после прибытия в Столицу навеки распрощается с Маем. Но вот сердцем к расставанию явно была не готова, ни сейчас, ни тем более в Столице. За прошедшее время она привыкла к компании порою язвительного, холодного, но все-таки честного оборотня. Сама того не замечая Солоха привязалась к нему, привыкла к его ворчанию, стала ощущать его как часть своей компании, практически как члена семьи.
А вот манул явно не питал к ней привязанности. Воспринимал как обузу, несправедливо навязанную покойной колдуньей. И от этого девушке становилось только горше.
— Ладно, пошли скорее, а то будем до вечера нагонять этот обоз, — скомандовал Май. — А ты пока беги полями, — обратился он к оборотню. Действительно, громадная волчья туша вряд ли бы понравилась купцу. И если Солоха надеялась уговорить Добрика взять человека, то вовкулаке в обоз вход был явно закрыт. — Вечером вынесем тебе одежку, и пристроим к наймитам.
Зверь кивнул, растворившись в полях. Двигался он бесшумно и незаметно, а потому быстро скрылся из виду для Солохи.
— Солоха? Ты идешь? — девушка замотала головой, сфокусировавшись на мануле.