Маньяк по субботам
Шрифт:
— Может, его лучше в банк определить? Там ему предложат сторожить входную дверь, дадут оклад. Вокруг постоянно люди — весело. А у нас умрет от скуки, здесь его развлекать некому.
— Пять лет назад, — гордо заявила старуха, — у меня его Эрмитаж хотел купить. Но я не отдала, потому что де Аленкур привык к частной квартире. Ваш дом я видела. Там ему понравится.
— На нашем счету в банке совершенно нет денег. Мы не можем предложить вам ни рубля.
— Вы меня не поняли, — судя по донесшимся всхлипам, старушка заулыбалась. — Я рыцаря не продаю, а дарю. Денег ни ему, ни мне не надо. Жан де Аленкур
— С кем ты так долго говоришь? — спросил шеф, оторвав взгляд от бумаг и нажимая кнопку селектора, стоящего на тумбочке рядом со столом.
Выслушав старушку, он спросил:
— Это… Жюнкьен Гитар?
— Да, — перебила она. — Доспешник из Бордо, четырнадцатый век. Неувядаемая красота.
— Я чувствую, вы не крепкий ходок, — крикнул в селектор Грай. — Сейчас же начинайте движение к входной двери. Мы уже выезжаем.
Шеф поднялся из-за стола, коротко приказал:
— Немедленно в путь, пока старушка не позвонила еще кому-нибудь. Таких лат во всем мире осталось шесть единиц. Машина у нас в порядке?
Я сходил в гараж, взял нашу старенькую «Ниву», принадлежащую Граю, привел к дому. Шеф молча сел на переднее сиденье, и по проспекту Стачек, по лабиринту улочек мы добрались до моста Лейтенанта Шмидта.
На мосту шеф не выдержал:
— Впереди нет машин, прибавь же скорость!
— Нельзя, — отрезал я. — Колесо отвалится.
Мой начальник обиженно засопел, потому что за увеличение нашего счета в банке отвечал непосредственно он, а я ему уже все уши прожужжал о необходимости покупки новой машины.
Кое-как мы докатили до Девятой линии, остановились у дома тридцать четыре, где на третьем этаже жила уникальная старушка, звали ее Берта Григорьевна. В большой прихожей со стеклянными дверями среди старых окованных железом сундуков стоял самый что ни на есть рыцарь в шлеме с закрытым забралом. Костяшками пальцев Берта I ригорьевна постучала по металлической груди, отозвавшейся гулкой пустотой.
— Внутри, конечно, ничего нету, но по внешнему виду не понять. — Старушка придирчиво посмотрела на Грая и даже потрогала его черную кожаную куртку. — Вы понравились Жану де Аленкуру, он согласен пойти с вами, — и пожала на прощание металлическую перчатку.
Дом шел на ремонт, и лифт оказался отключенным, коня у рыцаря не было, поэтому он великодушно согласился прокатиться на мне. Я крякнул, взвалил путало на спину и, ни разу не уронив, дотащил до низа. Рассмотрев рыцаря при уличном свете, Грай пришел в восторг:
— Представь себе эдакое чудище с копьем в руке на тяжеловозе, покрытом кольчугой с броневыми листами… Он ехал сквозь чужую пехоту, как тяжелый танк, и прокладывал в ней дорогу.
Кататься верхом на машине Жан не умел, и я изрядно повозился, пока согнул ему проржавевшие члены и усадил на переднее сиденье. Кстати, в машине он смотрелся неплохо. Люди подходили с открытыми ртами, таращились, удивлялись:
— Совсем как живой.
Когда вернулись домой, то втроем занесли нового жильца в би б л иотеку-мастерскую, положили на верстак.
— Музейная вещь, — похвастал Грай. — Сама в руки пришла. А вот тебе, Виктор, никто даже старой подковы не предложит. — Жило переоделся, натянул комбинезон, приготовил керосин, тряпочку, корщетку, машинное масло и немедленно начал надраивать рыцаря.
Нас с Бондарем он больше не видел и не слышал.
«Зачем мне в городе подкова? — подумал я. — Если только к дверям прибить?», — но насмешку хорошо запомнил.
— Как думаете, сколько времени потребуется, чтобы оживить железного покойника? — спросил я Бондаря. — Ведь вы же были капитан-директорсм большого морозильного рыболовного траулера, вам приходилось стоять на судоремонтном заводе.
— Обрати внимание на татуировку рыцаря. Это же резьба по металлу… Если начать ее прочищать, на это уйдет уйма времени.
Бондарь приуныл.
— Счет в банке тает. Клиента у вас нет. Виктор, придумай что-нибудь.
Обстановка в доме накалилась. На следующий день и завтракал, и обедал Грай торопливо, ни о чем другом, кроме рыцарских войн и турниров, говорить не желал. Мы с Бондарем не отвечали, старались молчанием погасить оружейно-коллекционный зуд. Но в данный момент мы шефа интересовали только как слушатели.
После обеда я один сидел в кабинете и мрачно смотрел в окно. Как заставить Грая взяться за дело? Теперь, пока не вычистит своего монстра, он станет отказывать всем клиентам.
Корабельный колокол звякнул у входной двери, прервал мои горестные размышления. Не дожидаясь, пока Бондарь выберется из кухни, я поспешил в прихожую и, не глядя в иллюминатор, вмонтированный в дверь, распахнул ее.
Молодая женщина с дорожной сумкой у ног стояла на нашем крылечке и, улыбаясь, смотрела на меня. Розовый плащ, небольшая шляпка под персик, пушистые волосы красноватого оттенка и огромные светло-карие глазищи на симпатичном лице — вот что я увидел. Незнакомку я назвал про себя Золотей рыбкой и полюбим с первого взгляда. Дорожная сумка сказала мне, что женщина приехала издалека, может явилась к нам с вокзала, и если сна поспешила прямо к Граю, то дело должно быть стоящее. Хорошая деловая перспектива всегда вызывала у меня прилив сил.
Прежде всего следовало позаботиться о возможной клиентке, и я улыбнулся как можно шире, показывая всю свою доброжелательность.
— Именно так я представляла себе вас, — в ответ усмехнулась гостья. — Вы — Виктор Крылов, боксер, отважный армейский разведчик, девушки от вас без ума, не правда ли? Не могли бы вы взять сумку, она уже изрядно оттянула мне руку.
Либо ее кто-то хорошо проинформировал, либо она читала мои рассказы о Грае. Я подхватил сумку гостьи, поставил под вешалку, помог снять плащ и повесил на крючок.
Ее глаза начали изучать меня.
— Я должна видеть Ярослава Грая, но прежде мне хотелось бы посоветоваться с вами, Виктор, можно?
Я не возражал. Но сияние, исходящее из ее глазищ, обволакивало, поглощало, гипнотизировало, пьянило. Я почувствовал, что если дам себе волю, то непременно улечу в эти бездонные глаза и окажусь где-нибудь на другой планете, которая называется Рай, — такой магнетизм исходил из ее глаз.
— Вы меня слышите? — спросила женщина. Она явно лукавила. Наверняка все молодые мужчины, встречающиеся на ее пути, немели, очарованные ее глазами и обаянием. Она должна была привыкнуть, а может, даже и пользовалась этим.