Маньяк
Шрифт:
Стайками шли наманикюренные гламурные дуры из спа-салонов, на каждом флакончике духов, который они несли, на каждой их вещи было написано: "Я этого достойна"; рядом двигались журналисты, за редким исключением недоучки-графоманы, неспособные стать писателями, и считающие себя представителями "пятой власти". На самом деле все они старательно вылизывали зады очередным правителям, и если бы их спустили с поводка, то было бы еще хуже.
Нестройными колоннами брела армия Наполеона во главе со своим императором. И хотя все они совершали великие подвиги, а некоторые маршалы даже написали мемуары-воспоминания,
Дальше шли большевики и коммунисты, анархисты, саентологи и националисты. Немецкие националисты шли бить евреев, а евреи шли уничтожать и изгонять с Родины народ Палестины. Их руки уже были по локоть измазаны украинской, русской, белорусской и татарской кровью. Чем бы они не занимались и в какой бы стране они не жили, и что бы не говорили, они всегда занимались только одним: еврейским национализмом. Рядом группками шли норвежские, голландские, русские и шведские фашисты и националисты.
Среди исламских религиозных фундаменталистов и фанатиков шла немолодая интеллигентная европейская женщина, связанная по рукам и ногам, с ошейником на шее. Благостно улыбаясь, она говорила: "Может быть, нужно прожить такую долгую жизнь, какую прожила я, чтобы понять, что все мы прежде всего люди, то есть родственные существа. У нас так много общего, мы так нуждаемся друг в друге. Ну, и есть у нас какие-то отличия, но ведь национальность не самое главное!" На глазах у нее, как у лошади, с двух сторон висели шорки.
Шла анлийский премьер Маргарет Тэтчер, с синими кругами под глазами, наклонившись всем телом вперед, похожая на мертвеца, враскорячку; рядом с ней шла известная сексуалистка писательница Мария Арбатова, впавшая в нравственность и ставшая членом Российского Парламента; журналист Вассерман, в рыболовной куртке, в карманах которой вместо поплавков и рыболовных крючков были всунуты диктофоны и авторучки. Из кармана еврея Вассермана торчала рукопись"Национальная идея для России и Украины". Рядом шли евреи Кириенко, Путин, Медведев и последний председатель КГБ СССР еврей-хасид Андропов, создатель марионеточного государства и режима в России, с медалями "За заслуги от ЦРУ". Рядом с ними с такими же медалями трусил многолетний стукач КГБ последний Генеральный Секретарь Коммунистической Партии Советского Союза Михаил Горбачев. Вслед за Горбачевым шел депутат Жириновский с злобным Митрофанушкой. Еврей Жириновский подвязался в России в качестве главного русского патриота. Власть обеспечила ему телевизионную трибуну. Депутат Жириновский получил от госбезопасности в городе Москве в личную собственность 224 квартиры в награду за свои заслуги.
Еврейские националисты были раскиданы по всему полю за исключением мусульманских рядов, откуда их выкидывали в другое пространство. Рядом с ними шли другие нацисты и националисты во главе с Гитлером и Гимлером. Нацисты и националисты шли кучками, в разных местах, и кучек было много.
На инвалидной коляске везли Ленина, забрав его из Горок где он до этого жил как помещик в поместье на даче миллионера Саввы Морозова. Tеперь эта дача была собственностью самого Ленина. Когда-то этим поместьем владел член императорской семьи, бывший градоначальник города Москвы. Везли Ленина четыре чекиста в черных сапогах, смазанных блестящим кремом, в черных кожаных куртках, с револьверами на боку. На коленях у Владимира Ильича лежала салфетка, на которой лежал сочащийся светлым жиром кусок севрюги, балык, присланный ему трудящимися с Волги. Чавкая этим балыком, с лоснящимися от жира толстыми щеками, Ленин периодически кричал:
– Всю власть трудящимся!
За ним шло 11 человек обслуги. Всю жизнь этого Ленина интересовало только одно: Власть, Власть и Власть. Ленину хотелось властвовать над кучкой людей, или над маленькой политической партией, или над какой-нибудь страной, или над всем миром. Как и сотням руководителей различных политических и религиозных сект и движений, ему хотелось быть особым человеком, излагать великие истины, быть мессией, учителем и пророком.
Миллионы людей погибли из-за этого циника.
Сотни и тысячи людей отдали жизнь за его примитивные "идеи". Эти люди многие годы сидели в тюрьмах, куда их изолировали за их террористическую деятельность, которую они оправдывали светлой целью и борьбой за счастье трудящихся. Их мучили, убивали, расстреливали. И они умирали с глубокой верой в торжество своей идеи с пением "Интернационала", с именем Ленина на устах. Они хотели захватить своей коммунистической идеей весь мир.
Сквозь серый дым от края и до края
Багряный свет.
Зовет, зовет к неслыханному Раю,
Но Рая - нет.
О чем в сей мгле безумной, красно-серой,
Колокола -
О чем гласят с несбыточною верой?
Ведь мгла - все мгла.
И все это ради чванства и личного благополучия мелкого буржуа, обывателя, играющего чужими жизнями. И все это ради опустившегося помещика, ожиревшего, чавкающего деликатесами на своей закрытой, изолированной от населения загородной даче во время великого всеобщего народного голода 1921-1922 г.г.
– Ленина.
Чуть-чуть в стороне, слева, впереди от Ленина шел Карл Маркс с сытым лицом Трирского еврея, сделавшем на коммунизме несколько миллионов золотых марок и оставившим их в наследство своим дочкам. Его дочери после смерти папаши щеголяли в бриллиантах и проповедовали, как и папаша, идеи коммунизма. Из ширинки у Карла Маркса высовывался половой орган, так как Карл Маркс никогда не брал к себе в дом на работу прислугу, если она отказывалась оказывать ему половые услуги. Двоим незаконнорожденным детям Карл Маркс был вынужден выплачивать официально пособие, во избежание шума и судебного скандала, а всего таких побочных детей у него было четверо.
Над всей этой толпой стоял стон, или скорей какой-то глухой шум, напоминающий стон. Некоторые из этих людей кричали:
– Хочу властвовать! Я пришел дать вам волю! Хочу поставить всех на карачки! Я мессия! Только так, как сказал пророк! Такова воля истории!
Другие яйцеголовые просто выпрыгивали вверх, стремясь удовлетворить убогую амбицию хоть на минуту, хотя бы таким образом. При этом каждый как попугай выкрикивал какой-нибудь хорошо известный лозунг.