Манюня, юбилей Ба и прочие треволнения
Шрифт:
– Товарищи, – проорал в рупор третий секретарь райкома, – я сейчас поднимусь в кузов грузовика и руководить демонстрацией буду оттуда!
Далее он какое-то время прыгал вокруг машины, пытаясь забраться в кузов, пока водитель дядя Акоп не догадался мощным пинком подбросить его наверх.
– Товарищи! – через секунду раздалось откуда-то из-за кабины. Передняя спинка кузова возвышалась над кабиной на целых полметра, и, чтобы видеть демонстрацию «в лицо», маленькому третьему секретарю пришлось высунуться сильно вбок. – Товарищи! Разворачиваем
Колонны по команде развернули транспаранты. Третий секретарь крякнул в рупор и чуть не вывалился за борт – надписи и портреты были оформлены в смелый ядовито-зеленый, канареечно-желтый и прочий неожиданный колер. Особенно радовали глаз охровая лысина Ленина и болотно-зеленые усы Сталина.
– Патрик Мовсесович! – взревел товарищ Минасян.
– Я здесь! – откликнулся из-под небесно-голубого Брежнева директор художественной школы.
– Что это за ххх… цвета?
– Какие на складе выдали краски, такие и цвета! – обиделся Патрик Мовсесович.
– А смешать их в такой пропорции, чтобы получить нормальные, вы не могли?
– Это какие такие нормальные?
– Красный. Синий. Белый.
– Чтобы получить красный-синий-белый, надо выдавать красный-синий-белый. А если смешать то, что нам выдали, получится цвет натуральных, хм, какашек!
Третий секретарь райкома несколько секунд придумывал язвительный ответ. Потом махнул рукой – не ругаться же на весь город в столь светлый и прекрасный праздник!
– Ладно, черт с вами. Товарищи! Медленным шагом идем за грузовиком. Гево! – заколотил рупором по крыше кабины Минасян.
Грузовик от неожиданности зашерудел дворниками.
– Да! – высунулся из кабины несколько контуженный Гево.
– Едешь тихо, задним ходом. Чтобы все видели на двигающемся постаменте статую Мухиной.
– На каком двигающемся постаменте? – удивился Гево.
– На твоем двигающемся задом постаменте на колесах!
– А-а-а-а-а!
– Бэ! Так! Где у нас хор?
– Мы тут! – сбавил свой взволнованный кросс Серго Михайлович.
– По моей отмашке поем песни.
– По какой отмашке?
– Вот так махну рупором. Слева направо, ясно?
– Ясно!
– Статуя!
– Да!
– Подняли орудия труда, встали рядом. Вот так. По ходу движения Рабочий поддерживает Колхозницу. Парень, отцепись от ее бока! Поддерживать надо незаметно. Колхозница, подправь бок. Ну подними с этой стороны немного, а то он тебе зад порушил. Машина поедет очень медленно, так что не волнуйтесь, не свалитесь. Главное – смотрите вперед и не моргайте. Ясно?
– Ясно.
– Оркестр!
– Мы!
– По моей отмашке справа налево, справа налево говорю!
– Поняли!
– По моей отмашке справа налево исполняем… А что вы исполнять будете?
– «Песню взрослого мужчины».
– Совсем рехнулись? Исполняйте классику.
– Сыграем Шопена в мажоре.
– Сыграйте Шопена. Теперь внимание. Между вашими выступлениями я буду выкрикивать в рупор лозунги. Говорю «ура», вы повторяете «ура». Понятно, товарищи?
– Понятно! – заголосила толпа.
– Вперед! – заорал товарищ Минасян, вцепился одной рукой в борт грузовика, а рупором махнул в сторону восьмилетней школы.
– Кха-а-а-а-а-арррррр! – дернулся с места грузовик. – Кха-кха-кхаАаАаАррррр!
– Да здравствует Первомай! Ура! – провопил в рупор товарищ Минасян.
– Ура-а-а-а! – многоголосо отозвалась толпа и рьяно замахала транспарантами. В соседних дворах поднялась несусветная шумиха – закукарекали петухи, заверещали индюки, всполошенно залаяли дворовые собаки.
Демонстрация двинулась в путь. Грузовик кряхтел и переваливался с боку на бок, попадая колесом то в одну, то в другую выбоину. Гево, вытянув в напряжении шею, выглядывал в круглом зеркале бокового видения дорогу. С честью взял небольшой поворот и победно выкатился на главную улицу нашего городка.
– Да здравствует Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза, ура! – прокаркал рупор.
– Ура-а-а-а-а!!!
Товарищ Минасян вытянулся через борт грузовика и помахал рукой справа налево.
Оркестр грянул туш, а потом сымпровизировал в мажоре «Похоронный марш» Шопена. Зурна выделывала национальные пируэты, тарелки ударились в тамтамный бой. Импровизация сопровождалась воинственным кряхтеньем грузовика.
– Стоп! – вдруг заорал рупор.
Грузовик резко затормозил, Рабочий и Колхозница съехали с ковра и чуть не вывалились за задний борт.
– Геворг! – заорал товарищ Минасян. – Ты чего творишь?
– Так вы же сами сказали «стоп»! – обиженно высунулся из кабины Гево.
– Это я оркестру сказал! Если я захочу остановить тебя, то просто поколочу по крыше кабины.
– Ладно!
– Поехали!
Грузовик дернулся и медленным задним ходом поехал дальше по улице Ленина. «Статуя» кое-как взобралась на возвышение, скрестила серп и молот. Косынка Колхозницы съехала на ухо, Рабочий неравномерно потел под густым гримом.
– Да здравствует советский народ – самый гуманный народ в мире. Ура! – выдал взволнованным фальцетом рупор.
– Ура-а-а-а-а-а-а!
Взмах слева направо, хор грянул «Дубинушку».
Возле Дома культуры путь торжественной процессии перегородил нехилый поток воды – ночью прорвало трубу, а починить было некому, потому что выходной и вообще день трудящихся. Если грузовик взял препятствие с честью, то демонстранты перебираться на ту сторону вплавь были не готовы. Поэтому ринулись к тротуарам, на ходу сворачивая транспаранты. Некоторые транспаранты пали жертвами толчеи – ими задевали ветви густорастущих по краям улицы кленов и прочий сельскохозяйственный инвентарь, которым щерились ряды почетных тружеников колхоза «Победитель».