Манзовская война. Дальний восток. 1868 г.
Шрифт:
Именно в Нерчинск, к воеводе Д.Д. Аршинскому, послали маньчжуры в 1669 и 1670 годах под видом чиновника разведчика Шаралдая с жалобой на казаков, собиравших ясак с дауров и дючеров, и требованием выдать перешедшего в подданство царю эвенкийского князьца Гантимура, называвшего себя властителем племён, живших по Шилке. В действительности же задачей этой миссии была рекогносцировка российских владений. Маньчжуры, занявшие на тот момент значительную часть Китая, но ещё не утвердившиеся в нём, старательно скрывали подготовку внезапного удара по своему северному соседу. По восшествии в 1662 году на китайский престол второго представителя новой, цинской династии, малолетнего императора Канси (Сюань Е), регентский совет, всерьёз опасавшийся продвижения русских к югу от Амура, повелел готовить войска для захвата уже освоенного казаками левого берега реки. При этом маньчжуры, недружелюбно принявшие в 1656 году российское посольство во главе с Ф.И. Байковым, в 1657 и 1668 годах радушно встречали посланных в Китай с торговыми караванами И. Перфильева и бухарца С. Аблина, а в 1670 году оказали почести направленному
Оттого-то и не удалось цинам убаюкать сибирских воевод. Получавшие из разных источников сведения о военных приготовлениях на сопредельных землях, они настойчиво просили у Москвы подкреплений, но правительство, занятое урегулированием проблем на западных границах и подавлением бунтов, так и не смогло их выделить. Вместо усиления сибирских войск, оно попыталось защитить свои владения дипломатическими манёврами. В феврале 1673 года в Китай было отправлено посольство Н.Г. Спафария, достигшее Пекина 15 мая 1676-го. Однако миссия эта провалилась, так как цинское правительство под предлогом нарушения церемониала и невыдачи русскими Гантимура отказалось от переговоров. Оно делало ставку на силу, хотя, будучи занято подавлением антиманьчжурского восстания на юге Китая, ещё пять лет воздерживалось от выступления. За это время на подступах к землям, освоенным русскими, выросли Айхуньская и Кумарская крепости, были выстроены речные суда, собран запас продовольствия и подготовлены войска. Наконец, 16 сентября 1682 года император Канси приказал послать разведывательный отряд под командованием фудутуна Лантаня и гуна Пэнчуня к Албазину.
Рейд продолжался более трёх месяцев. Разведчики под предлогом переговоров о выдаче перебежчиков даже встречались с приказчиком острога И. Семёновым и осмотрели укрепление. По их мнению, для овладения им было достаточно 3000 воинов и 20 пушек, но ради обеспечения успеха пекинские власти решили удвоить силы. В результате сформированная к весне 1685 года Хэйлунцзянская армия насчитывала свыше 4000 пехотинцев и 1000 кавалеристов при 45 пушках. Командование ею поручили Пэнчуню. В мае войска выступили из Айхуня и через месяц подошли к стенам Албазина. Острог, в конце 1682 года объявленный центром отдельного уезда, оказался в осаде. Для его защиты воевода А.Л. Толбузин располагал 450 служилыми людьми и крестьянами, 300 мушкетами и тремя пушками с весьма малым боезапасом. Выручки ждать не приходилось, потому что маньчжуры успели к тому времени разорить Долонский, Селенбинский, Верхозейский и Тугурский остроги. 11 июня Толбузин получил от неприятеля требование сдать острог, но не ответил на него. Тогда маньчжуры начали обстрел Албазина, а затем попытались штурмовать, но неудачно. Лишь после того, как им удалось поджечь деревянные стены, уцелевшие защитники запросили пощады и были отпущены в Нерчинск. Однако когда они появились там, воевода И.Е. Власов приказал Толбузину вернуться обратно.
Возвращение подготовили без спешки. Прежде всего, отправили казаков на разведку, и лишь получив донесение, что маньчжуры дотла сожгли все строения, но не тронули посевов, собрались в дорогу. В конце августа Толбузин и служилый немец А.И. Бейтон во главе 669 человек при трех железных и пяти медных пушках прибыли на пепелище Албазина. Собрали с полей урожай и взялись за восстановление острога. До зимы успели возвести новые стены, на этот раз двойные, засыпанные в промежутке землей и обмазанные снаружи глиной, срубить дома, амбары. Жизнь постепенно возвращалась в прежнее русло. Но в феврале 1686 года слух о возрождении Албазина достиг ушей императора Канси, и он повелел Лантаню истребить русских там, а затем и в Нерчинске. Из Нингуты, Гирина и других городов были двинуты около 5000 человек при 40 пушках. Руководил операцией цзянцзюнь Сабсу. В июле эта армия стала лагерем под албазинскими стенами. Началась вторая осада, с обстрелами, вылазками, голодом, болезнями, потерями. Не прошло и двух месяцев, как погиб Толбузин. Командование обороной принял на себя Бейтон. Ему удалось продержаться почти полгода, вынудив маньчжуров перейти от осады к столь же долгой блокаде. И хотя от 830 защитников острога к маю 1687 года осталось всего 66 человек, взять Албазин маньчжуры так и не сумели.
Сознавая недостаток военных сил на востоке Сибири, царское правительство надеялось добиться дипломатического урегулирования конфликта. После первого же разорения Албазина из Москвы с грамотой, в которой от имени царей Петра и Ивана китайскому императору предлагалось отвести войска от острога и начать переговоры о разграничении, были отправлены подьячие Н. Венюков и И. Фаворов. Государевым уполномоченным для ведения переговоров назначили стольника Ф.А. Головина, а местом их проведения — Селенгинск, который, однако, пришлось переменить па Нерчинск из-за угрозы со стороны халхинских монголов. Получив конвой в 500 казаков полковника Ф. Скрипицына и присоединяя по дороге тобольские и енисейские стрелецкие и драгунские полки, Головин отправился в Сибирь. На пути к Амуру он встретил возвращавшихся из Пекина Венюкова и Фаворова и узнал, что они достигли соглашения о прекращении блокады Албазина, правда, ценой обязательства не позволять сбор ясака с приамурского населения. Тем не менее, цинское правительство, ещё недавно полное решимости отбросить русских к Якутску, о чём свидетельствовал февральский 1685 года указ императора Канси, под впечатлением
В сентябре 1687 года посольство прибыло в Удинский острог, где Головину пришлось задержаться, чтобы организовать оборону от набега одного из властителей Халхи — Тушету-хана. В начале 1688 года стрельцы нанесли поражение монголам под Удинском, а в марте, при помощи бурят, отбросили их и от Селенгинска. Однако обстановка в Забайкалье и после этих побед оставалась тревожной: к югу от Удинска собиралось враждебное русским ополчение табунитских тайшей. Поэтому Головин двинул против них свои войска и в сентябре разбил, побудив некоторые табунитские и бурятские роды принять российское подданство. Вместе с тем, неизбежные потери в боях снизили число головинских стрельцов и казаков. К Нерчинску же направлялось цинское посольство во главе с сановником Сонготу, сопровождаемое войском, численностью свыше 5000 человек, иод командованием Лантаня и Сабсу. 17 июля 1689 года посольский караван с конвоем из 800 отборных солдат появился в окрестностях острога. Спустя три недели, 9 августа, в Нерчинск приехал и Головин.
На согласование протокола, места переговоров, численности эскорта ушли два дня, и 12 августа стольник встретился с Сонготу. В свите маньчжура особую роль играли иезуиты, француз Ф. Жербийон и португалец Т. Перейра, выступавшие в роли советников и переводчиков, так как переговоры велись на латыни. Поначалу цины заявили претензию на всю территорию по левому берегу Амура и его притоков до Байкала и «хребта Носсы» (видимо, Станового), включающую не только Албазин, но и Нерчинск. Однако Головин отказался даже обсуждать этот вариант, настаивая на границе по Амуру. Лишь переход на сторону маньчжуров более 2000 бурят и онкотов, а также угроза нападения цинского войска, превосходящими силами окружившего Нерчинск, заставили Головина предложить в качестве рубежа ближайшую к реке с севера горную цепь. Но посланцы Дайцинской империи на это не согласились. Впрочем, они также сделали шаг навстречу российской делегации, выдвинув проект границы по реке Аргунь, верховьям левого притока Шилки — Горбицы и далее — от «вершины скалы или каменной горы» в её истоках до моря, который и стал окончательным. 29 августа 1689 года Нерчинский договор, на полтора столетия определивший основы российско-китайских отношений, был подписан.
Формулировки договора, и без того довольно расплывчатые, в русском, латинском и маньчжурском текстах различались. К тому же, весьма поверхностное представление обеих сторон о географии пограничной полосы помешало им указать конкретные ориентиры, исключающие произвольное толкование договорных статей. Так, маньчжуры назвали «каменную гору», через вершину которой границу следовало проложить до моря, «Большим Хинганом» и одновременно «Хинганским хребтом». При определенном понимании этого ориентира, граница могла быть проведена и по Малому Хингану, захватывая часть территории в междуречье Сунгари и Уссури. По крайней мере, установленная первой статьей договора неразграниченность земель «между рекой Удью и вершиной горы» оставляла за Россией право претендовать на все пространство к югу и востоку от указанной черты. Во всяком случае, этот пункт, появившийся в статье благодаря усилиям российских дипломатов, не поддавшихся на ухищрения Жербийона и Перейры, позволял вернуться к обсуждению пограничных вопросов и определить рубежи в более благоприятных условиях9.
Нерчинский договор, предававший забвению старые ссоры, предусматривавший взаимовыгодную торговлю, выдачу преступников и перебежчиков, обеспечил России спокойные тылы в период Азовских походов. Сонорной и доследующих войн Петра I и его преемников. Уже в 1696 году наказные статьи предписывали нерчинским воеводам строго соблюдать его, что было совсем не просто в отсутствие копии текста договора. Только весной 1700 года с ним ознакомились власти и население приграничных районов, а в 1701 и 1706 годах Петр I указами дважды запрещал нарушать границу с Китаем. Отношения между двумя странами постепенно налаживались. Росли торговые обороты нерчинских купцов, получавших в обмен на меха, скот и ремесленные изделия, китайские ткани и чай. Отсутствие постоянных дипломатических представительств, характерное в предшествовавший период и для отношений России с западными странами, отчасти компенсировалось духовной миссией, пребывание которой в Пекине было в 1712 году разрешено императором Канси. Спустя три года миссия, возглавляемая архимандритом Илларионом, отправилась в Китай. К сожалению, ей приходилось действовать под строгим контролем цинского правительства, и она невольно стала проводником взглядов последнего по некоторым вопросам, в первую очередь пограничным.
Положительные стороны Нерчинского договора перевешивали отрицательные в течение нескольких десятилетий после его подписания. Однако с течением времени положение изменилось. Всё более стали сказываться неудобства, связанные с потерей наилучшего водного пути в Тихий океан. Тем не менее, хотя ещё при императоре Канси, в 1668 году были отменены указы, разрешавшие китайцам переселение в Маньчжурию, что надолго остановило освоение её северной окраины, а тем более буферных земель по левому берегу Амура, российское правительство не решалось даже на более тщательное изучение обстановки в тех местах. Правда, уже в 1713— 1714 годах сподвижник Петра I Ф.С. Салтыков подал государю две записки, включавшие и предложение об обеспечении свободного плавания но Амуру. Притязания же цинов на территории к северу от предполагаемой пограничной черты, заявленные во время переговоров 1720—1721 годов в Пекине с Л.В. Измайловым, заставили Петербург внимательнее отнестись к делам Дальнего Востока. Но до окончания Северной войны нельзя было предпринять сколько-нибудь серьезную попытку пересмотра невыгодного соглашения.