Мао Цзэдун
Шрифт:
В знак солидарности с учащимися Пекина антияпонскую демонстрацию попытались организовать и студенты Чанши. 7 мая, в День национального позора, то есть в годовщину принятия Юань Шикаем «21 требования», на улицы вышло несколько тысяч человек. Их поддержали торговцы73. Манифестацию, однако, быстро рассеяли солдаты генерала Чжан Цзинъяо, того самого «Ядовитого Чжана», который за год до этого установил в Хунани режим террора. Участвовал ли в этой демонстрации Мао Цзэдун, неизвестно. Скорее всего нет, иначе бы маоистские летописцы не преминули раздуть из этого историю.
Конечно, Мао не мог не проявлять интереса к борьбе студентов. Но стихийные акты протеста были, как мы знаем, не в его духе. Стихией, считал он, следует управлять. А для этого нужна была прежде всего организация, авангард движения, крепко спаянная волей великого лидера. Не зря же Мао в самом деле читал Паульсена! «Моральный поступок зависит от чувства и воли, которые должны предшествовать моральному поступку» — этому кредо Мао Цзэдун никогда не изменял74. В начале мая 1919 года он стал всерьез
25 мая на квартире Хэ Шухэна в начальной школе Чуй, расположенной в северной части города, состоялось совещание представителей различных учебных заведений Чанши. Всего собралось более двадцати человек, многие из которых были членами общества «Обновление народа». Мао Цзэдун представил им Дэн Чжунся, который, рассказав о движении 4 мая, выразил надежду на то, что студенты Хунани в знак солидарности с учащимися Пекина объявят всеобщую забастовку. Речь Дэна да и сам оратор, интеллигентного вида молодой человек, судя по всему, произвели на собравшихся впечатление. То, о чем Дэн говорил, кружило головы. Жизнь наполнялась реальным смыслом. Хотелось борьбы, самопожертвования и славы.
По решению собрания 28 мая произошло официальное оформление Хунаньского объединенного союза учащихся. Его председателем стал близкий друг Мао, член общества «Обновление народа» Пэн Хуан, студент Хунаньского коммерческого профессионального училища. В том же училище, находившемся неподалеку от школы, где преподавал Мао Цзэдун, расположилась и штаб-квартира союза.
Первой акцией объединенного союза стало объявление 3 июня днем общегородской забастовки. В ней приняли участие студенты двадцати учебных заведений Чанши. Такого еще на берегах Сянцзяна не видели. Забастовка настолько поразила обывателей, что местная газета «Дагунбао» 4 июня опубликовала обращение бастовавших студентов. В нем говорилось: «Дипломатия потерпела поражение, страна расколота, и если срочно не принять мер к спасению государства, оно погибнет». В обращении содержался также призыв к правительству не подписывать Версальский договор и аннулировать «21 требование»79. Ситуация была достаточно острой, и конфликта с властями удалось избежать только благодаря тому, что вскоре начались летние каникулы, в силу чего забастовка сама по себе утратила смысл.
Многие студенты стали разъезжаться по домам, но организация продолжала работать. Из отъезжающих формировались агитационные бригады, которые должны были пропагандировать в деревнях идеи бойкота японских товаров. В то время в Китае стали весьма популярны так называемые «Вэньминьсы» («Цивилизованные пьесы»), одноактные представления патриотического содержания, довольно, впрочем, примитивного, которые повсеместно сочиняли сами студенты. Производили они на безграмотных крестьян, да и на горожан колоссальное впечатление. Вот как вспоминал об одном из таких спектаклей его участник: «Помню жаркий июньский вечер 1919 г. На постоянной театральной сцене буддийского храма „Гуанди“ развевались лозунги, флажки. На занавесе, закрывавшем сцену, были изображены огромные красные иероглифы „Не забывать национального позора!“. Играл школьный европейский оркестр. Потоком текли люди, площадь была битком забита. Один студент… произнес речь, по окончании которой демонстративно разбил две красивые фарфоровые вазы японского производства в знак призыва к бойкоту японских товаров. Публика отозвалась на это бурными аплодисментами. Началось представление, в котором участвовал и я. Эта была пьеса о корейской трагедии. Японские империалисты обращали страну в колонию, жестоко угнетали народ, превратив его в бездомных рабов. Эта пьеса предостерегала китайский народ от повторения судьбы корейцев и призывала к сплочению и борьбе. Помню эпизод из этой пьесы: японский надсмотрщик плетьми бил корейского мальчика-кули, роль которого исполнял я. На сцену хлынула толпа революционеров с пиками, мечами и другим оружием, скандируя лозунги. Японский надсмотрщик в страхе обратился в бегство. Публика ликовала»80.
Некоторые студенты записывались в инспекционные отряды, наряду с представителями торговых гильдий следившие за соблюдением условий бойкота. 7 июля союз совместно с торговыми корпорациями провел в Чанше новую, на этот раз тщательно спланированную массовую демонстрацию с призывами к уничтожению японских товаров. Участвовавший в ней Чжоу Шичжао вспоминает: «Впереди колонны развевалось большое знамя с
Через два дня по инициативе руководителей студенческого союза состоялось общее собрание представителей различных общественных организаций, на которой было принято решение об образовании Хунаньского объединенного союза всех слоев населения82.
Всего этого, однако, Мао Цзэдуну было мало. Опыт общения с Ли Дачжао и Чэнь Дусю, а также занятия в научном обществе журналистики Пекинского университета и Долгие беседы с Шао Пяопином убедили его в том, что наиболее действенной формой влияния на массы является пропаганда. Вслед за Лениным, о котором он, правда, мало что в то время знал, Мао мог бы сказать: «По нашему мнению, исходным пунктом деятельности, первым практическим шагом к созданию желаемой организации, наконец, основной нитью, держась которой, мы могли бы неуклонно развивать, углублять и расширять эту организацию, — должна быть постановка… политической газеты»83. На газету, правда, ни у Мао, ни у его товарищей денег не было, а потому решено было выпускать общехунаньский студенческий информационный журнал по типу «Еженедельного обозрения» Чэнь Дусю и Ли Дачжао. Цель его Мао Цзэдун определил по-юношески красочно и восторженно: «Изучение, пропаганда и внедрение в жизнь мощной и яростной волны новых идей, которая уже несется навстречу нам, вздымаясь по обоим берегам Сянцзяна»84.
Первый номер этого журнала, названного «Сянцзян пинлунь» («Сянцзянское обозрение»), был подготовлен примерно за десять дней и вышел в свет 14 июля 1919 года. В «Заявлении по поводу выхода первого номера» Мао Цзэдун, выполнявший обязанности главного редактора, писал: «Отбросив старые идеи и предрассудки, мы должны искать истину… Мы выступаем за объединение народных масс, против угнетателей». К категории «угнетателей» он помимо бюрократов и милитаристов впервые отнес и капиталистов: месяцы, проведенные в Пекине, явно не пропали даром. Увлечение анархизмом все еще было сильно, да и лекции Ли Дачжао о социализме не прошли бесследно, но пока он был осторожен. К насилию не призывал, а агитировал лишь за демократию и либерализм. «Мы откликаемся на „зов революции“ — требования хлеба, свободы и равенства, требования „бескровной революции“, — заявлял он. — Иными словами, мы не провоцируем всеобщий хаос, не стремимся к некоей бесполезной „революции бомб“ или „революции крови“». Даже по отношению к японцам Мао считал пока наиболее эффективным применение таких мер, как «пропуск занятий, забастовки торговцев и рабочих и бойкот японских товаров»85.
В первом номере была опубликована резкая статья Мао по поводу ареста пекинскими милитаристами его кумира Чэнь Дусю. Последний был взят под стражу в ходе студенческого движения, 11 июня 1919 года, за распространение написанной им листовки «Заявление граждан Пекина», где Чэнь подверг резкой критике внутреннюю и внешнюю политику президента и премьер-министра Китая в связи с «шаньдунским вопросом». Он провел в тюрьме восемьдесят три дня, после чего покинул Пекин и поселился в Шанхае. Потрясенный арестом Чэня, Мао обвинил все общество: «Опасность заключается не в нашей военной слабости или в недостаточности финансов и не в раздробленности страны на мелкие части вследствие внутреннего хаоса. Подлинная опасность состоит в том, что духовный мир китайского народа абсолютно ничтожен. Из четырехсот миллионов населения Китая около 390 миллионов суеверны. Они верят в духов и демонов, в предсказание судьбы, в деспотизм. Индивидуум, личность, истина совершенно не признаются. А происходит это потому, что научная мысль у нас неразвита. Формально Китай — республика, а на деле — автократия, которая становится все хуже и хуже по мере того, как один режим сменяет другой. Ведь массы людей… не имеют ни малейшего представления о демократии. Господин же Чэнь всегда выступал за эти две вещи [за науку и демократию]… Выступлениями в защиту этих двух вещей господин Чэнь обидел общество, и общество отплатило ему арестом и заключением»86. В знак солидарности с учителем Мао воспроизвел в своей статье антиправительственную листовку Чэня!
В этом же номере Мао впервые опубликовал небольшую заметку, посвященную партии большевиков. Никаких оценок он пока не давал; лишь призывал общественность к изучению российского опыта: «Каждый из нас должен очень внимательно проанализировать, что из себя представляет эта экстремистская партия [так он тогда именовал большевиков]… В мгновение ока экстремистская партия ко всеобщему изумлению заполонила всю страну [Россию], и от нее уже никуда не деться»87.
Две тысячи экземпляров первого номера разошлись моментально, и вскоре, в конце июля, был выпущен повторный тираж (еще две тысячи копий). Но и этого оказалось мало: новый тираж расхватали с прилавков в три дня. 21 июля вышли одновременно специальное дополнение к первому номеру и номер второй, тиражом уже в пять тысяч экземпляров, а еще через неделю таким же тиражом — номер третий. Для Хунани эти цифры были огромны. Из девяти выходивших в Чанше ежедневных газет только у «Дагунбао» тираж был от двух тысяч трехсот до двух тысяч четырехсот экземпляров. У других же изданий колебался от ста до пятисот копий88.