Мар. Тень императора
Шрифт:
Уже через неделю стало ясно, что, если не вести учет времени, я быстро потеряю ориентиры. С погодой за окном творилось что-то непонятное: стекла в комнате оказались мутными до безобразия, различить что-либо за ними не представлялось возможным, поэтому я по-прежнему не знал, где именно нахожусь, мог лишь догадываться, какая погода за окном, и чаще всего ориентировался на наличие или отсутствие света. Но и это не всегда помогало, потому что нередко мои ощущения не совпадали с тем, что «показывалось» снаружи. Так что в конце концов пришлось последовать примеру предшественника и начать рисовать отметки на стене, чтобы иметь хоть какое-то представление о времени.
С часами все оказалось сложнее.
На тренировках мастер Зен требовал полной отдачи и, как правило, не выпускал из зала, пока не убеждался, что больше не сумеет выжать из меня ни единого лишнего движения. Он не был жесток. Никогда не повышал голос и не требовал невозможного. И лишь когда становилось ясно, что прежний темп меня уже не выматывает, постепенно увеличивал нагрузку.
Почти полгода он гонял меня по залу, заставляя делать простейшие, известные всем с детства упражнения для укрепления мышц и связок. Полгода однообразных прыжков, бега, подтягиваний и растяжки. И только когда мое тело достаточно окрепло для следующего этапа, мастер взял самую легкую и тонкую палку и начал добавлять в процесс обучения стойки, связки и удары.
На то, чтобы запомнить их все и научиться выполнять без ошибок, у меня ушло почти полгода. Еще год — чтобы отработать движения до полного автоматизма. Быть может, будучи взрослым, я справился бы с задачей гораздо раньше, но от природы гибкое, податливое, легко запоминающее новую информацию тело обладало и рядом отрицательных качеств. В частности, у него были трудности с точными, особенно мелкими, движениями, проблемы с координацией и полностью отсутствовала наработанная база рефлексов. Практически все их приходилось создавать заново, из-за чего порой казалось, что я не учусь, а отлаживаю работу чертовски сложного механизма. Тут надо было притереться шестеренкам, там запаздывал сигнал, здесь не хватало мощности…
Это было очень утомительное время. Даже с моей способностью отключать эмоции собственная неуклюжесть порой раздражала. Но к концу второго года стало полегче. «Шестеренки», по-видимому, притерлись, мощности моему телу учитель прибавил, базу для дальнейшей работы ему тоже удалось создать. И вот тогда пришел черед не палок, а предельно точной имитации настоящего оружия, после чего для меня настал форменный ад.
Я быстро осознал, мастер Зен был не просто мастером своего дела, но и очень жестким человеком. Нет, он по-прежнему не кричал, не матерился, не обзывал меня бестолочью или болваном… он просто каждый день доводил меня до изнеможения. До полнейшего, порой даже иссушающего бессилия. И если раньше мои промахи заканчивались безобидными ссадинами и шишками, то теперь за каждый неправильный поставленный блок или дыру в защите я получал полноценный удар. А вместе с ним — огромные гематомы, ушибы, растянутые связки, мышцы… и это при том, что серьезных увечий учитель стремился не допускать.
Как он однажды сказал: цена создания тени высока, однако цена даже одной ее ошибки намного выше, поэтому в отношении учеников недопустимы жалость, сочувствие и даже крохотные поблажки. У тени не бывает второго шанса. Ее первая же ошибка, как правило, становится последней, и именно поэтому мастер Зен занимался со мной так плотно.
Он учил меня всему: быстро бегать, высоко прыгать, проворно лазать, сражаться с оружием и без, делая максимальный упор на два направления — стрелковое оружие, в том числе метательные ножи, лук и арбалет, особенно скрытого ношения. А также на ближний бой, потому что для тени именно эти вещи были наиболее актуальны.
С дистанционными оружием особых проблем не возникло: у моего нового тела оказался хороший глазомер, так что научиться правильно целиться и спускать тетиву было делом техники. А вот с ближним боем все оказалось сложнее: учитель, несмотря на хромоту и некоторую неловкость в левой руке, оказался невероятно, просто нечеловечески скор, сила его ударов была такова, что он с легкостью пробивал кулаком деревянный щит. А еще он был вынослив как дьявол и уставать, по-моему, не умел вообще. И это не преувеличение: учитель, как знаменитый ведьмак из известной саги, обладал рядом необъяснимых, но весьма специфических свойств, которые попросту не могли возникнуть естественным путем. Но спрашивать было по-прежнему запрещено, поэтому я молча терпел и ждал, когда же мастер Зен снизойдет до объяснений.
Он, к слову, не любил этого делать. Он вообще крайне мало говорил. А как только убедился, что я запомнил не только время начала занятий, но и выучил набор его любимых жестов, то по утрам уже не приходил меня будить. А все наше общение свелось к командам в тренировочном зале и едва заметным знакам одобрения или недовольства, которыми наставник сопровождал мои успехи и неудачи.
Сказать, что я проникся к нему уважением, значило не сказать ничего. Учитель стал, что называется, центром моего мира. Хромой мастер день за днем выковывал из меня то, что считал нужным. Он так легко угадывал мои намерения и с такой легкостью пресекал даже маленькие хитрости, что становилось ясно: я был у него не единственным учеником. Однако со мной он проводил так много времени, что не оставалось сомнений: конкретно сейчас я у него один. Правда, учитель не сообщал, куда исчезает после окончания тренировки, а главное, не говорил, как именно это делает, если выхода на улицу мне при всем своем упорстве до сих пор обнаружить не удалось.
Собственно, я и понятия не имел, что же это такое — моя тюрьма. Какие у нее размеры. Где она находится. Сколько в ней этажей. И есть ли тут хотя бы одна лестница. Окон в ней имелось на удивление мало, и они оказались закрыты все тем же мутным стеклом, отчего было непонятно, горы вокруг или море, лето сейчас или зима. В том числе и поэтому в первое время мой мир сжался до размеров спальной комнаты, где я проводил всего несколько часов в день, и тренировочного зала, откуда я практически не вылезал. Собственно, если бы появилась такая возможность, я бы пожертвовал даже сном, отказался от еды, лишь бы не тратить силы на транспортировку изнывающего от нагрузок тела. Но в спальне у меня оставался ма-а-аленький секрет, о существовании которого я не сказал ни мастеру Зену, ни даже Тизару.
Да, та самая зеленая ниточка…
Однажды Тизар сказал, что мне недоступна магия, но потом оказалось, что это не совсем так. Я понял это, когда вспомнил встречу с принцем Каррианом и то, как сумел дотронуться до его ауры. Тогда я сделал это интуитивно. Более того, она отозвалась на прикосновение, хотя Тизар утверждал, что такого не бывает. Получается, он все-таки солгал? Ну, или слукавил, что в принципе одно и то же, потому что на самом деле я мог пользоваться магией. Не создавать заклинания, нет, тут меня не обманули. Но воспользоваться чужими нитями мне было вполне по силам!