Марь
Шрифт:
– Это имя должно мне что-то сказать? – спросил Стэф, включаясь в предложенную старичком игру.
– Если вы считаете себя образованным человеком, то несомненно!
– Дадите подсказку?
– Дам! Моя матушка была поклонницей не только прозы, но и поэзии. – Антон Палыч хитро сощурился.
Стэф тоже сощурился, а потом продекламировал:
Тумана саваном окутано селеньеСквозь ночи мрак густой из желтых камышейС– Браво, молодой человек! – Антон Палыч похлопал его по плечу. – Поразительная эрудиция в наши дремучие времена! Анна Павловна Барыкова, еще один кумир моей незабвенной матушки! А вы знаете, что Анна Павловна была из Толстых? Тех самых… – он понизил голос до благоговейного шепота.
Стэф когда-то что-то такое читал, но кто кому и кем приходился в сиятельном семействе Толстых, уже не помнил, поэтому просто молча кивнул.
– Замечательно! – констатировал Антон Палыч, а потом сказал уже совсем другим, деловым тоном. – Этот аукцион начался хорошо, очень хорошо, молодой человек. – Он выжидающе посмотрел на Стэфа поверх очков.
– Стефан, – представился тот. На подобных мероприятиях для поддержания светской беседы одного лишь имени было вполне достаточно. Довольно часто даже имя было вымышленным.
– Очень приятно, Стефан! – Антон Палыч снова потряс его руку и продолжил: – Я, знаете ли, верю в приметы, не чураюсь символизма и предзнаменований.
– И, по-вашему, я доброе предзнаменование? – улыбнулся Стэф, оглаживая свою непослушную бородень.
– Встреча с умным человеком – всегда доброе предзнаменование, – усмехнулся Антон Палыч. – И знаете что? Я сделаю вам подарок! – Его морщинистое, покрытое старческими пигментными пятнами лицо расплылось в улыбке, обнажая желтые зубы заядлого курильщика.
– Неожиданно.
Пожалуй, Стэфу тоже нравились символизм и предзнаменования, особенно добрые. Мог ли он считать встречу с Антоном Палычем добрым предзнаменованием? Время покажет.
– Я уступлю вам лот, который вы выберете. Любой лот. Не стану перебивать ваши ставки. Отчего-то мне кажется, что мы с вами нацелены на что-то такое… – Антон Палыч щелкнул пальцами. Звук получился неожиданно чистый и звонкий, как пистолетный выстрел. – Необычное!
– Я пока вообще ни на что не нацелен, – признался Стэф.
– Не желаете принять участие в аукционе? Есть несколько весьма любопытных предложений.
– С вашего позволения, я бы пока осмотрелся.
– Простите старика, совсем забыл о приличиях! Давайте осмотримся!
Помнил ли Антон Палыч о приличиях или тут же о них забыл, но двинулся вслед за Стэфом вдоль открытых витрин с лотами, которые были признаны организаторами малозначимыми.
– Вот любопытная вещица! – Он остановился перед одной из витрин. – Немецкая каска Stahlhelm М42. Цена на черном рынке порядка семи сотен долларов.
– С пулевым отверстием, – Стэф склонился над каской.
– Думаю, этот факт повышает ее рыночную стоимость. – Антон Палыч посмотрел на Стэфа испытующим взглядом. Тот неопределенно пожал плечами и двинулся дальше.
– Германский бинокль в оригинальном футляре, – прочел Антон Палыч на сопроводительной бирке следующего предмета, а от себя добавил: – Компания Карла Цейсса. Весьма сносное состояние. Думается мне, его можно выкупить за тысячу долларов.
И снова вопросительно-испытующий взгляд. Стэф усмехнулся и направился к следующему лоту.
Они прошли вдоль всей витрины, изредка останавливаясь и разглядывая лежащие на ней предметы. Стэфа не заинтересовал ни один из них. Даже кортик офицера Вермахта в металлических ножнах. Не то чтобы он отчаялся или разочаровался, но следовало признать, что на сей раз фортуна от него отвернулась.
– Неужели ничего? – спросил Антон Палыч сочувственно.
– Боюсь, так и есть. – Стэф развел руками.
Он решал, остаться до конца аукциона или не терять понапрасну время, когда взгляд его остановился на стоящем поодаль столе. На столе лежало «барахло», которое можно было купить по фиксированной цене, если вдруг кто-то вообще захочет что-то из этого купить. Стэф шагнул к столу. Антон Палыч двинулся следом. Его присутствие и стариковское любопытство не раздражало, а воспринималось этаким забавным фоном.
«Барахло» было свалено в небрежную кучу. На всех предметах были наклеены ценники кислотно-желтого, совершенно неуместного для столь серьезного мероприятия цвета. Драный полуистлевший патронташ под обоймы винтовки Мосина, потертый ремень РККА, несколько выцветших немецких агиток размером пять на шесть сантиметров. Для кого-то это «барахло» могло показаться настоящим богатством, но не для той пресыщенной и требовательной публики, что собралась на аукционе.
Фляжка лежала под патронташем рядом с протертым до дыр кожаным планшетом. Наверное, если бы не вызывающе яркий ценник на ее горлышке, Стэф бы ее даже не заметил. Но он заметил и замер, как замирает охотник перед решающим выстрелом. На желтом фоне прямо от руки была написана цена: какие-то смешные пятьдесят долларов. Стэф взял фляжку в руки, с непонятным раздражением отклеил ценник.
– Тысяча девятьсот сорок первый год, мне думается, – послышался за его спиной голос Антона Палыча, и раздражение Стэфа сделалось чуть более ощутимым. – Видите здесь соединительное кольцо штампованное? А до сорок первого оно было проволочным. Чехол, кстати, в очень недурственном состоянии. Суконные вещи, как мы знаем, ветшают очень быстро. А тут… – Антон Палыч встал перед Стэфом, и тот испугался, что старик захочет взять его находку в руки. – А тут все идеально, как и краска на фляге. Не знаю, кто оценивал этот предмет, но он явно продешевил. Вам нравится, Стефан?
Стэф кивнул.
– Буду брать с собой в походы, – сказал он тоном одновременно легкомысленным и лишь самую малость радостным. – Интересная вещица!
– Для походов я порекомендовал бы вам флягу немецкого производителя. Вот, к примеру, эту! – Антон Палыч развернул буклет и постучал пальцем по одной из фотографий. – Алюминиевая фляга с кружкой образца тысяча девятьсот тридцать первого года в фетровом чехле. Состояние идеальное. Цена, я думаю, будет вполне приемлемой. А качество и функциональность этих двух фляг нет смысла даже сравнивать. Фляга с крышкой и фляга с кружкой. Фляга в суконном чехле на пластмассовой пуговице и фляга в фетровом чехле на латунных кнопках с тиснением. Думаю, вы понимаете, о чем я?