Марджори в поисках пути
Шрифт:
— Вы Марджори Моргенштерн?
Это был приятный голос, очень молодой, прорывающийся сквозь болтовню позади нее. Молодой человек держал в руках два бокала с виски. На нем был темно-серый костюм, у него было красивое круглое лицо, которое могло бы быть девичьим, если бы не массивная квадратная челюсть. Густые черные волосы обрамляли его лоб. Он был возраста Ноэля.
— Да, я Марджори Моргенштерн.
— Я надеюсь, вам нравится виски с содовой?
— В данный момент я могла бы сойти с ума от одного
— Я Милтон Шварц.
— О? Коллега Лау по юриспруденции?
— Правильно.
— Партнер, с которым он играет в гандбол.
Шварц улыбнулся.
— Это хороший полицейский способ узнать меня. Я признаю себя виновным в том, что играю в гандбол с Лау Михельсоном. — Он смотрел на нее с минуту. — Вы знаете меня, Марджори. По крайней мере, я знаю вас. Мы танцевали с вами. Целых два танца. На Девяносто второй улице «Y». Танец после игры. В тот вечер, когда вы играли Нору в «Кукольном доме».
Она рассмотрела его более внимательно. Он действительно мог быть любым из сотен парней, с которыми она танцевала в то или иное время с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать; неплохой на вид, с еврейским светом и теплотой в глазах и вежливой готовностью в лице, и осанкой.
Ноэль Эрман вошел в поле зрения Марджори за плечом Милтона Шварца. Засунув руки в карманы потертых серых фланелевых брюк, Ноэль брел сквозь группки гостей к большому черному стояку в углу комнаты. Она весело обратилась к Шварцу:
— Конечно. Я должна была запомнить. Я была в ужасном оцепенении в тот вечер: такая плохая постановка…
— За исключением вас. Спектакль был ужасно плохим, но вы были лучезарны.
— Благодарю вас…
— Это я говорю не из вежливости. На самом деле ваше выступление неблагоприятно отразилось на этом шоу. Вы были настолько лучше других, что общее впечатление стало еще хуже, чем оно могло бы быть. Как будто прожектором высветили нарисованную картину.
— Ой, еще раз благодарю вас, это очень хорошо сказано.
Шварц медленно перекатывал бокал с виски в ладонях.
— Я хотел многое вам сказать в тот вечер. Вот почему я вмешался. Но тогда я лишился дара речи при мысли, что танцую с профессиональной актрисой. Я всегда был помешан на драматическом искусстве…
— Я не профессионал. Отнюдь нет.
Ноэль высовывался из-за черного стояка, который, как Марджори сейчас поняла, мог быть частью электрического оборудования, возможно, диатермической машиной. Только что, черт возьми, она делала в гостиной?
Шварц сказал:
— Не говорите так. Я знаю кое-что хорошее о вас. Я как-то работал с «Бродягами». Я пошел за кулисы в тот вечер и получил сведения о вас. Законное желание действовать. Я пытался пригласить вас на свидание три или четыре
Она озарила Шварца лучезарной улыбкой и засмеялась, как будто он выдал дьявольски остроумную шутку. Взгляд Ноэля продвинулся на долю секунды в ее сторону и снова ушел вдаль. Она положила руку на руку Шварца.
— Было очень любезно с вашей стороны пойти на такое беспокойство. Мне бы нужно было это знать.
Он разглядывал ее лицо, потом приятно улыбнулся.
— Вы подумаете, что я дурак, но, когда Маша упомянула в офисе на прошлой неделе, совсем случайно, что ее подруга Марджори Моргенштерн придет на свадьбу, я чуть с ног ее не сбил, обнимая.
— Действительно? Я, вероятно, была в роли Норы лучше, чем думала. Не забывайте, это были строки Ибсена. Я лишь немного претендую на исполнение, просто еще одна девушка с Вест-Энд-авеню. Если бы у вас в памяти была какая-нибудь другая моя постановка, вы бы пожалели, что когда-то узнали меня лучше.
Она сказала все это с большой живостью, устремив глаза на Шварца.
Он ответил:
— Нет конца тому, насколько лучше я бы хотел узнать вас.
— Я думала, что юристы не спешат выдавать себя.
— Вы сегодня пришли одни, ведь так?
— Да.
— Позвольте мне проводить вас домой или куда вы скажете, после того как здесь все закончится.
Она помолчала; ничто не могло бы расстроить Ноэля больше.
— Это очень любезно с вашей стороны…
— Марджори! Марджори, пожалуйста!
Миссис Зеленко махала ей с середины комнаты, очень весело улыбаясь.
— Извините меня, — сказала она Шварцу.
Мать Маши взяла Марджори под руку и вытянула ее из гостиной: и Ноэль Эрман, и Милтон Шварц смотрели ей вслед. Три девушки Паковичи шептались в углу фойе. Они заметили Марджори и зашептались более возбужденно, прикрыв рты руками. Миссис Зеленко бормотала:
— Не беспокойся. Это совсем ничего не значит, свадебные нервы, я полагаю. У меня у самой был тяжелый момент за десять минут до церемонии. Бог свидетель. Но тебе лучше поговорить с ней… она спрашивает тебя…
— Конечно.
Завернув за угол коридора, она встретилась с Лау Михельсоном и двоими мужчинами в черном. Его волнистые седые волосы были намазаны маслом и зачесаны назад с четким пробором, обнажающим веснушки на голове. Он представил Марджори раввина и шафера.
— Только еще несколько минут, — сказал он с возбужденной улыбкой, которая открывала золотой зуб. — Я не могу поверить. Как Маша, мама?
— Прекрасно, прекрасно, Лау. Мы как раз идем к ней.
Мать осторожно открыла дверь спальни. Маша лежала на постели лицом вниз, под портретом миссис Михельсон. Она сказала странным голосом, отрывисто и сухо: