Марек и гуцульская колдунья
Шрифт:
– Сколько вашему племяннику лет?
– Уже семнадцать, – вздыхает тетушка. – Пан Дембицкий, я так надеюсь, что вы отучите Теофила от этой гадкой привычки! Скажите, хорошая выволочка заставит его образумиться?
. – Обычно это помогает, – говорит Марек с апломбом. – Вы даже не представляете, пани Майер, сколько в моей практике было похожих случаев! Кстати, а вы сами пробовали наказывать молодого человека?
– Ах, ну конечно, конечно… – Ольга Майер всплескивает руками. – Но ведь я слабая женщина! И Теофил нисколько меня не боится. Я хотела, чтобы мальчишку наказал кто-то посторонний.
– Ваша правда, пани, – соглашается Марек.
– Я срезала в саду десяток прутьев, – говорит пани. – Посмотрите, не слишком ли толстые?
– Позвольте, – Марек поднимает со стула, берет с дивана пучок розог и развязывает черную ленту.
Выбрав длинный прут, он несколько раз стегает им по воздуху.
– Розги обычно замачивают в соленой воде. Прутья довольно ломкие, тем более сейчас, в конце зимы.
Пани Майер хмурится.
– Почему в соленой?
– Во-первых, так прутья станут гибкими, а во-вторых, соль прекрасный антисептик. При сильной порке розги рассекают кожу, и эти ранки могут воспалиться.
– Ох! – снова вздыхает Ольга Майер и прижимает ладони к щекам.
– Не стану вас обманывать, пани Майер, – говорит Марек, он помнит, что нужно ковать железо пока горячо. – По своему опыту скажу, что одним сеансом здесь никак не обойтись.
– Да, это я понимаю, – согласно кивает тетушка. – Что же, чудес не бывает.
– И главное помните, мы делаем это для пользы Теофила, – напоминает Марек.
– Ну конечно! – пани Майер улыбается Мареку, поправляет рукой свои завитые каштановые волосы и громко зовет племянника, – Теофил, будь добр, зайди к нам!
Не проходит и минуты, как дверь открывается, и в комнату заходит племянник Ольги Майер, Теофил. Это худощавый и сутулый молодой человек с длинными руками и падающими на глаза светлыми вьющимися волосами.
– Это пан Дембицкий, – говорит тетушка, – я полагаю, он будет регулярно нас навещать.
– Здравствуй, Теофил, – говорит Марек, разглядывая молодого человека.
– Доброе утро, пан Дембицкий.
Заметив гладкий ивовый прут в руках Марека, Теофил бледнеет и испуганно поджимает тонкие губы.
За окном в сторону центрального вокзала проезжает электричка. В снегу на пустыре там и сям видны талые проплешины с прошлогодней серой травой.
– Я рассказала пану Дембицкому о твоей скверной привычке, – говорит пани Майер, поглядывая на племянника. – Пан Дембицкий поможет тебе с этим справиться. Ты помнишь, Теофил, мы говорили с тобой на эту тему?
– Да, тетушка.
– Тогда не будем терять попусту время, – деланно смеется пани Майер, чтобы немного разрядить обстановку.
Теофил, не глядя на Марека, расстегивает рубашку, стаскивает ее с плеч и, аккуратно сложив, кладет на спинку дивана. Марек замечает, что у молодого человека дрожат руки. Теофил такой худой, что у него сквозь кожу проглядывают ребра. На безволосой впалой груди молодого человека Марек замечает россыпь веснушек. Теофил молча подходит к оклеенной зелеными в цветочек обоями стене, расстегивает пуговицы на поясе, и его растянутые на коленках брючки съезжают вниз по худым и бледным ногам. Теофил опирается руками о стену, он опускает голову вниз, и светлые волосы падают ему на глаза. На худой заднице Теофила болтаются просторные черные трусы.
– Сейчас я выколочу пыль из этих трусов, – усмехается про себя Марек.
Он снимает пиджак и вешает его на спинку стула. Расстегивает пуговицы на манжетах и подворачивает рукава. С прутом в руке он встает позади и сбоку от Теофила. Ольга Майер сидит, откинувшись на спинку дивана, и не сводит с племянника глаз. Пани Майер заметно волнуется и мнет в руках батистовый платок с вышивкой.
Примеряясь, Марек не сильно хлопает кончиком прута по ягодицам Теофила. Стоящий у стены молодой человек испуганно дергается, словно его ударило током.
Марек оглядывает на пани Майер.
– Да, да, пан Дембицкий, я прошу вас, начинайте уже! – просит его тетушка.
Марек пожимает плечами. Он размахивается и стегает Теофила длинным прутом.
Прут громко хлопает по черным трусам и обжигает кожу.
– У-у-у-у-у… – мычит Теофил.
Молодой человек переступает с ноги на ногу и принимается растирать рукой ягодицы.
– Руки держи на стене, – говорит ему Марек строго.
Теофил испуганно косит глазом на Марека, но послушно кладет руку на стену. Марек снова стегает его прутом. Он бьет Теофила едва ли не со всей силы. Про себя Марек решил, что выпорет мальчишку так больно, чтобы тот непременно разревелся. Дело, наверное, в том, что Теофил немного напоминает ему Адама, Адам тоже худой, длинный, и у него отросшие светлые волосы. А Адама с недавних пор Марек не терпеть не может.
– Каждый зарабатывает себе на жизнь, как может, – думает про себя Марек. – А жизнь в Варшаве стоит недешево. Нет, пожалуй, это не самое плохое занятие! И потом бывают такие случаи… Скажем, весьма забавные случаи, да…
Прут тонко и страшно свистит в воздухе. Теофил вертится возле стены, его влажные от пота ладони скользят по обоям. Он не может терпеть жгучую боль от удара прутом и то и дело вскрикивает высоким, как у девчонки голосом. Его лицо раскраснелось, на висках поблескивают капли пота.
Довольно скоро прут ломается у Марека в руке.
– В другой раз я обязательно замочу их в соленой воде, как вы и советовали, – говорит пани Майер.
– Тетушка, ну пожалуйста, я вас прошу… – голос у Теофила дрожит. – Довольно уже!
Ольга Майер хмурится и качает головой.
– Теофил, прояви хоть немного мужества! Мне за тебя стыдно!
– Сколько раз я сам оказывался на месте Теофила, – думает про себя Марек, – и не сосчитаешь! Помнится, меня частенько наказывала пани Фелиция, да и не только она… А теперь я сам стою с прутом в руке. Что же, так устроена жизнь.
Из пучка прутьев он нарочно выбирает розгу потолще. Марек не торопясь стегает Теофила, выколачивая пыль из черных матерчатых трусов и слышит, как всхлипывает молодой человек.
– Да, розги, брат, это такое дело, – негромко замечает Марек. – Они так жгутся, никакого сладу с ними нет.
На полных губках Ольги Майер играет задумчивая улыбка. Она кивает головой в такт хлестким ударам прута.
– Так… – говорит тетушка. – Так…
Потом она спрашивает Марека, словно о чем-то вспомнив.