Марек и гуцульская колдунья
Шрифт:
Приятели стоят тесным кружком и разглядывают книгу в руках Адама. Обложка выполнена в черном, красном и желтом цветах и выглядит довольно мрачно. Это что-то вроде герба из колючей проволоки с двумя куриными головами сверху. Между куриных голов большими желтыми буквами написано название книги – ANIMAL FARM. А ниже изображено черное поле с черной мельницей и пасущаяся на поле свинья, раскрашенная в красный цвет. А под этой свиньей в самом низу указано имя автора – GEORGE ORWELL.
Юлия неожиданно смеется.
– «Animal farm» это же переводится, как…
– Ну, скажем,
– Адам, это какой-то розыгрыш? – спрашивает она. – Эта книга про животных?
– Это притча, – объясняет Адам. – С помощью сатиры Оруэлл разоблачает нашу правящую элиту. В свободном западном мире, наверное, нет человека, который не читал бы «Скотный двор». Парни из «Pink Floyd» сочинили по мотивам этой книги свой лучший альбом. Этот диск называется «Animals».
– Что еще за «Pink Floyd»? – спрашивает Марек.
– Это лучшая рок-группа в мире, – отвечает Адам.
– Понятно, – говорит Марек, который от холода уже принимается лязгать зубами. – Подожди, а ты же раньше говорил, что самая великая группа в мире – это «Битлз»?
– Какой же ты зануда, Марек, – шипит на него Юлия. – Ну что ты все время цепляешься к Адаму?
– Я слышал о списке запрещенной литературы, – Игнаций последний раз затягивается сигареткой и бросает окурок на заледеневшую мостовую. – Держать такую книгу дома опаснее, чем пистолет.
– Нельзя все время жить в страхе, – говорит Адам. – Нужно как-то бороться с этой бесчеловечной системой! Начнем с того, что станем читать правильные книги. Ну, кто хочет прочесть «Скотный двор» первым?
На лице Игнация появляется такое выражение, словно он вот-вот пошлет Адама к черту. Мареку, если честно, тоже не очень хочется читать какую-то сатирическую притчу про животных, он читает нечасто и отдает предпочтения детективам.
– Я очень хочу почесть эту книгу, Адам, – говорит Юлия, преданно заглядывая Адаму в лицо.
Адам кивает Юлии, заворачивает книгу в серую бумагу и молча протягивает сверток панночке.
– Только прошу тебя, будь осторожна – говорит Адам, – Никогда не оставляй книгу на виду. А когда прочтешь, передай следующему.
– Хорошо Адам, – кивает Юлия. – Я так и сделаю, все, как ты сказал.
И она берет из рук Адама сверток с книгой.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
У отца Адама всемирно известного органиста Петра Лигоня большая квартира на первом этажа чудесного старого дома на улице Тварда неподалеку от костела Всех Святых. Приятели провожают Адама до подъезда, стоят и смотрят, как в высоких окнах за кремовыми шторами ярко горит свет. Сквозь приоткрытую створку слышны голоса, смех, звон бокалов и звуки пианино.
– Делать нечего, пойду на праздник жизни, – усмехается Адам. – Каждый раз, когда отец возвращается с гастролей, у нас полный дом гостей. Вы бы знали, сколько тряпок и цацек отец перетаскал из-за границы! У нас столько родственников, и ведь никого нельзя обидеть. Мне даже бывает неловко за него. Goodbye, my friends!
– Завтра вечером встречаемся в «Сирене», – напоминает ему Юлия.
Панночка стоит возле скамейки в падающей из окна полосе света в серой шубке из овчины, длинной темной юбке и сапожках. Через плечо у Юлии висит кожаная сумка с учебниками и тетрадками, подмышкой она держит тубус, а в руке у нее бумажный сверток с книгой Джорджа Оруэлла. Юлия не сводит с Адама сверкающих глаз, она кажется Мареку очень счастливой, и от этого ему становится горько.
– Ой, как хорошо, что ты напомнила! – говорит Адам. – Да, встречаемся в «Сирене». Все, друзья, я побежал.
Он хлопает Игнация по плечу, кивает Мареку и быстро поднимается по ступеням подъезда.
Юлия задумчиво смотрит, как по шторам в высоких окнах квартиры Петра Лигоня движутся тени, слышно, как кто-то, явно дурачась, принимается петь басом что-то похожее на оперную арию.
– Жить в таком чудесном районе, в самом центре Варшавы! – вздыхает Юлия. – И что за жизнь! То гастроли по Европе, то вечеринки! И много-много друзей, и все наверняка замечательные милые люди!
– Я сильно сомневаюсь, что все приятели у отца Адама такие уж замечательные люди, – говорит Игнаций. – Обязательно найдется какая-нибудь сволочь или стукач. Без этого обычно не обходится.
– Ну что ты за человек такой, – смеется Юлия, она поворачивается спиной к высоким окнам и кремовым шторам и, не торопясь, идет по улице, прочь от чудесного каменного дома.
– А Адаму нужно болтать поменьше, – ворчит Игнаций. – Вот увидите, добром это не кончится.
– Вечно ты всего боишься, – говорит Юлия.
На остановке трамвая, на углу Иерусалимских аллей и Эмили Плятер, Игнаций прощается с Мареком и Юлией и пропадает в темной арке двора. Игнаций идет ходко, переваливаясь с ноги на ногу. Потрескавшаяся рыжая тужурка сидит на нем, словно влитая, руки Игнаций глубоко запихнул в карманы.
– Игнаций всегда такой недобрый, такой желчный, – замечает Юлия, постукивая сапожком о сапожок.
– Он совсем не дурак, – говорит Марек. – Игнаций столько раз давал мне дельные советы.
– А ты, Марек, тоже не лучше, все время цепляешься к Адаму! Вы что, ребята, ему просто завидуете?
– У тебя сумка тяжеленная, давай помогу, – Марек протягивает руку.
Но Юлия только молча качает головой.
– Ну, как знаешь, – обижается Марек.
– Шел бы ты домой.
– Я тебя провожу.
– Ничего со мной не случится, – Юлия отворачивается и смотрит, не идет ли трамвай.
– А если случится? Я себе потом не прощу,
Проходит, наверное, минут десять, а то и больше, когда в конце улицы загорается яркая электрическая звезда. Ёе желтоватый свет бежит вниз по трамвайным рельсам, словно вода по желобам. Желтые с красной полосой вагоны со стеклянным звоном катятся с горки вниз. Возле навеса остановки трамвай тормозит, двери со скрипом распахиваются, и Марек и Юлия поднимаются в вагон. В вагоне кроме них ни души, и Марек с тоской понимает, что это, скорее всего, последний трамвай, и обратно ему придется возвращаться пешком по мосту.