Маргарет Тэтчер. Женщина у власти
Шрифт:
Была принята предвыборная платформа, тщательно учитывавшая каждую из обнаруженных Тэтчер слабостей, но и бравшая на вооружение оправдавшие себя начинания ее правительства. Лейбористская партия твердо брала курс на то, чтобы на следующих выборах добиться победы. Тони Бенн жаловался, что лейбористская партия становится близнецом консервативной, а ее политическую программу «пишет доктор Гэллап» {18}. Но Джеймс Каллаган, у которого в свое время Тэтчер отобрала премьер-министерский пост, придерживался более прагматического взгляда: «Перемены были давно необходимы, и хорошо, что они происходят». Опросы общественного мнения фиксировали повышение симпатий к лейбористам, которые в начале 1990 года опережали консерваторов Мэгги на величину от шести до двенадцати процентов.
Лейбористам и раньше удавалось добиваться таких отрывов в середине каждого срока полномочий премьер-министра. Нельзя, конечно, было исключить, что и на этот раз получится так же. Но у Киннока были и другие козыри.
Изменения, происходившие в международной обстановке, тоже работали на лейбористов. Перемены в странах Восточной Европы, демонтаж советской империи делали невозможным и дальше соглашаться с упором на мощную оборону и ограничением ради этого социальных расходов, на чем продолжала настаивать Тэтчер. Тэтчер не смущало то, что она идет не в ногу с Западной Европой — она всегда шла именно так, — но теперь положение менялось. То, что в 50-е годы Великобритания оказалась в стороне от начинавшейся западноевропейской интеграции, со временем нанесло ей же весьма ощутимый ущерб. Теперь страна просто не могла себе позволить остаться за бортом интеграции, намеченной на период после 1992 года. Да и как бы ни был авторитетен лидер Англии, ни Буш, ни Горбачев не проявят к этой стране интереса, если она изолирует себя от новой Европы.
Неожиданные трудности для премьер-министра возникли и в связи с массовым убийством студентов и других сторонников демократии на площади Тянаньмэнь в-Пекине в июне 1989 года. После кровопролития Тэтчер подтвердила, что Англия, несмотря ни на что, будет придерживаться соглашения 1984 года о возвращении Гонконга Китаю в 1997 году. Сознавая, что такое решение может вызвать трудности на национальной почве в Великобритании, она не пошла на предоставление права жительства в Англии 3,3 миллиона китайцев в этой королевской колонии, у которых были британские паспорта. Это вызвало взрыв возмущения в Гонконге, где правительство Тэтчер стали обвинять в попытках уйти от ответственности, лежащей на бывшем центре империи, пусть и распавшейся. Под этим давлением Тэтчер в конце 1989 года согласилась допустить в страну 225 тысяч лиц с высшим образованием, служащих и деловых людей; но спору все равно не было видно конца. Премьер-министру было гораздо легче добиться поддержки в парламенте политики насильственной репатриации вьетнамцев, которые добирались на лодках из своей страны до Гонконга, надеясь получить там политическое убежище. Решение Тэтчер отправить назад тех, кого британское правительство не считало настоящими политическими беженцами, вызвало возмущение во всем мире. Тэтчер отмахнулась, заявив, что колония не сможет справиться с таким притоком населения и что другие страны — в том числе и осуждающие ее политику — тоже отказываются принять этих беженцев. Эти взаимосвязанные вопросы постоянно присутствовали в газетных заголовках, но фактом было и то, что, сколь бы ни была противоречивой позиция Тэтчер о недопущении иммиграции, она никогда не приводила к потере ею голосов на выборах. По этому вопросу, как и по большинству других проблем внешней политики, Тэтчер чутко улавливала настроения избирателей и никогда не заходила слишком далеко, подыгрывая ностальгии по «доброй старой маленькой Англии», воспоминание о которой глубоко засело в национальном характере.
Эта ее внутренняя прочность в сочетании с потрясающей соревновательной злостью, которая движет Тэтчер в трудной борьбе, означают, что при всех трудностях, с какими она столкнулась в третий срок пребывания у власти, мало кто заключил бы сейчас пари, что премьер-министр не выставит свою кандидатуру и на четвертый срок подряд. Поистине, для того чтобы консерваторы проиграли, абсолютно все должно пойти как-то не так. Многие британцы испытывают в отношении своей Мэгги смешанные чувства — высокое уважение, но без особой любви. А это означает, что она никогда не сможет уверенно рассчитывать на победу. В конце 1989 года переживавшиеся ею трудности были таковы, что возникла непродолжительная и неудачная попытка бросить вызов ее лидерству в рядах самих тори, — первая попытка такого рода за пятнадцать последних лет. Тэтчер не опасалась тогда проиграть малоизвестному «заднескамеечнику» Энтони Мейеру, но она была всерьез обеспокоена возможностью того, что прочность ее позиций будет подорвана нарастанием числа воздерживающихся при голосовании. Угроза эта не стала явью. Отсюда можно было сделать вывод, что, когда дело дойдет до серьезных политических столкновений, партия будет по-прежнему сплачиваться в поддержку единственного лидера, который сумел одержать три победы кряду.
Иной вопрос, станет ли так поступать страна в целом. Однако у тори было одно почти непоколебимое преимущество. Их стоместное большинство в парламенте было так прочно, что для победы лейбористов в 1991 или 1992 году нужен был подлинный переворот в настроениях избирателей, по масштабам сравнимый с тем, что привел к поражению Черчилля в 1945 году. «Если бы у нас было только на 25 мест меньше, чем у консерваторов, нет сомнения, что мы бы выиграли следующие выборы, — заявил в 1989 году заместитель лидера лейбористской партии Рой Хэттерсли, — но с того уровня, с которого мы начинаем, нельзя с уверенностью утверждать, победим ли мы или всего лишь уменьшим этот разрыв» {19}. Перед лейбористами стояло несколько трудностей. Одна заключалась в том, что назначать дату выборов предстояло Тэтчер, и можно было быть уверенным, что по мере их приближения она развернет решительное и мощное наступление. Другой проблемой было то, что, хотя Киннок на посту лидера партии заметно вырос во всех отношениях, никто не рискнул бы даже отдаленно сравнивать его интеллект, силу его внутренней мотивации и авторитет с теми же качествами Тэтчер. И наконец, большая часть принадлежавших тори мест была практически неуязвима. Это была третья трудность, на которую лейбористам приходилось искать какой-то ответ. За исключением собственно Лондона, консерваторы удерживали в 1989 году почти все места в процветающей южной части Англии. Было мало шансов, что лейбористам удастся сколь-нибудь существенно изменить соотношение в этих районах в свою сторону. Однако это не было невозможно, особенно если бы ржавчина, которая коснулась «железной леди» в середине третьего срока, обернулась бы настоящей усталостью металла.
Глава двадцать первая
ТЭТЧЕР И ВЕЛИКОБРИТАНИЯ: ИТОГИ И БУДУЩЕЕ
В предназначенном только для членов парламента фойе палаты общин стоят скульптурные портреты крупнейших британских политических деятелей XX века: Уинстона Черчилля, Ллойд-Джорджа и Клемента Эттли. Два постамента пока свободны, и можно не сомневаться, что на одном из них когда-нибудь появится мраморный бюст «железной леди». Как и ее уважаемые предшественники, она по праву может считаться одним из крупнейших национальных политиков. Тэтчер изменила Великобританию, заставив саму страну напряженно работать, а внешний мир — снова считаться с ней. Она сломала длившуюся сорок пять лет, на протяжении всего времени после второй мировой войны, приверженность к государству всеобщей социальной защищенности. Она изменила правила политической игры, добилась усиления роли Великобритании в мире и направила страну на иной путь развития, поставив перед ней новые цели и задачи. После десяти с лишним лет правления она создала то, что можно назвать «Великобританией образца Маргарет Тэтчер».
Не испытывая сомнений ни в себе, ни в своих убеждениях, Тэтчер осуществила революцию, опираясь на одну только силу воли. Она появилась на политическом горизонте как атакующая кавалерия и в самый нужный момент, чтобы спасти страну от экономической катастрофы и политического забвения. Какой была бы сейчас Великобритания, если бы десять лет тому назад она не встретилась бы с Тэтчер, — невозможно представить.
Со времен Суэца значение Великобритании в международных делах не было столь большим, как в 80-е годы. Действия Тэтчер, направленные на то, чтобы способствовать прекращению гражданской войны в Зимбабве, укрепили доверие к Англии в Африке. На Ближнем Востоке лидеры арабских государств, разочарованные отсутствием у администрации Рейгана интереса к поискам мирного урегулирования, обратились за поддержкой к Тэтчер. Кампания на Фолклендах предупредила весь мир: Англию рано списывать со счетов в военном отношении. Если потребуется, она вполне в состоянии организовать успешную операцию.
У Соединенных Штатов не было в 80-е годы более преданного друга, чем тэтчеровская Великобритания. Мэгги, не раздумывая, в первые же минуты поддержала в декабре 1989 года начатое по приказу президента Джорджа Буша вторжение войск США в Панаму. Антисоветизм Тэтчер был хорошо известен и не вызывал сомнений. Поэтому Запад относился к ее политике на советском направлении с таким же доверием, каким пользовался Ричард Никсон при нормализации американо-китайских связей. Именно Тэтчер в 1984 году «открыла» Михаила Горбачева, назвав его человеком, с которым Запад может иметь дело, и он постоянно помнил о том значении, какое имели эти слова Тэтчер. Повышение роли Англии в отношениях между Востоком и Западом на протяжении этого десятилетия стало прямым следствием неуступчивости и жесткости Тэтчер и ее особых отношений с Рейганом и Горбачевым.
При всех успехах, какие ей удалось одержать во внутренней и внешней политике, естественно, она не смогла решить всех проблем и даже создала некоторые новые. 90-е годы ставят перед ней как премьер-министром новые трудные задачи. Окончание холодной войны требовало от одного из ее рыцарей — Тэтчер, — чтобы она сумела приспособиться к новым временам. Иначе — в обстановке, когда разваливающийся советский блок прощался с коммунизмом, — она бы просто осталась позади. Нелегко ей было бы преодолеть и свое глубокое нежелание идти на интеграцию с Европой.