Маргарет Тэтчер. Женщина у власти
Шрифт:
Тэтчер понимала, что в системе образования требует перемен все: от школьных программ до ответственности университетов за использование средств, выделяемых им правительством. Школьное обучение было бесплатным, но содержание программ контролировалось местными органами власти, Тэтчер хотела положить этому конец и добиться принятия единых общенациональных программ. ГЕРБИЛ был принят парламентом и стал Законом о реформе образования 1988 года. Это был поистине революционный шаг, означавший возврат к первоосновам, установление большего контроля центрального правительства над системой образования и приведение ее в большее соответствие с тем, как организована такая система в континентальной Европе. Родители получали больше прав в выборе школы для своих детей, а сами школы могли по собственному решению выходить из подчинения местным властям и получать ассигнования непосредственно от центрального правительства. Для школ, находящихся на государственном финансировании, устанавливались три уровня общенациональных
На университетском уровне реакция на реформы была иной. Руководство университетов назвало новый план «рецептом катастрофы». Ликвидация права пожизненного найма, заявил один из руководителей Ассоциации университетских преподавателей Пол Котрелл, «облегчает увольнение ученых» и представляет собой угрозу академическим свободам, поскольку вынуждает ученых подчинять свою работу приоритетам, устанавливаемым правительством, а не интересам свободного научного поиска. Не, как сказал член парламента от консервативной партии и бывший министр высшего образования Джордж Уолден, «групповые интересы, сложившиеся в системе высшего образования, лишали ее способности к самообновлению, и правительство просто вынуждено было вмешаться». Но самое серьезное недовольство было вызвано необходимостью отчитываться за использование выделяемых из бюджета средств.
По мнению Тэтчер, система образования, как и неэффективно работающие отрасли промышленности, была приучена к тому, что правительство вытащит ее из трудностей независимо от того, насколько хорошо или плохо работает сама эта система. Тэтчер считала, что университетская система в целом и Оксбридж [29] в особенности являются оплотом социалистических настроений. Профессора — многие из которых к тому же всего лишь самонадеянные интеллектуалы и леваки — расселись по башням из слоновой кости, преподают никому не нужные курсы, брюзжат и жалуются вместо того, чтобы начать наконец делать что-то полезное. Тэтчер такое положение не устраивало.
29
Принятое в Англии сокращенное обозначение Оксфордского и Кембриджского университетов вместе.
Премьер-министр не видела оснований освобождать систему образования от тех же самых требований, которые она предъявила и к большинству других сторон и сфер британского общества. Образование тоже должно было быть поставлено перед необходимостью экономить, соотносить затраты и получаемый результат, приучиться к мышлению рыночными категориями. Без всего этого страна не могла бы вновь обрести конкурентоспособность и удержать ее (в длительной перспективе. — Прим. перев.). С начала 1900-х годов правительство выделяло немалые ассигнования университетам страны. Роберт Джексон, который был министром высшего образования в правительстве Тэтчер в момент принятия Закона о реформе 1988 года, указывал, что за этот период расходы на нужды университетов увеличились в восемь раз, а валовой национальный продукт — лишь втрое. «После того как на протяжении 50-х и 60-х годов в университеты и научные исследования накачивались средства, а ученые говорили: «Дайте нам деньги и ни о чем не спрашивайте», — люди должны были рано или поздно начать задавать вопросы», — говорил Джексон {4}.
Сама Тэтчер в бытность министром образования в 70-е годы пробивала значительные ассигнования на эти цели. Но став премьер-министром, она оказалась в первых рядах тех, кто начал задавать вопросы. В 1981 году она начала сокращать ассигнования — не в абсолютном выражении, но их долю среди других расходов правительства. В 1978 году, например, 75 процентов от общего объема правительственных ассигнований на нужды университетов не сопровождались никакими условиями. Через десять лет доля безусловных ассигнований была уже только 55 процентов. Университеты громко протестовали — можно даже сказать, галдели и хлопали крыльями, как потревоженные гуси. Имя Тэтчер стало ненавистным в кампусах как следствие ее политики в вопросах ассигнований.
Ненависть доходила до того, что в 1985 году Оксфордский университет отказал ей в присуждении почетной степени. Премьер-министры Эттли, Макмиллан, Вильсон и Хит получили такие степени в первый же год своего пребывания в должности; Иден и Дуглас-Хьюм — еще до того, как стали премьер-министрами. Все они были выпускниками Оксфорда, как и Тэтчер. Вопрос о присуждении ей почетной степени рассматривался между 1979 и 1983 годом трижды, но всякий раз комитет не выдвигал ее кандидатуру. Наконец еще двумя годами позже ее кандидатура был выдвинута; тут-то и разразилась буря. 275 деканов колледжей и факультетов выступили с протестом, заявив, что правительство Тэтчер «наносит глубокий и систематический ущерб всей системе общественного образования Великобритании, от детского сада до программ фундаментальных научных исследований». 738 голосами против 319 члены ученого совета высказались против присуждения ей почетной степени, чем повредили скорее университету, нежели премьер-министру. Тэтчер отреагировала с достоинством: «Им решать, кому они хотели бы оказать честь, — я ничего не выпрашиваю» {5}. Но это решение лишь утвердило ее во мнении, что старейшины академического корпуса — всего только узкая группка близоруких интеллектуалов, которые не знают и не хотят знать, по каким законам живет настоящий мир. Она не опустится до подобной узколобости. А кроме того, в ее руках ключи к университетским ассигнованиям в 4 миллиарда долларов, и эти вожжи она не ослабит.
Последствия ее наступления начали ощущаться очень быстро. К 1988 году в Оксфордском университете было 122 преподавательских вакансии, но выделенные ассигнования позволяли заполнить только 25 из них. Две из самых престижных «королевских» кафедр университета, основанные британскими королями несколько веков назад, в 1989 году оказались без заведующих и без средств. Тысячи преподавателей уехали из Англии в США, соблазненные более высокой зарплатой и большими возможностями для научной работы. Известный философ Бернард Уильямс из Оксфорда и урбанист Питер Холл из Ридингского университета перебрались в Беркли, крупнейший из оксфордских историков Майкл Говард — в Йэйлль {6}.
Тэтчер не сдавалась. Она видела, что британские университеты стонут под бременем огромного числа преподавателей, получивших право пожизненного найма, защищенных системой гарантированной заработной платы государственных служащих, преподающих дисциплины и курсы, нужные лишь им самим. На нее не производили впечатления аргументы, что пользу университетов нельзя мерить критериями эффективности или что курс по истории средневековой литературы, который слушают всего один-два студента, определяет престиж университета. Правительство не могло позволить подобной роскоши. К 1990 году Тэтчер хотела иметь на 35 процентов больше выпускников — специалистов по естественным наукам и на 25 процентов больше инженеров, чем в 1980 году. Студенты, считала она, должны приобретать те специальности, которые необходимы стране для поднятия ее конкурентоспособности. Тэтчер готова была примириться с временной утечкой мозгов за границу как с неизбежным злом, подобно тому как примирилась она с утроением безработицы в течение двух первых сроков ее полномочий. Система нуждалась во встряске.
Когда критики заявляли, что с университетами нельзя обращаться как с заводами, она спрашивала — а почему? Английским университетам никогда не приходилось самим зарабатывать себе на жизнь, как это делают частные университеты в США. Оксфордский университет, например, зарабатывает в год около 12 миллионов долларов; Гарвардский — 4,5 миллиарда. Когда в 1988 году Оксфордский университет, проконсультировавшись у своих коллег в Гарварде и Принстоне, начал кампанию по сбору пожертвований, громче всех это приветствовала Тэтчер. До этого университет никогда не пытался получить никаких пожертвований от 116 тысяч своих выпускников, многие из которых входят в число самых преуспевающих и богатых людей мира.
Разобравшись с системой образования, Тэтчер решила применить принципы свободного рынка к Национальной системе здравоохранения (НСЗ), этому подлинному бриллианту в созвездии всех тех, кто существует за счет социальных ассигнований правительства. Целью, объясняла премьер-министр, было предоставить врачам и больницам большую свободу действий, одновременно снизив в здравоохранении неоправданные издержки и добившись более экономного расходования государственных средств. Противники Тэтчер в этом вопросе, однако, полагали, что на самом деле она стремится добиться приватизации здравоохранения. Она действительно хотела бы этого, будучи убеждена, что частная медицина окажется более эффективной; но Тэтчер понимала, что страна этого не потерпит. Когда она попыталась ввести частное страхование, в парламенте премьер-министра подвергли настоящей расправе. Ее предварительные и ориентировочные предложения на этот счет Нейл Киннок назвал «дешевой и скверной стратегией дешевого и скверного правительства». Тэтчер отступила, но продолжала дразнить систему. Некоторые больницы начали арендовать рентгеновское оборудование вместо того, чтобы покупать его. Питание больных и организация охраны больниц в некоторых случаях тоже перешли к частным фирмам. Несмотря на то что, по данным опросов общественного мнения, более 90 процентов англичан возражали против таких мер, была введена плата за профилактические осмотры у окулистов и стоматологов. Вместо врачей администраторами в некоторых больницах стали профессиональные менеджеры.