Маргарита
Шрифт:
Сыграли один куплет.
— Имею честь, — произнесла гостья, как только замолкла музыка, — представить вам наследницу всех капиталов господина Смирнова, — она повернула к собаке голову, — поздоровайся, пожалуйста, с господами.
Собака села и подняла правую лапу.
У двоих слова вызвали оцепенение, но опытный от «Торговой» смекнул сразу, подошел первым и нагнувшись рукопожал.
— Искренне признателен за эти счастливые минуты знакомства, — а отходя, снова шепнул: — Не стой, Лёня, как дуб.
— Э,
Третий — генеральный директор ОАО «Шилково» — уже суетился сзади.
— От всего огромного коллектива, от себя лично, от… — он сменил согнутую позу, встав на колено, и поцеловал черную шерсть.
— Трезвым когда-то бывает? — риторически спросил «опытный» у «центрального».
Собаке не очень понравилось, она повела носом в сторону «поцелованного», поставила лапу и недовольно взглянула вниз на нее.
До входа в VIP-зал было очень недалеко, там ждали, и, чтоб отогнать других, на двери с внутренней стороны висела бумажка «Трубу прорвало».
Гостья и собака направились первыми, за ними, разворачиваясь, опять по ранжиру, двинулись остальные.
— Мило, мило, — похвалила гостья, ступив несколько шагов в VIP-зал, — скатерти мне нравятся, и главное — хорошо отстираны.
«Твари, — произнес про себя генеральный аэропорта, — я ж новые велел постелить».
И обратился к гостье с зелеными мерцающими глазами:
— Чем богаты, как говорится, тем и рады. Извольте с дороги откушать.
— А почему нет?
На левой руке женщины — сколько же это стоит — широкий платиновый браслет с огромными по нему изумрудами, каратов тут в сумме, наверное, двести.
— А вы богаты, господа, — оглядев главный — «избранный» — стол, произнесла дама, — стерляжья икра, — она обратилась к собаке, уже спущенной с поводка: — Это не иранская дребедень, и не из немецких садков — настоящая браконьерская. Тебе, милая, надо попробовать.
Генеральный аэропорта злобно прошептал метрдотелю:
— Ты за скатерти ответишь.
— Новые, у меня чеки из магазина.
— Это ты мне, — он едва подавил пытавшийся вырваться голос, — мне рассказываешь про чеки?
Самке-ротвейлер уже поднесли густо намазанный бутерброд, та, осторожно понюхав, взяла половину в рот, подержала, и отправила весь целиком.
— Кушает, — умилительно произнесло несколько голосов.
Даме наливали «Бордо».
— А, это жареные бараньи яички? Всем рекомендую, господа. В Киргизии забили целое стадо, сами-то они что едят, кроме лепешек?
Собака повела носом в сторону блюда.
— Тебе, милая, пока ни к чему — это для стимулирования людей среднего и старшего
Кроме трех самых главных, с ловкой рядом прислугой, остальные разместились у другого стола, проще в чем-то блюдами, но не обиженного. «Опытный» знал — деликатность в употреблении будут держать только первые десять минут.
У Ришельевича кроме всякого добра был еще отдельный коттедж — не на Рублевке, и неизвестный почти никому.
Самое время приехать Рогнеде, но всегда эта дрянь опаздывает.
Коньяк на столе, он пьет совсем по чуточке, потому что лишние дозы «перед этим делом» к хорошему не приводят.
И не очень внимательно смотрит на экран телевизора, где показывают аккуратный, несмотря на сибирскую глухомань, городок Забуйск и рассказывают про молодые годы родившегося там лидера новой партии «Эх, Россия».
Забулькало вдруг в животе, и потянуло на расслабление.
Ришельевич поспешил в туалет.
И скоро вышел, довольный, что очищение произошло вовремя.
Где ж черти носят Рогнедку?
Большая комната в полумраке… он сначала не понял — она приехала?
Нет, понял.
Хотя снова не понял.
За столиком, где сидел он, сидят два мужика.
Из охраны?
Не может быть — те снаружи, и без приказа появиться не смеют.
Но главное — один мужик отхлебывает из горла его коллекционный коньяк, передает другому, и тот тоже отхлебывает.
Ришельевич, застывши, простоял секунд пять…
— Присоединяйся, чувак, — дружелюбно предложил кругловатый с откровенно скотскою мордой.
— Или там постой, — предложил другой очень неласково, взглянув на него одним темным, а другим неприятно серебрящимся глазом.
Мысль заработала: бандитский наезд, охрана снаружи, следовательно, перебита…
— Мы мирные люди, — опять отхлебывая, проговорил толстый-любезный.
— Но наш бронепоезд стоит на опасном пути, — добавил другой.
— Что вам угодно? — спросил Ришельевич, стараясь глядеть исключительно на любезного и держать себя хладнокровно.
— Россию любишь?
— Грабить он ее любит. Короче, полтинник с тебя.
Нехороший поднялся и сделал к нему два шага:
— Там счет, куда деньги переведешь.
Дальше Ришельевич получил такой удар в ухо, что помнил только — его голова и ноги высоко в воздухе, и на одном уровне.
Хмурое утро, но тихий день
Что там было потом, что там было?
Нет, он помнит.
Хотя не всё, не совсем.
Аугелла, она передала ему нотариально заверенные копии одной из самых крупных международных юридических фирм — вон, пакет на столике…