Маргаритки
Шрифт:
— Есть ли что-нибудь, что не вписывается в то, что ты сказал, — насчет того, будто дом словно бы необитаем?
— Может быть, спальня. Там у них хотя бы стоят фотографии, очевидно недавно сделанные.
Паркет заскрипел, когда Юар двинулся с места.
— Я рассуждал точно так же, как и ты, — сказал он довольным тоном. — И я вот думаю, что нам это дает? Потому что рядом на Ванадисплан живет другая супружеская пара, утверждающая, что очень хорошо знала эту семью. У меня же складывается впечатление, что жившие в этой вот квартире люди были очень закрытыми и не допускали никого слишком близко. Думаю, нам следует
— Что? — спросил Петер, поневоле заинтригованный рассуждениями Юара.
— Что у них была еще одна квартира, где они чувствовали себя гораздо уютнее и где мы смогли бы составить о них гораздо более полное представление.
Она живет в странном мире. Мысль об этом приходила уже не в первый раз, но всякий раз неизменно удивляла. Фредрика Бергман упорно повторяла и себе, и другим, что при выборе профессии руководствовалась карьерными соображениями и не собиралась в ней задерживаться надолго. Объяснение этому упорству было простым и жалким: на работе ей было неуютно.
Единственный гражданский специалист среди полицейских в форме и штатском, девушка раз за разом убеждалась, насколько она тут чужая и насколько не ко двору. Странно, вообще-то говоря, — ведь ни в каких иных сообществах она чужой себя не чувствовала. Но теперь, конечно, стало полегче. Особенно в отношениях с Алексом и Петером, которые изменили свое мнение о ней после расследования дела, над которым они все работали прошлым летом. Боевого крещения для всей группы, так сказать.
В то же время Фредрика осознавала, что и сама изменилась с того времени. Теперь она старалась избегать конфликтов. Поначалу ее все что угодно могло вывести из себя, но тяжело протекающая беременность потихоньку отбила у нее охоту спорить и ссориться по любому поводу. Хотя иногда конфликт случался и не по ее вине. Например, совсем недавно, когда она зашла в дактилоскопический отдел уголовной полиции. Она задала один-единственный простой вопрос: не совпали ли отпечатки пальцев неопознанного мужчины, найденного у университета, с чьими-либо отпечатками в их собственной базе данных или в базе данных Миграционного управления.
Вопрос прямо-таки вывел сотрудницу отдела из себя. Неужели Фредрике неизвестно, сколько работы на них свалилось с тех пор, как Гудрун доработалась до психического срыва в прошлом месяце? Или непонятно, что сейчас все силы брошены на расследование дела о байкерской банде?
Фредрика не поняла реакцию женщины, так как не была знакома с Гудрун и ничего не знала о деле байкерских банд. К тому же она сильно сомневалась, что задержка вызвана названными причинами. Скорее всего, сотрудница просто забыла проверить отпечатки пальцев погибшего.
— Это ж надо — вломиться и требовать невесть чего, — кипятилась та, сидя за компьютером. — Сразу видно, что нет ни полицейского опыта, ни понятия о приоритетах!
Фредрика в ответ лишь выразила сожаление, что коллега так занята: пусть позвонит, когда будут результаты, — дело может день-другой подождать. И, поблагодарив, поспешно зашагала к лифтам.
Она сильно прибавила в весе. Мама удивлялась, конечно, какая дочь худенькая на таком большом сроке беременности, но Фредрике
— Что, не терпится тебе? — шептала Фредрика, положив руку на живот. — Мне тоже.
Когда родители спросили, планировала ли она эту беременность, Фредрика ответила утвердительно, но не стала вдаваться в детали. Да, ее планы обрели окончательную форму прошлым летом, тем летом с нескончаемыми дождями. Фредрике исполнялось тридцать пять лет, и пришла пора определиться насчет ребенка. Точнее, как относиться к его отсутствию. Особого выбора у нее не было: оставалось либо усыновить ребенка, либо съездить в Копенгаген и решить проблему с помощью искусственного оплодотворения. Или попробовать найти спутника жизни и завести детей естественным путем.
Но это казалось не так-то просто. Шли годы, а у нее так и не получалось завязать ни с кем длительных отношений. После каждого разрыва она возвращалась к Спенсеру, навсегда завязшему в своем браке, в котором ни он не был счастлив, ни его жена.
Лишь находясь в отпуске в датском Скагене, Фредрика решилась затронуть беспокоившую ее тему.
— Я хочу усыновить ребенка, — сказала она. — Я хочу стать матерью, Спенсер. Я пойму, если ты скажешь, что не можешь или не хочешь в этом участвовать, но я не могу с тобой этим не поделиться.
Ответ Спенсера оказался неожиданным. Он разразился длинной сердитой тирадой: как отвратительно лишать детей родины и привозить их в Швецию только ради прихоти стосковавшихся в одиночестве взрослых.
— Ты действительно хочешь участвовать в этом безобразии? — спросил он.
Тут Фредрика не выдержала и разрыдалась:
— А какой у меня выбор? Скажи мне, Спенсер, что мне в таком случае остается делать?
И они принялись подробно обсуждать свои планы.
Фредрика улыбалась. Ребячество, разумеется, но забавно вспомнить, как переполошились родители, узнав о ее затее.
— Фредрика, умоляю, что на тебя нашло? — недоверчиво спрашивала мать. — И кто он вообще, этот твой Спенсер? Давно ты его знаешь?
— Больше десяти лет, — ответила она тогда и посмотрела прямо в глаза матери.
Фредрика сглотнула. Это все беременность и гормоны — нервы никуда не годятся. Она то смеется, то рыдает. Наверное, пора взглянуть на себя со стороны. А то странной ее считают не только в полиции, но и дома.
Она растерянно потянулась за протоколом, составленным на месте происшествия, где был обнаружен неустановленный мужчина. Документов, подтверждающих личность, при себе нет. В розыск никем не объявлялся. Личные вещи практически отсутствуют. Согласно заключению врача, осмотревшего труп в больнице, никаких повреждений, указывающих на насильственные действия, на теле нет. Впрочем, вскрытие и судмедэкспертиза еще впереди.
Фредрика посмотрела на лежавший перед ней пакет с личными вещами мужчины. Листок бумаги, исписанный арабскими буквами. Золотая цепочка. Завернутое в бумагу кольцо с черным камнем. Еще бумажка, свернутая в маленький твердый шарик, — ей пришлось повозиться, чтобы его развернуть. Снова арабская вязь. И еще карта, тоже скомканная, — план города. Похоже, страница, вырванная из старой телефонной книги. Фредрика наморщила лоб. План изображал центр Упсалы. На полях тоже было что-то написано по-арабски.