Мари Галант. Книга 1
Шрифт:
Мобре говорил совершенно серьезно. Он не шутил, усмешка исчезла с его лица. Мари почувствовала, как вместе с любопытством в ее душе зашевелилось смутное беспокойство. Она засомневалась, хотела шагнуть к двери, но замерла на месте. Режиналь понял, что победа на его стороне и Мари его выслушает.
– Надеюсь, вы сжалитесь надо мною, – сказала она. – Даю вам две минуты. Признайтесь, что в моем состоянии это значит проявить добрую волю. Но ради Бога – поторопитесь! Что вы хотели мне сообщить?
Он смущенно потер руки, отступил на шаг, прошелся вперевалку по комнате и наконец заговорил с сокрушенным видом.
– Я хотел, дорогая Мари, – глухо пробормотал он, – сообщить вам о своем намерении жениться…
Мари застыла словно громом пораженная и лишь озадаченно повторила:
– Жениться?!
– Да, – подтвердил
Он услыхал, как она тяжело вздохнула. Потом зашагала по комнате. Он держался все так же смиренно, однако решился бросить на нее торопливый взгляд и заметил, что она больше не плачет, а, напротив, выглядит решительной, что он отнес на счет удивления.
– Жениться! – опять повторила она. – На ком?
– На мадемуазель де Франсийон…
Мари снова взорвалась:
– На Луизе?! На Луизе?! Однако…
Генеральша задыхалась. Она и сама не понимала, что с ней происходит. Почему она допускала мысль о том, что Режиналь может быть любовником Луизы, но считала невероятным его желание жениться на мадемуазель де Франсийон.
Он подтвердил:
– Да, мадам, на Луизе…
– Ну и ну!..
– Мадам! – с едва скрытым цинизмом заметил он. – Я удивлен тем, что это сообщение не вызвало у вас большой радости…
– Признайте, что мне есть от чего удивиться! – Да, я, разумеется, мог бы заранее поделиться с вами своими планами, но не хотел забегать вперед, пока не договорился обо всем с вашей кузиной.
– Да уж, – глухо проворчала Мари, чувствуя себя подавленной, – нынче ночью, к примеру, у вас было предостаточно времени для откровений. Однако не забывайте, сударь: вы не сможете жениться на Луизе без моего согласия.
Шевалье удивился:
– Но ведь Луиза в том возрасте, когда она сама может принимать решения! И, насколько мне известно, не находится под опекой!
– Вот тут вы ошибаетесь, сударь! – торжествуя, воскликнула Мари. – Вы, конечно, не знаете, что специальным королевским ордонансом отцам запрещено под страхом строжайшего наказания выдавать дочерей за иностранцев без официального разрешения федерального губернатора?
– Мадемуазель де Франсийон – сирота…
– Она моя кузина. У меня на нее такие же права, как если бы она была моей дочерью. Сверх того, я – губернаторша Мартиники и ни за что не дам этого разрешения!
Мобре внезапно помрачнел. Мари решила, что он раздосадован оттого, что в самом деле любит Луизу, и опечалился потому, что генеральша противится их браку. Мари не знала, что разрушила задуманный Режиналем план; она и вообразить не могла, что он придумал историю с женитьбой единственно для того, чтобы склонить Мари к компромиссу. Он высчитал, что губернаторша скорее всего воспротивится этому браку. А он сделает вид, что подчиняется ее решению, отказываясь тем не менее порвать связь с мадемуазель де Франсийон. Если Мари им дорожит, ей придется смириться с тем, чтобы делить с кузиной его любовь, и все пойдет, как раньше: Режиналь останется любовником обеих женщин. Он не учел, что Мари своей властью сметала его угрозу и он больше не мог под предлогом женитьбы пробудить в ней ревность.
Он понятия не имел об упомянутом королевском ордонансе и впервые за время своей дипломатической карьеры ощутил беспомощность.
– Вы сделаете несчастными сразу двух человек, – продолжал он тем не менее. – Луиза меня любит, и я, как мне кажется, люблю ее довольно для того, чтобы назвать своей женой…
– Вы хотите дать этим понять, что совершенно ее не любите?
– Я глубоко тронут ее чувствами ко мне.
– Вот еще один довод, чтобы я воспротивилась этому браку! Нет, шевалье, вам не видать моей кузины. Никогда! Я слишком хорошо вас знаю. И слишком сильно люблю Луизу, чтобы рисковать, выдав ее за мужчину, совершенно несходного с ней темпераментом. Луиза молода, сударь, и, если ее чувства к вам искренни, она, разумеется, будет страдать, но не так долго, как зрелая женщина, привязавшаяся к вам на закате своей молодости. Луиза забудет вас, сударь; я сделаю для этого все возможное.
Режиналь понял ее намек на собственные чувства к нему, когда она заговорила о зрелой женщине. Он вдруг заявил:
– Вы, мадам, может быть, не знаете, на какие крайности способен человек, когда его страсти пытаются обуздать?
– Что вы хотите сказать?
– Чувства мадемуазель де Франсийон так сильны!.. Боюсь, она предложит мне бежать с ней.
Мари расхохоталась:
– Похищение? Как в Париже?.. Мои поздравления! Не забывайте, сударь, что мы на Мартинике, а вы, кажется, не учитываете, что хозяйка здесь – я! Впрочем, мне волноваться нечего. Луиза воображает, что любит вас. Она, повторяю, молода и, сверх того, глупа. Достаточно одного взгляда на нее, чтобы определить все ее слабости. Чего она на самом деле хочет? Чего добивается? Она и сама не знает. Вы явились в этот дом и стали первым мужчиной с изысканными манерами, поселившимся в замке Монтань. Этого оказалось достаточно: глупая девчонка решила, что любит вас! Поэтому, кстати, она и попалась вам в руки. Признайтесь, что вам стоило совсем небольшого усилия, и она стала вашей любовницей.
Режиналь пожал плечами и покачал головой с видом глубокого сострадания.
– Я подозревал, – огорченно проговорил он, – что вам все уши прожужжали сплетнями о нас с Луизой. И вот доказательство!
Он сделал шаг навстречу Мари и в волнении произнес:
– Возможно, теперь вы понимаете причины, заставляющие меня жениться на Луизе?
– Разумеется, нет. Однако надеюсь, что вы их изложите!
Режиналь напустил на себя вид мученика, непонятого человека, невинной жертвы.
– Мадам! – произнес он. – Я бы хотел, чтобы вы поняли: женясь на мадемуазель де Франсийон, я хотел лишь положить конец кривотолкам. С первого же дня положение показалось мне очевидным. Я подумал: находясь под вашим кровом, я являюсь жертвой всяческих измышлений. Меня обвинят в том, что я оказываю на вас влияние. Как я вам уже объяснял, когда вы принимаете меры, ущемляющие интересы колонистов, когда подписываете ордонанс не в их пользу, вина за это возлагается не на вас, а на меня, вашего советчика, беззаветно вам преданного, как, должно быть, считают многие. Сверх того, человек моего круга, живущий в окружении женщин вдали от света, должен быть готов к сплетням. Мари, вы прекрасны, вы красивейшая женщина на Мартинике, однако – не желая вас обидеть – я могу сказать, что вы недурно пожили. Мы оба приближаемся к тому возрасту, когда нас нельзя больше заподозрить в совершении глупостей, как это принято называть. Кроме того, мадам, великое горе, постигшее вас, и то, как тяжело вы его переживаете, ставят вас выше каких-либо подозрений. Но я! Но Луиза! Мы подвергаемся злословию, это уж точно! Те, кто еще не может меня упрекнуть в том, что я вашими руками творю политику на острове, пытаются – не сомневайтесь в этом – меня опорочить, обвиняя, даже в ваших глазах, в том, что я – любовник мадемуазель де Франсийон…
Он умолк. Мари выслушала его с огромным вниманием. Она была вынуждена признать, что его слова не лишены логики. Он был прав. Такой человек, как шевалье, колет глаза всем честолюбцам, особенно Мерри Рулзу, который, сверх того, видит в Мобре соперника.
Она вдруг с облегчением вздохнула, словно тяжкий груз свалился с ее плеч.
– Знаете, дорогая Мари, – продолжал Режиналь, – я ничуть не удивлюсь, если майор любыми способами попытается заставить всех поверить в то, что замок Монтань стал притоном, скопищем разврата. У него повсюду шпионы. Они докладывают ему о самых незначительных событиях, а он сам сочиняет разные байки и распускает их по всему острову! Враги попытаются разом напасть на нас отовсюду, опорочив в глазах и колонистов, и отцов иезуитов, и доминиканцев. На вас станут оказывать давление. А вот если я женюсь на Луизе, все сейчас же станет на свои места. Никто ничего не сможет сказать…
Мари и бровью не повела. Она по-прежнему хранила молчание.
– Я знаю, – продолжал шевалье, – что многие уже считают Луизу моей любовницей. Пусть так!
Бог свидетель: я считаю это оскорблением для вашей кузины и готов проткнуть шпагой каждого, кто позволит себе столь лживый намек. Но для вас, Мари, так было бы лучше!
Она метнула на него взгляд и быстро спросила:
– Почему?
– Потому что можно подозревать всех, – горячо подхватил он, – меня, Луизу – всех, но не вас. Лучше будем опорочены мы с Луизой, нежели вы. Учитывая ваше высокое положение, а также ради будущего вашего сына Жака, вы должны быть выше подозрений и оставаться чистой; ваша репутация должна быть безупречной… Я люблю вас, Мари, всей душой, но еще больше уважаю и потому охотно приношу себя в жертву…