Мари из Шварцберга
Шрифт:
Выручает меня склеп. Тут нет газа, электричества и отопления, но всё же. Готовлю я возле городской свалки, где всем плевать на костры.
Я посмотрела круглыми глазами на этого странного человека и спросила:
– Почему именно вы?
– Так получилось.
– А это можно исправить?
– Может и да, но способа пока нет.
Вдруг в помещение влетел холодный ветер. Чёрные тени вползали и вырастали. Они не могли его задеть, а я находилась в кольце света:
– Мари, они будут вас пугать. Только не выходите за круг!
Фантомы бились в проекцию круга на
– Они не достанут, стой на месте!
Незнакомец не мог ничем помочь. Но небо стало чуть светлее и тени ослабли. Мрак отступал, предвкушая утро. Я испугалась, села на пол и закрыла лицо руками:
– Это всё неправда, это не на самом деле! – мне не удавалось успокоиться.
– К сожалению всё реально.
– Молчи, бомж волшебный, мне надо успокоиться!
Он достал сигарету и винтажную Zippo, напоминавшую о былой жизни:
– Хорошо, но не все тайны раскрыты, – с улыбкой сказал он
– О чём речь? – заинтересовалась я, поднимая голову.
– А как же дым?
– Точно, а откуда…
В этот миг он прикурил, затянулся и выдохнул дым синего цвета мне в лицо, не дав договорить:
– А отсюда, – был его ответ, последнее, что сказано им.
Я очнулась, сидя на остановке. И взглянула на исчезающую надпись на стене: «Qui quaerit, reperit». Я встала и осмотрела свои карманы, ожидая, что там найду.
«Теперь ты – Хранитель, а я очень устал, больше нет сил, но мне не хотелось, чтобы кто-то видел, когда я уйду. Ты можешь занять мой склеп.
Кстати, синий дым не только усыпляет, но и маскирует следы, а сигарета была для эффектности».
Начался новый день. Я шла по улице, ощущая покалывание в пальцах. Покалывание Света.
Эпизод 2: Символ в символах
В городе Чёрной горы тьма повсюду, и лишь Хранитель способен защитить жителей от кошмаров и вселения злых духов. Он один, но в темноте луч света всегда очень яркий. Меня зовут Мари, а мой город называется Шварцберг.
Прошло всего несколько дней, как мне передали Хранителя, но последствия были видны невооружённым глазом. Я ничего не могла делать, осмысливая произошедшее. За это время количество пациентов в психиатрических лечебнице возросло, участились случаи нападений, а коллеги в редакции газеты рассказывали, что им снятся кошмары.
Я старалась помочь, бродила по ночам, чертила руками защитные чары, но этого оказалось недостаточно. Надо было что-то придумать. И чем раньше, тем больше жизней удастся спасти.
Хранитель использует символы, какие-то знаки вроде строчек стихов или погасших фонарей, которые стоит зажечь. И пока никакого символа нет, город утопает во тьме. Никто этого не ощущает так сильно, как я. После того Зигфрид, а именно так звали моего предшественника, передал мне силы, моя эмпатия стала какой-то запредельной. Стали понятны не только эмоции, но и моральные принципы человека, добрый он или злой, щедрый или жадный. Но не обо всех хочется знать такое. Да, вы можете понять кто перед вами, но мысли никому не подвластны. Очень жестокие люди могут совершать благородные поступки из-за жажды общественного одобрения. А добряки могут не осознавать, как портят жизнь людям, выполняя свою работу, например, в органах по соблюдению санитарных норм.
Видеть всю грязь на кухне ресторана – это же правильно, да? А видеть всю черноту этого города тоже неплохо? Я бы его закрыла, как забегаловку, если бы не знала, как много здесь живёт хороших и порядочных людей.
Например, злых духов, которыми одержимы горожане можно изгнать, если они подчиняют волю человека. Так написано в той тетради, что мне осталась. Одержимых по своей воли можно только лишить сознания, коснувшись их лица ладонью.
Обычно злая сущность проникает через сны. И одолеть её можно только там. А мне надо сделать так, чтобы сны людей посветлели. Тогда тьма не прорвётся. Но есть ещё одна проблема.
Одержимых в психиатрической лечебнице надо касаться рукой, чтобы они могли изгнать тёмный дух. Поэтому через пару дней ночью я решила влезть туда.
Лечебница находилась на пустыре за сеткой. В ней имелись прорехи. Судя по всему, здесь лежат не только абсолютные психи и кое-кто умудряется уходить гулять, хотя и на территории места полно. Здание окружено парком, в котором нет ни одной скамейки. А все нижнее ветки на деревьях спилены. Наверно, на всякий случай, чтоб никто не выколол себе глаз.
Я пробралась к зданию и взобралась по пожарной лестнице на высоту перового жилого этажа. У здания имелся нулевой этаж, окна которого заколотили досками. Мне пришлось постараться, чтобы встать на стенном выступе. Нож я воткнула в щель между створок окна и дёрнула вверх, а окно открылось, но передо мной возникло новое препятствие.
Про решётки и в целом изолированность здешних пациентов от мира я несколько позабыла и стала думать: что же делать. Палата от меня скрывали шторы. Вдруг между ними просунулась рука, схватила меня за свитер в районе грудной клетки. Сначала человек притянул меня к себе, а потом с силой вытолкнул. Всё произошло за долю секунды, но я успела коснуться обидчика рукой, забыв, что надела перчатки, чтобы не привлекать внимания. Падать оказалось быстро и не очень больно.
Больно стало, когда я очнулась в больничной палате. Мои руки без перчаток были прикованы к кровати, а рядом с ней на табуретке сидел санитар со шприцом в руке.
– Кто ты и что тебе нужно? – спросил меня этот тип.
– Я работаю в газете, меня зовут Мари Фухс, хотела написать эксклюзивный материал про эпидемию психических расстройств.
– Что ты сделала с тем, кто был до тебя? – задавал он вопросы ровным и спокойным голосом, пугая меня ещё сильнее.
– С журналистом?
– С тем, у кого они также светились, – он иглой шприца указал в район рук, которые я пыталась спрятать в рукава плаща, но мешали наручники.