Шрифт:
Посвящение
Сэру Генри Бульверу,
Дитчингем, 1912.
Мой дорогой сэр Генри!
Прошло около тридцати семи лет, больше жизни одного поколения с тех пор, как впервые мы увидели берега Африки, поднимающиеся из моря. Как много событий произошло с того времени: аннексия Трансвааля, Зулусская война, первая Бурская война, открытие Рэнда, захват Родезии, вторая Бурская война и многие другие дела, которые в нынешние стремительно бегущие времена воспринимаются как древняя история.
Увы! Я боюсь, что если бы мы вновь посетили эту страну, то мало нашли бы знакомых лиц. Однако, одним мы могли бы быть довольны. Теми историческими событиями, в которых и Вы, как правитель Наталя, играли
Однако в этой повести речь идет не о ранней Африке. В 1836 году ненависть и подозрения поднялись на большую высоту между правительством метрополии и его голландскими подданными. Происходившее освобождение рабов и взаимные разногласия привели к беспорядкам в Капской колонии, почти к восстаниям, и буры тысячами бросились на поиски новых мест поселений на неисследованном, заселенном дикими племенами Севере. Об этом кровавом времени я и попытался рассказать: о Великом Переселении и его трагедиях, таких как резня искренне доброжелательного Ретифа и его спутников руками короля зулусов Дингаана.
Итак, Вам предстоит прочесть эту повесть и узнать ее содержание. Что же остается сказать мне? Только то, что в память давно прошедших дней я посвящаю ее Вам, чей образ всегда возникает в моей памяти, когда я стараюсь нарисовать портрет английского джентльмена, каким он должен быть.
Я никогда не забуду Вашу доброжелательность: в память об этом я преподношу Вам эту книгу.
Всегда сердечно Ваш
Г. Райдер Хаггард.
Предисловие
Автор надеется, что читателя заинтересует изложение исторических событий на страницах повести о резне бурского генерала Ретифа и его спутников от рук короля зулусов, Дингаана. За исключением некоторых мелочей, автор полагает, что даже в деталях был довольно точен.
То же самое может быть сказано и в отношении ужасных страданий буров-переселенцев, которые продвигались по малярийному вельду, чтобы погибнуть по соседству от залива Делагоа. Об этих страданиях, в особенности о тех, которые были перенесены Тричардом и его спутниками, еще существуют некоторые современные записи, сохранившиеся в скудных работах по этому вопросу. Можно еще также упомянуть о существовании среди буров этого поколения общего мнения о том, что безжалостное убийство Ретифа и его спутников, а также и другие неприятности, обрушившиеся на них до того несчастья, произошли в результате предательских заговоров англичанина, или англичан, с деспотом Дингааном.
Заметка редактора
Нижеследующая выдержка объясняет, как рукопись «Мари» и с нею некоторые другие, одна из которых названа «Дитя бури», попали в руки редактора. Она взята из письма, датированного 17.01.1910 года, написанного мистером Джорджем Куртисом, братом сэра Генри Куртиса, баронета, который, помнится, являлся одним из друзей покойного мистера Аллана Квотермейна и его товарищем по приключениям, когда он открыл копи царя Соломона, и который позднее исчез вместе с ним в Центральной Африке.
Эта выдержка выглядит так:
«Вы возможно, помните, что наш дорогой общий друг, старый Аллан Квотермейн, оставил меня единственным исполнителем его воли, что он подписал перед тем, как вместе с моим братом отправился в Цувенди, где и был убит. Однако, суд, не будучи удовлетворен, ибо не было официального доказательства его смерти, поместил капитал под надежное обеспечение и по моему совету избрал этим местом недвижимое имущество в Йоркшире, где он и находится два последние десятилетия. Сейчас владелец этой недвижимости умер, и по горячей просьбе благотворительного учреждения, следящего за исполнением воли Квотермейна, а также и моей, ибо при моем неопределенном состоянии здоровья я не так уж долго смогу нести функции исполнителя, примерно восемь месяцев тому суд согласился приступить к распределению этого большого фонда согласно
Это, конечно, запутывает распродажу недвижимости и раньше, чем она будет выставлена на аукцион, я обошел дом в сопровождении выделенного судом стряпчего. Наверху, в комнате, которую обычно занимал Квотермейн, мы обнаружили запечатанный шкаф, который я открыл. Он оказался наполненным различными предметами, видимо, полученными от разных обществ в раннем периоде его жизни. Мне нет нужды перечислять их здесь, в особенности потому, что я являюсь их законным наследником и в случае моей смерти они согласно моей воле перейдут к Вам.
Среди этих сувениров я обнаружил прочный сундук из красного дерева, который содержал разные документы и письма, а также связку рукописей. Под тесьмой, связывающей эти рукописи, как Вы увидите, имеется обрывок бумаги, на котором написано голубым карандашом указание, подписанное „Аллан Квотермейн“, чтобы эти рукописи были пересланы Вам, если с ним что-либо случится и что только по Вашему усмотрению их можно будет сжечь, или опубликовать.
Так что по прошествии стольких лет, поскольку мы оба живы, я выполняю волю нашего старого друга и посылаю Вам его наследство, которое, полагаю, может представлять интерес и ценность. Я прочитал рукопись, названную „Мари“, и убежден, что ее нужно опубликовать, ибо думаю, что эта странная волнующая повесть о большой любви наполнена, кроме того, событиями забытой истории.
Та, что названа „Дитя бури“, тоже представляется очень интересной, как исследование о дикой, жестокой жизни, и другие, возможно, также, однако мои глаза так меня беспокоят, что я не в состоянии разобрать неразборчивый почерк. Надеюсь, что я многое выиграю, увидев их уже напечатанными…
Бедный старина Аллан Квотермейн! Словно он внезапно восстал из мертвых! Так, во всяком случае, я подумал, когда внимательно прочитал эти рассказы о том периоде его жизни, о котором не помню, чтобы он мне когда бы то ни было говорил…
Ну, теперь мои обязанности в этом деле закончены, а Ваши начинаются. Делайте с этими рукописями то, что Вам понравится…
Можно себе представить, как я, редактор, был удивлен, получив это письмо и при нем пакет рукописей. У меня это тоже вызвало ощущение, будто мой старый друг поднялся из могилы и стал передо мной, рассказывая историю своего бурного и трагического прошлого тем спокойным, размеренным голосом, который я никогда не смогу забыть…
Первая рукопись, — «Мари», — описывала необыкновенные переживания мистера Квотермейна в юности и его первую любовь…
Я никогда не слышал, чтобы он рассказывал об этой Мари, за исключением одного случая. Я припоминаю, что по какому-то поводу, — это было празднество в саду одного местного благотворителя, — я стоял рядом с Квотермейном, когда кто-то представил ему стоявшую по соседству молодую девушку, отличившуюся тем, что на празднестве она очень приятно пела. Фамилию ее я забыл, но помню, что ее звали Мари. Аллан Квотермейн вздрогнул, когда услышал это имя, и спросил, не француженка ли она. Та ответила отрицательно, добавив, что это имя действительно французского происхождения и дано ей в честь бабушки, которую тоже звали Мари.
«Правда? — сказал он. — Некогда я знал девушку, похожую на вас, которая также была французского происхождения и носила имя Мари. Возможно, вы будете более счастливы в жизни, нежели она, но лучше или благороднее ее вы никогда не сможете стать», — и он поклонился ей просто и вежливо, затем отошел в сторону. Позже, когда мы били одни, я спросил его, кто была та Мари, о которой он говорил молодой леди. Он немного помолчал, потом ответил:
«Она была моей первой женой, но я умоляю вас не говорить о ней со мной или с кем-нибудь другим, потому что мне тяжело слышать ее имя. Может быть в один прекрасный день вы узнаете о ней все».
Затем к моему огорчению и удивлению, у него вырвалось нечто вроде рыдания, и он быстро вышел из комнаты.
После прочтения мемуаров об этой Мари я могу теперь хорошо понять, почему он был тогда так взволнован. Я печатаю книгу фактически в том виде, в каком написала ее его рука.
Были там также и другие рукописи, одна из которых, озаглавленная «Дитя бури», рассказывает волнующую историю о прекрасной и, — боюсь, что я вынужден добавить, — злой зулусской девушке по имени Мамина, которая совершила много дурного в свое время и ушла нераскаявшейся из этого мира.