Шрифт:
Я вспоминаю большую роскошную гостиницу на Тверской, построенную одной из первых в последние годы перестройки. Впрочем, она и сейчас там стоит. Ничего не изменилось, кроме, разве что, смены хозяев да названия.
Тогда этот дворец производил особенное впечатление, потому, может быть, что гостиниц было мало ,нарядной жизни тоже, доходы не успокаивали продуктовых потребностей, а посему свежевымытый мрамор лестниц и вестибюлей отеля заставлял краснеть за свою плохо почищенную обувь. Да и вообще , присутствие среди этого строгого и дорого мира было весьма неловко. Желание напакостить надменным чистюлям-капиталистам возникало регулярно и закономерно. Впрочем, частое соприкосновение с подобными изысками неумолимо притупляло мое чувство неполноценности и, более того, через некоторое время уже не хотелось экспроприировать благородную туалетную бумагу в соответствующих кафельных чертогах.
Я – ресторанный,джазовый музыкант.Трудно назвать это профессией, скорее, это форма бытия.Работа почти каждый день.
Я одеваю белую рубашку (которая в начале недели ещё не пахнет заслуженным потом), потом жилетку , словом, всю ту самую спецовку, которая считается парадной, праздничной и вызывает у посетителей самые …равнодушные эмоции.
Очень хорошо помню тех людей, которые посещали наш ресторан. Стареющие мужчины с молоденькими дамами (приходящимся им не то дочками, не то раскрепощенными внучками, а может быть даже ещё кем –то, не к вечеру будет сказанно). Подружки-щебетушки ,говорящие и не слушающие друг друга, с прекрасным парфюмом и неистощимыми банковскими карточками опекунов. Иностранные управленцы с многочисленным выводком и умиротворёнными жёнами. Политики, звёзды и все те, кто любил торжественность, респектабельность и многозначительную дороговизну.
Перед началом открытия вечернего сета приходил главный распорядитель зала, то ли бельгиец, то ли француз с повадками озабоченного Луи де Фюнеса. Он быстро прохаживался по залу, выборочно проверяя бокалы на чистоту, держа их за тонкие ножки и поверчивая в лучах интимных бра. Осматривал достаточность приборов на столе, хорошо ли причёсан ковёр, сияют ли светильники на стенах и, заодно , не пьяны ли мы-музыканты.
В наши обязанности входило не только одевать белую рубашку и жилетку, но и исполнять музыку жизнерадостную, модную и , в тоже время, джазовую.Словом, ту, которая, как правило, не вызывает никакого интереса у слушателя и не отвлекает его от тарелочки со стейком или от банана, погружённого перед тем в расплавленный шоколад. Чем тише мы играли, тем довольнее становилось лицо метрдотеля-«Луи де Фюнеса».
Оговорюсь сразу, что личная жизнь моя к тому времени совсем расстроилась. Нельзя сказать, что я был брошен-нет, скорее я просто предпочитал свободное плавание. Супруга моя занималась своей личной жизнью и всё неспешно приближалось к разводу. А у меня, знаете, было такое ощущение, как у собаки, находившейся до того на цепи и, первое время , почувствовав свободу и не веря в неё, по инерции ещё и ещё кружа вокруг будки своей.
Мне хотелось во что бы то ни стало проверить и убедиться, что я действительно свободен, что, действительно, эта жизнь теперь для меня и я могу делать в ней всё, что мне заблагорассудится. Весь мир стал открыт и желанен. Однако стеснённость, нехватка средств заставляли меня каждый раз съёживаться от мысли, что назавтра будет нечем заплатить не только за свои удовольствия, но и за самое необходимое…
Но отвлёкся. Ожидая посетителей ресторана, от нечего делать, я с удовольствием разглядывал молчаливых официанток.
При посетителях они сновали , как рыбки в аквариуме, а в отсутствие оных, они также как рыбки возле зимней лунки, долгое время покоились возле кассы, ожидая когда забредёт долгожданный клиент.
У каждой девушки был свой характер. В течении четырёх часов, что я находился на сцене, мне ничего другого не оставалось как наблюдать за их молчаливой аквариумной жизнью и внешними природными данными.
У одной был тонкий стан и рюмкообразная талия, туго обтянутая форменным малиновым жилетом, а у другой был свой козырь- уверенные рельефы ниже пояса. Догадываясь о таком таланте и будучи к музыкантам спиной эта особа , при первой возможности, быстро и шаловливо оглядывалась, игриво наслаждаясь единодушной концентрацией нашего внимания…Но это бывало в самом начале вечера, с каждым часом задор её пропадал, а на лице всё более проявлялось усталое и равнодушное выражение . Или вот ещё одна- совсем молоденькая блондиночка.Она была всё время сонная, и , ясное дело, несложно было догадаться, что у неё сессия и она вернется к учебникам и конспектам при первой же возможности. Не пришпиленная прядь волос болталась на затылке, производя впечатление хвостика антилопы, заманивающего и , зачастую, сбивающего с толку кровожадного хищника.
Отдельно от всех, на входе, как полковники при пехоте стояли две девушки хостес. В их обязанности , входило умение приметить, привлечь, встретить разговорить и провести на место зазевавшегося посетителя. Они должны быть идеальны. Они должны были знать английский язык. Они должны быть подтянуты, всегда в тонусе- что бы олицетворять собой всё самое лучшее что можно ожидать от этого ресторана- роль, призванная сдёрнуть пред вами, о долгожданный гость, вуаль с воздушного замка недосягаемых высот сервиса и гастрономических удовольствий. Как я уже сказал, эти радушные феи располагались возле входа и нам было трудно их разглядеть за колоннами, которые напоминали массивные мраморные слоновые ноги. Однако, одна из хостес, вопреки должностным предписаниям, иногда приближалась к сцене. Когда было мало народу и ей нечем было заняться, она смотрела , или , может быть, даже слушала наш однообразно журчащий ансамбль. Глаза девушки были внимательны , макияж безукоризненный и издалека она временами казалась благородно-недостижимой мечтой романтика.
Конец ознакомительного фрагмента.