Шрифт:
– Та дам та дам туда! – напевал Никанор Фомич Зовве сонату Шуберта.
Собственно говоря, кто же это такой – Никанор Фомич?
Да вот – еще не старый, или, как говорят в благородном обществе, «в возрасте, прилично за тридцать», господин с пепельной бородой и имевший в высшей степени самое благообразное выражение лица (длинные ресницы ли тому причиной?).
И это не случайно!
Никанор Фомич служил в оркестре губернаторской
С годами служение Аполлону сказывалось на самочувствии, а посему широко посаженные глаза маэстро выказывали следы привычной усталости от частых приступов мигрени.
Однако сейчас, получив жалование, он в прекрасном и благодушном настроении направлялся домой.
Стояла та особая пора, когда в городе N даже в самых темных палисадниках и во дворах месяц май щедро одаривал вишни белоснежными соцветиями, а по улочкам, покачивая на ветру своими воздушными бланжевыми ветвями, распространяла сладкий аромат весенняя черемуха.
В такое время спешить никуда не хотелось.
Никанор Фомич расстегнул свой сизый домекатоновый сюртук.
«А вот и хорошо! А вот уже и потому хорошо, что пройти можно неспешно, вкушая прелесть момента! И вот ведь не на службу, не на занятия, а исключительно для благодати природного единения и здоровья сосудистого!»
–думая так, он степенно шагал своими длинными ногами по брусчатке одной из центральных улиц вышеназванного городка.
Сами эти аккуратные и выровненные дорожные булыжники, кое -где вросшие в мох, напоминали, при некотором воображении, головы зрителей в партере, ежели бы только они все были лысые и мужеского полу.
Смелое сравнение это не мало повеселило шагающего.
Присутствие полученной наличности предлагало не только хорошее настроение, но и желание невинно побаловать себя чем-нибудь. Какой-нибудь приятной безделицей. Да вот взять хотя бы и копченую севрюгу!
Никанор Фомич прекратил напевать при виде лотка с рыбным развалом.
За наспех сколоченным столом из серых досок стоял угрюмы торговец с растрепанной головой и суровым, подозрительным взглядом.
Поравнявшись с волжской снедью, Никанор Фомич пошевелил верхней губой, как будто помогая запаху скорее пробраться прямиком в ноздри, после чего спросил:
– А и здравия желаем… что же просите за вон ту севрюжку?
Никанор Фомич показал мизинцем на небольшой бурый закопченный деликатес с конусообразным
– Энта? двугривенный.
– Так позвольте, там и есть нечего. Одна морда вполовину будет.
– А у ней дак все в еду годно. Я и голову, и хвост, и плавники, и молоки-все ем.
Никанор Фомич представил себе этот акт в исполнении продавца. С трудом поборол брезгливость.
– Ну хорошо, а вот эта царевна в какую цену?
– Эта?
– Рубль. Тут фунта три. Мужики на затоне коптили. У меня самая красная цена. На Углической такая за рубль двадцать. А мы цену свою держим. Без обману.
И опять Никанору Фомичу представилась, как угрюмые мужики собираются ночью где-то на затоне и вываливают браконьерский улов, после чего коптят рыбу и рассказывают какие-нибудь совсем скабрезные истории.
– Хорошо, братец, я подумаю.
– Воля Ваша, голова-не щи класть, а что б думать всласть.
Может быть, Никанор Фомич и поторговался бы еще для виду, а потом и купил бы севрюжки, но после такого нелицеприятного ответа, ему расхотелось вообще вступать в какие-либо переговоры с этим субъектом и молчаливо вскинув брови в сожалительной гримасе, он проследовал дальше.
«Как, в сущности, примитивно мы устроены. – думал про себя Никанор Фомич, – Вот как чуть что-сразу живот свой набить. И я туда же! Лишь бы поесть. А надо духовной пищей питаться. Как там было в писании сказано- Добро благодатию утверждати сердца!Именно!Впрочем, почему же так дорого за рыбу драть? Хитрец-одним словом»
Надо вам сказать, что как раз в это самое время наш герой проходил возле магазина «Антиквариат С. Терещук и Пирро».
Магазин выделялся своими вензелями на вывеске и настойчиво завлекал внутрь развешенными по бокам дверей полузасохшими геранями в кашпо.
«Купить разве нот? Для души… что-нибудь модное, душевное. Впрочем, как может быть модное-душевным? – думал Никанор Фомич, нерешительно входя в магазин под призывно зазвеневший дверной колокольчик.
Внутри, на удивление, было много посетителей. Так, двое студентов недвусмысленно шушукались возле репродукции с обнаженной нимфой в духе Семирадского, тут же Бог весть зачем забредшая сюда старуха совсем простого вида, в цветастом поплиновом платке, подслеповато разглядывала мельхиоровые подстаканники за стеклом высокого шкафчика.
Конец ознакомительного фрагмента.